У кого в школе не было прозвищ? Но учёба закончилась, а прозвище осталось. А после войны с Линдорном оно разнеслось по всему Валлондолу. Чёрный абеллург. За такие слова можно было угодить в темницу. Кто смеет так называть слугу светлого бога? Айнагур пытался это выяснить, но так и не сумел. Казалось, ни одни уста не произносили этих слов, но прозвище жило. Оно как будто жило своей собственной жизнью. Оно витало над ним, словно тень харга. Он до сих пор вскакивал по ночам, разбуженный хриплым, пронзительным криком:

— Хайна-гурр!

В Сантаре они тоже водятся.

— Их здесь нет, абеллург, — уверял слуга-сантариец. — Они живут на севере, там, где скалы и рощи вирна. Всё больше по ущельям. А в наших краях их нет.

— Может, кто держит… Ручного.

— Что ты, господин! Они не бывают ручными.

Айнагур провёл по зеркалу пальцем. Надо будет сказать Таггону, чтобы задал уборщику хорошую трёпку. Сколько дней он не натирал это зеркало? Сербин так быстро темнеет. Аллюгиновые зеркала были бы лучше, если б не эти фокусы. У Айнагура до сих пор мороз пробегал по коже, когда он вспоминал…

Это было на восьмой год их пребывания в Сантаре. Его люди обнаружили в Ингамарне аллюгиновую пещеру. Что такое аллюгин? Сантарийцы говорят, это застывшие слёзы богини земли. Валлоны сначала приняли его за лёд. Потом удивились: где это видано, чтобы лёд излучал свет и, несмотря на неровную поверхность, так чётко всё отражал. Валлоны были вне себя от восхищения, попав в чудесный сверкающий дворец, где не то капли воды, не то и впрямь слёзы богини, струясь по стенам, застывали и превращались в зеркала, а с потолка свисали огромные причудливые сосульки. Иные, доходя до самого низа, образовывали зеркальные колонны. "Совсем как в том павильоне Белого замка!" — бурно восхищался Таггон, не замечая, как хмурится и темнеет лицо ан-абеллурга. Таггон был верный человек, порой даже незаменимый, но он не всегда понимал, что следует говорить, а что нет.

Это был явно не лёд, потому что в тепле не таял. Странное вещество легко откалывалось от стен пещеры и в качестве зеркала не требовало никакой обработки. Даже неровная поверхность аллюгина давала совершенно нормальное, ничуть не искажённое, а главное, объёмное отражение, а кроме того, излучала мягкий, серебристый свет и создавала потрясающую иллюзию пространства. Если повесить в помещении несколько таких зеркал, то даже ночью будет светло. Комната, отражённая в аллюгиновом зеркале, казалась не просто больше. Зеркало словно раздвигало пространство, создавая ощущение бесконечноcти.

Валлоны решили, что на этом и кончаются чудеса аллюгиновых зеркал, но когда они принялись украшать ими свои жилища, началось такое… Двое умерли от разрыва сердца. Кто-то поседел, иные остались заиками. Были и случаи помешательства. А многие потом до конца дней своих боялись смотреться в зеркала. Даже в сербиновые.

Айнагур никогда не был трусом, да и многое повидал за свою долгую жизнь. Но даже он до сих пор содрогался, вспоминая ту историю.

Зеркало уже несколько дней висело в его кабинете напротив входа. Ступив за порог, он сразу видел своё отражение. А тогда он вернулся с совета поздно вечером и, войдя в комнату, чуть было не кинулся обратно. Из зеркала на него смотрело чудовище. Точнее, полуистлевший труп. Скелет, покрытый клочьями бурой кожи, с зияющими глазницами и ртом, оскаленным в зловещей ухмылке. Айнагур усилием воли подавил вопль ужаса. Как?! Неужели это правда?! Волшебное зеркало Ханнума, которое отражает истинный облик… Неужели это он? Неужели он был бы сейчас таким, если б не… Бред какой-то… В коридоре послышались шаги. Айнагур захлопнул дверь и немного постоял, прижавшись лбом к прохладному косяку. Наконец собрался духом, повернулся к зеркалу и увидел… своё отражение. Лицо землисто-серое, губы трясутся, мокрые волосы прилипли к вискам. Он решил, что сходит с ума. А может, просто переутомился? Надо отдохнуть, отоспаться, забыть пока о работе, а то ещё не такое почудится.

