— Встань.

Я поднялся на ноги, автоматически, повинуясь приказу, и повернулся лицом к постели.

Там, под одеялом, щекой на ладони, как и в предыдущую нашу встречу, лежало создание, с которым меня свела судьба при обстоятельствах, что уже не стереть из памяти, — вроде такое же, как вчера, но и не такое.

Глава 5. Как совершить кражу со взломом

То, что в постели был тот же самый человек, с которым мне, на свою беду, довелось столкнуться вчера, сомневаться, конечно, не приходилось. Однако теперь я заметил, что в его внешности произошла удивительная перемена. Начать можно с того, что выглядел он моложе: старческая немощь уступила чему-то, что было легко принять за молодой задор. Черты лица тоже несколько изменились. Нос, например, более не казался огромным и перестал так сильно походить на клюв. Как по волшебству, разгладилась большая часть морщин. Хотя кожа осталась шафранно-желтой, овал лица смягчился, даже появилось скромное подобие подбородка. Но более всего поражало то, что облик его приобрел определенную женственность — столь сильно бросающуюся в глаза, что мне подумалось, а не ошибся ли я, приняв за мужчину ее, эту отвратительную представительницу слабого пола, поддавшуюся низменным инстинктам и от этого ставшую ничем иным, как жуткой тенью женщины.

Впечатление от изменений, произошедших в его внешнем виде — его, ибо в конце концов я постарался убедить себя, что вряд ли я такой простак, чтобы ошибиться в определении пола, — было усилено самоочевидным фактом, что совсем недавно этот человек участвовал в горячей схватке — близком и, по-видимому, позорном столкновении — и вынес из нее постыдные свидетельства дерзости противника. Вряд ли его враг отличался благородством: на лице красовалась дюжина царапин, по которым можно было догадаться, что основным оружием в бою являлись чьи-то ногти. Не исключено, что хозяин казался таким взволнованным, потому что пыл сражения все еще не угас в его венах. Он точно сам удивлялся своим бурным чувствам. Глаза его буквально полыхали огнем. Лицо искажали гримасы, как будто он не был властен над собой. Заговорил он с сильным иностранным акцентом; слова слетали с губ нечленораздельным потоком; он повторял одно и то же вновь и вновь, отчего выглядел потерявшим рассудок:

— Итак, ты не умер!.. не умер: ты жив!.. жив! Ну… каково побыть мертвецом? Отвечай!.. Разве плохо умереть? Лежать мертвым… что может быть лучше! Оставить все позади, утерять желания, иссушить слезы, больше ничего не хотеть и ничего не иметь, перестать беспокоиться и позабыть устремления, никаких тебе больше забот — никаких! — совершенно; сбросить с себя бремя жизни — навечно! — неужели это не прекрасно? О да!.. Это правда!.. неужто мне этого не знать? Но пока тебе сия истина недоступна. Ты возвращаешься к жизни, уходишь из смерти… ты еще поживешь!.. для меня!.. Оживай!

Он взмахнул рукой, и стоило ему это сделать, как случилось то же самое, что и вчера: в самых глубинах моего существа произошла метаморфоза. Я очнулся от оцепенения и, как он выразился, ушел из смерти, вновь став живым. Тем не менее я не был самим собой; я осознавал, что пребываю под гипнозом такой мощи, какую до сих пор не мог себе даже представить, но при этом я хотя бы не сомневался, жив я или мертв. Знал, что жив.

Он лежал и смотрел на меня, словно читал мысли, переполнявшие мою голову; впрочем, этим он и занимался.

— Роберт Холт, ты вор.

— Нет.

Я заговорил и вздрогнул от собственного голоса — как же давно я его не слышал!

— Ты вор! Только воры залезают в окна… разве ты не пришел сюда через окно? — Я молчал: что было проку возражать ему? — Но это хорошо, что ты залез в окно… хорошо, что ты вор… хорошо для меня! Меня! Именно ты мне и нужен… в удачное время попал ты мне в руки… в самое подходящее. Ведь ты мой раб… всегда при мне… сделаешь все, что только пожелаю… ты и сам знаешь это, да?

