В минуты, когда тягостное течение тюремной жизни было особенно невыносимым, ему хотелось взмыть над землей, «метнуться в хаос облаков», «заглянуть за край жизни» и увидеть ее не только в чехарде событий, а рассмотреть спокойно с космической высоты, чтобы затем лучше ее организовать, сделать разумнее и добрее. Он мечтал взглянуть на свою землю в целом, на всю сразу и, успокоившись, сказать: «Я взвесил все, мой разум знает ныне», что все ничто «в сравнении с этой жизнью, этой смертью». Так запечатлел он свое чаяние в «Открытии Индии».

Он с трепетным волнением встретился с первым землянином, увидевшим Индию из иллюминатора советского космического корабля.

Если смотреть на нее из космоса, Индия имеет форму человеческого сердца, опоясанного белой кромкой океанского прибоя и переплетенного венами рек. Земля внизу ровно дышит легкими своих лесов; небо на горизонте окрашено в фиолетово-розовые тона, какие бывают только в этих широтах, а еще выше густеет, становясь все сочнее, бездонная синева бесконечного мира.

Джавахарлала Неру уже не стало, когда советская ракета вывела первый индийский спутник на орбиту вокруг Земли.

Человек — творящая сила на земле, всему причина — доброму и злому, созиданию и разрушению, науке и мракобесию, социальному прогрессу и консерватизму, войне и вечному стремлению людей к миру, насильственной смерти и бессмертной славе. Человек шагнул во вселенную, проник в микромир, извлек из ядра атома неисчерпаемую энергию света, тепла, плодородия, движения. Люди сообща уже сейчас могли бы создать рай на земле. Но люди разные, они не едины. Умножив свои созидательные возможности, они овладели и чудовищной разрушительной силой.

Джавахарлал Неру выбрал мир, а не войну, созидание, а не разрушение, выбрал науку, социальный прогресс и свободу.

Неру умел мечтать, но он был и реалистом. Он знал, что одной жизни недостаточно для завершения начатого им дела. Это, однако, не остановило его: начатое им завершат другие.

...С разных концов Индии взмыли в небо самолеты, унося в своих стальных чревах горсточки праха человека, сумевшего своей душой подняться над людскими страстями и одновременно слиться с желаниями и мыслями простого труженика-индийца. Прах Джавахарлала Неру упадет на его любимую землю, смешается с животворной почвой, станет частью ее, придавая силы новому семени жизни и подтверждая идею о бессмертии его Индии. Так хотел Неру.

Пепел человека, не щадившего себя ни в высоком парении мысли, ни в земных поступках, вихрем закружился в воздушных потоках над зелеными квадратами рисовых полей.

Уходят поколения и цивилизации, земля вбирает их в себя и рождает новые. Сменяются эпохи, и человечество утверждает «в круговороте зачатий и кончин», в созидании и подвигах свое бессмертие.

Нет у Земли ни старости, ни смерти!

Приспущенный над Красным Фортом в Дели трехцветный флаг снова поднят. Это символ Республики Индии, единой и свободной, в которую горячо и искренне верил ее проповедник и первый премьер-министр Джавахарлал Неру.

Не по возрасту задумчивый мальчик стоит под широкой кроной смоковницы. Неровная тень от ветвей вздрагивает на его лице. Он аккуратно причесан: черные волосы прорезаны сбоку стрелкой пробора. На нем матроска, шорты и гольфы. В европейской одежде он совсем непохож на своих сверстников, которые озорно барахтаются в реке. Никто из ребят не смеет заигрывать с мальчиком в матроске. Да и сам маленький сахиб[1] не проявляет видимого интереса к ним, хотя в глубине его глаз блестят огоньки зависти.

На берегу у воды невысокая молодая женщина, Сварупрани, его мать. Она слегка приподнимает рукой край сари, закрывающий лицо от толпы пилигримов: «Джавахар, иди сюда», — ласково улыбается она, обращаясь к сыну. Но он не идет и только глазами просит у матери прощения за непослушание. Мать не настаивает и одна спускается к журчащему потоку для омовения.

«Ах, Джавахар, каков!..» Она-то знает, в чем причина его непослушания: это все Мотилал — отец его, который не признает никаких религиозных обрядов и в душе не одобряет суеверия своих домочадцев. Мотилал, разумеется, вовсе не ждет от родственников, чтобы они думали и поступали так же, как он сам, но мальчик-то все понимает и хочет походить на отца. «Боже, к чему только все это приведет!» — сокрушается Сварупрани и просит богов помиловать мужа и сына. «Еще этот скандал, разразившийся в общине из-за упрямства Мотилала, — с тревогой думает она. — Какой пример для Джавахара. Почему бы Мотилалу не подчиниться традиции и не совершить обряд очищения?» — задает она себе уже в который раз один и тот же вопрос.

А Джавахарлал восхищается отцом. Отец совсем не такой, как все: прямой, сильный, смелый, смеется громко, открыто.

Вернувшись в 1899 году из Европы, Мотилал Неру отказался совершить обязательный обряд очищения, чем навлек на себя бурю негодования земляков-брахманов[2], к касте которых принадлежал. Некоторые из друзей Мотилала осудили его за отступничество от веры и навсегда отвернулись от него, другие (их было больше) в глубине души радовались тому, что влиятельный член высшей касты взбунтовался против устаревших порядков, запрещавших брахманам покидать Индию. Многие из них сами были не прочь по своим делам совершить поездку в Европу, но не решались, боясь отлучения от касты. Своеобразный бунт Мотилала вселял некоторую надежду на ослабление консервативных запретов индуизма. Индусы-реформаторы, клеймя ортодоксов, отстаивающих культурный изоляционизм, называли их «лягушками, чей кругозор ограничен рамками лужи, в которой они обитают».

Мир быстро менялся, связи между людьми становились теснее. Новая индийская интеллигенция и предприниматели потянулись за океан, на Север, где громыхали кузнечные молоты, работали паровые машины, рычали моторы, улицы заливал электрический свет; оттуда поступали в Индию невиданные доселе промышленные товары, а туда текли индийские золото, серебро, драгоценности. Индия, по меткому выражению индийского мыслителя и патриота Свами Вивекананды, склонялась «перед фабричной трубой как перед военным знаменем».

И до Мотилала брахманы нарушали запрет и ездили за океан, но по возвращении домой они проходили обряд очищения в водах Ганга. Теперь некоторые из них объединились вокруг Мотилала и образовали реформистскую группу, настаивая на пересмотре устаревших положений дхармы[3] брахманов. За это новшество горячо выступили юноши и девушки из состоятельных семей, которые стремились получить образование в Европе.

Неру были выходцами из Кашмира. Подавляющее большинство кашмирцев из высших сословий совершали массу «еретических» поступков: общались и ели за одним столом с небрахманами и неиндусами, нарушали запреты, связанные с затворничеством женщин, отвергали ношение парды. Однако браки кашмирцев с представителями других общин были крайне редки. Кашмирцы — небольшой народ, и они ревностно охраняли свою самобытность, характерные арийские[4] черты; опасались раствориться в море других индийских и неиндийских племен и народностей.