Несколько дней всё было в порядке. Айнагур успокоился, только ругал себя за то, что ударился в суеверие. Подумать только — волшебное зеркало! Он и в детстве-то не особенно верил в дедовы сказки.

"Это" повторилось дней через семь. Войдя в комнату, Айнагур сразу упёрся взглядом в зеркало и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове. На него опять смотрел тот полуразложившийся мертвец. В дверь постучали — слуга принёс ужин. Айнагур крикнул, что ничего не надо, и не узнал собственного голоса. А слуга, наверняка, даже не удивился. Он давно уже привык к угрюмому, раздражительному нраву своего господина. Айнагур медленно обернулся… По поверхности зеркала, словно по водной глади, пробежала лёгкая зыбь — и он увидел своё смертельно-бледное лицо. Так значит, это странное изображение появляется, если из коридора падает свет беноновых ламп! А если дверь закрыть, исчезает, но не сразу. Дождавшись, когда утихнут шаги слуги, Айнагур снова распахнул дверь. Невероятным усилием воли заставил себя обернуться. Чудовище было там. Оно таращилось на него из глубины зеркала чёрными провалами глазниц и ехидно скалило жёлтые зубы. Айнагур выключил в коридоре свет и вернулся в комнату. В зеркале никого не было. Даже его отражения. Подошёл поближе — всё равно никого. Вот так фокус! Когда-то в Валлондоле его раздражало озеро Сан-Абель. Но в нём хоть вообще ничего не отражалось, а тут… Айнагур растерянно смотрел в пустое зеркало. Там не было ни его отражения, ни комнаты, ни тёмного дверного проёма. Только серебристая, прозрачная пустота и глубина, длящаяся до бесконечности. Она притягивала к себе, засасывала… Айнагур опустился в кресло и долго сидел, закрыв глаза. Уже совсем стемнело, когда он, наконец, встал и направился к окну — раздвинуть шторы. В зеркале что-то шевельнулось. Айнагур замер, чувствуя, как по спине струится прохладный ручеёк пота. Скосил глаза — в зеркале был он и… Проклятие! Там был не только он! Кто-то стоял за его спиной. Айнагур оглянулся — нет, в комнате он один. А там… Он бросился к стене, включил свет. И увидел в зеркале себя одного. И отражение комнаты. Всё как обычно.

В следующий раз фокусы начались, когда он зажёг лампу слева от зеркала. Он уже убедился, что многое зависит от освещения. На это раз он увидел своего старого знакомого с оскаленным ртом, а за ним… В глубине зеркала стоял кто-то едва различимый, со смазанными чертами бледного застывшего лица.

Айнагур попытался исследовать это явление, но вовремя остановился. Почувствовал, что это свыше его сил. Сперва его мучила мысль о возможном помешательстве, но вскоре об аллюгиновых зеркалах заговорили всюду. Матери лишились сна, успокаивая по ночам перепуганных детей. Естественно, вспомнили о колдовстве. Айнагур велел изъять зеркала из всех домов, да люди и сами их выбрасывали. Теперь ими завалены нижние склады лаборатории. Айнагур объявил всю информацию, касающуюся аллюгина, секретной. Народу говорили, что всё это нехитрые фокусы, которые сантарийские колдуны придумали для того, чтобы пугать валлонских детей. Разумеется, ненависть к колдунам от этого не уменьшилась. Но и страх перед ними тоже. Для более или менее образованной части валлонского общества Айнагур сочинил «научное» объяснение этому явлению — чтобы люди знали: ничего необъяснимого, не доступного пониманию абеллургов не существует. Он знал — вникать в это всё равно никто не станет. Ну а если станет, то управа на таких всегда найдётся. Когда главный абеллург вспоминал о «волшебных» зеркалах, лежащих в подвалах его лаборатории, у него тут же портилось настроение. Он до сих пор не нашёл всему этому хоть сколько-нибудь разумное объяснение.

Сантара — странное место. Всё здесь не так. Страна загадок, перед которыми отступают разум и здравый смысл. Айнагур ненавидел эту страну. Он прожил в Сантаре уже почти полтора больших цикла и до сих пор не мог с ней примириться. Он с самого начала объявил ей войну. Он здесь правил, но каждое мгновение своей жизни чувствовал неотвратимость поражения. И из-за этого ненавидел Сантару ещё больше.