Я знал, и понимание собственной беспомощности ужасало меня. Мне казалось, что как только я смогу ускользнуть от него, как только освобожусь от пут, коими он меня связал, как только окажусь подальше от жутких чар его близкого соседства, хорошенько поем пару раз и отдохну, сбросив с себя изматывающий гнет умственной и телесной усталости, вот тогда я буду способен сразиться с ним на равных, а если он опять попытается поработить меня своей магией, ему это не удастся. Но как бы то ни было, в тот миг я осознавал, что бессилен, и эта мысль убивала меня. Он вновь и вновь старался внушить мне все ту же ложь:

— Я говорю, что ты вор!., вор, Роберт Холт, вор! Ты залез в окно ради собственного удовольствия, а сейчас ты полезешь в нужное мне окно — не это, другое. — Я не понял, в чем соль прозвучавшей шутки, но сказанное рассмешило его, и он издал скрежет, призванный означать смех. — В этот раз ты полезешь вором, о да, точно.

Он умолк, пронзая меня взглядом, ни на мгновение не отводя немигающих глаз от моего лица. Как отвратительно-притягательны были они — и как же я их ненавидел!

Он заговорил опять, и в голосе почувствовались иные ноты — горькие, жестокие, беспощадные:

— Ты знаком с Полом Лессинхэмом?

Он произнес это имя с нескрываемым отвращением — и в то же время так, будто ему нравилось проговаривать его вслух.

— С каким Полом Лессинхэмом?

— Существует только один Пол Лессинхэм! Тот самый Пол Лессинхэм… великий Пол Лессинхэм!

Он скорее прокричал, чем сказал это, и вспышка его ярости была так неистова, что мне на секунду подумалось, что он набросится на меня и разорвет на части. Я затрясся. Не сомневаюсь, что голос мой явственно дрожал при ответе:

— Весь мир знает Пола Лессинхэма… политика… государственного мужа.

Он метнул в меня гневный взгляд, глаза его распахнулись. Я стоял и ждал физической расправы. Но он пока ограничивался словами:

— Сегодня ты, как вор, полезешь в его окно!

Я все еще не понимал, о чем речь, и, судя по его следующей реплике, это недоумение отразилось на моем лице.

— Не понимаешь?.. нет!.. все просто!.. куда уж проще? Я говорю, что нынче ночью — нынче! — ты пролезешь в его окно, как вор. Ты залез в мое окно, так почему бы и не забраться в окно к Полу Лессинхэму, политику… государственному мужу.

Он будто передразнивал меня, повторяя мои слова. Я же — и горжусь этим! — отношусь к тем неисчислимым массам, что считают Пола Лессинхэма величайшим из ныне живущих политических деятелей; я из тех, кто с полным доверием полагается на него в великом деле конституционных и общественных реформ, кое он сам взвалил себе на плечи. Смею предположить, что когда я говорил, я не скрывал своего восхищения, а это пришлось не по вкусу человеку на кровати. Но я по-прежнему не имел ни малейшего понятия о том, что означает его безумная речь о воровском проникновении в окно Пола Лессинхэма. Она слишком напоминала бред сумасшедшего.

Я стоял и молчал; он, не отводя от меня взгляда, заговорил несколько по-иному — с нежностью, я и не думал, что он способен говорить с такими нотками.

— На него приятно смотреть, на Пола Лессинхэма… разве не приятно на него смотреть?

Я осознавал, что мистер Лессинхэм, в физическом плане, представлял собой образчик мужественности, но я не был готов принять сей факт в таком аспекте — и обсуждать его в той манере, в которой временный повелитель моей судьбы принялся развивать и углублять тему.

— Он стройный — прямой, как корабельная мачта… высокий… кожа белая; сильный… мне ли не знать, как он силен… о, силен!.. о да! Разве не прекрасно быть его женой?.. его возлюбленной?.. светом его очей? Неужели женщине может выпасть лучшая доля? О нет, никогда! Его жена!.. жена Пола Лессинхэма!

Он говорил тихо и напевно, дав волю неожиданной сентиментальности, и выражение его лица изменилось. Было видно, что он томится — желает чего-то сильно и страстно, — и это, пусть и не самое привлекательное, выражение тоски на мгновение преобразило его. Но лишь на мгновение.

— Стать его женой — о да! — женой, которую он презирает!.. униженной и отвергнутой!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: