Кислород и азот перемешаны между собой и почти никогда не соединяются. Азот — вещество ленивое и не любит завязывать прочные связи. Нужен удар молнии, чтобы связать азот с кислородом.

Это понял впервые академик Василий Петров в ходе опытов с электрической дугой.

На заре прошлого века смелый русский ученый Каразин предложил ловить молнии воздушными шарами и при помощи молний делать селитру.

Только в начале нашего столетия построили заводы для добычи из воздуха связанного азота.

На химических заводах в огромных электрических печах день и ночь ревела неугасимая искусственная молния-дуга Василия Петрова.

Электромагниты расплющивают ее в пламенный трехметровый блин. Фиолетовый дымок заполняет печи. Это окисел азота — соединение азота с кислородом.

Фиолетовый дым пропускают через воду, и вода становится едкой, жгучей, как огонь. Железная подкова растворяется в ней быстрее, чем кусок сахара в чае. Получается свирепая азотная кислота. Если подействовать ею на щелочь, то щелочь превратится в селитру.

Электроэнергия пока дорога, и другие, более дешевые способы оттеснили со временем дугу.

Но все больше строится гидростанций, электроэнергия дешевеет. И кто знает, может быть, снова возвратится этот метод, как являются из забвения многие великие изобретения, преображенные и обогащенные всем дальнейшим ходом развития науки.

Представьте, что где-то на Марсе изобретен сверхмощный телескоп или межпланетный телевизор, в который можно увидеть все, что делается на Земле.

И что это такой сложный прибор, что его целые сутки надо отлаживать и настраивать, чтобы на одну минуту поглядеть одним глазком.

Марсиане обступят изобретателя и расспросят, что он увидел.

— Я увидел недвижный город. Улицы пустынны. Двери домов закрыты, окна зашторены. Люди крепко спят в своих постелях.

Снова отладит изобретатель свой аппарат, снова справятся марсиане:

— Как? Проснулись люди?

— Спят, — ответит изобретатель.

Так и в третий и в четвертый раз.

Марсиане решат, что Земля заколдована, словно царство спящей царевны.

Марсианин бросал на Землю короткий взгляд один раз в сутки и не подозревал, что люди в промежутках просыпались, двигались, работали, строили города, прорывали каналы и снова возвращались в постель.

Теперь представьте, что в полной темноте бешено вертится колесо.

Вспыхивает искра и озаряет его, как проблеск молнии. Проблеск длится такой короткий миг, что колесо почти не успевает повернуться. Неподвижный образ колеса на мгновенье запечатлевается в глазу, словно снимок при вспышке магния. Не успеет растаять образ, как новая вспышка воскрешает его вновь.

Проблески мелькают один за другим, сливаясь в одно немигающее сверканье.

Люди видят неподвижное колесо и не подозревают, что в момент затмений колесо прокручивается на полный оборот.

Так работает стробоскоп — лампа для осмотра движущихся машин.

Стробоскоп вносят в цех, где стремительно вращаются машины, и в его фиолетовом свете машины замирают, как заколдованные, словно в царстве спящей царевны.

Дрожат половицы, надрывно воют колеса, а повсюду сонный покой, и хочется руку протянуть и тронуть неподвижную шестерню.

Берегитесь! Пальцы оторвет!

Ну как не удивляться волшебнице-искре, которая и в движении находит неподвижность и не дает отвертеться от людского взгляда даже вертящемуся колесу!

Пыль, всюду пыль.

Каждый день шаришь тряпкой, залезаешь в каждый уголок, а назавтра все опять, как было.

И откуда она берется, эта пыль?

Вот так живешь и не замечаешь, что все в доме разрушается: истираются половицы, осыпается штукатурка. Меловая пыль валит с потолка, как тончайший, невидимый глазу снег. Тихо падают незримые белые хлопья — панцыри допотопных, давно исчезнувших существ.

Ветер приносит с полей семена растений — живую пыль, готовую вырасти в цветок. С тротуаров заносятся вредные бактерии, грозящие болезнью и смертью.

Тридцать лет назад на Аляске вулкан Катамай выдохнул тучу легчайшего пепла. Пеплом покрылось море вокруг. В полутораста километрах от вулкана пыль легла таким толстым слоем, что в него по колено могла уйти человеческая нога.

Туча, которую выдохнул Катамай, поднялась на страшную высоту, растянулась над Атлантическим океаном, суток через пятнадцать достигла Европы и окутала вскоре все северное полушарие, заслонив солнечный свет.

Казалось, солнце померкло. И ученые подтверждают, что действительно целых два года подряд, пока не рассеялась пыль, солнце светило в северном полушарии на одну треть слабее, чем обычно.

Заводские трубы непрерывно выбрасывают сажу, словно маленькие вулканы.

Тяжкая темная шапка пыли нахлобучена на промышленные города.

Особенно плотна она в странах капитала, где хозяева заводов не заботятся о здоровье трудящихся.

Если бы собрать и затем вывезти прочь всю сажу, которую ежегодно выбрасывают в небо трубы заводов Англии, то пришлось бы отправить три тысячи нагруженных до отказа поездов.

Пыль летит из межпланетных пространств.

В ледяных межзвездных просторах развеян прах погибших миров. Рассыпаются в пепел, сгорая в воздухе, падающие звезды.

Сто тонн пыли из космических пространств выпадает каждые сутки на поверхность Земли. Земной шар пылится, как глобус. И когда вы смахиваете пыль со своего стола, то разрушаете странную коллекцию: панцыри исчезнувших существ, злобные бактерии, семена растений, пепел грозного вулкана Катамай и осколки погибшей планеты.

В замечательном сказе Лескова говорится о том, как тульский мастер Левша с помощниками подковал стальную блоху. Он подбил ей подковы крохотными гвоздиками, различимыми только в «мелкоскоп», и на шляпке каждого гвоздика расписался.

Кто начнет пересматривать в микроскоп незримую коллекцию пылинок, тог отыщет в ней целое собрание изящных вещиц, словно сделанных в мастерских Левши.

То здесь, то там в поле зрения, среди бесформенных обломков и комков разложены крохотные вещицы резной и токарной работы: коробочки, корзинки, шары, покрытые тонкой резьбой.

Ботаник взглянет и скажет: да ведь это пыльца!

Да, это пыльца, облетающая с трав и деревьев в пору их цветения.

Растения в цвету выбрасывают мириады пылинок, с одной сосны их слетает столько, сколько можно поймать глазом звезд на ста тысячах небосводов. Ветер разносит пыльцу и незримым покровом расстилает по земле. Удивительно то, что пыльца не гниет, не разрушается и хранится в земле миллионы лет. Даже грузные пласты песка и глины, за тысячелетия навалившиеся сверху, не способны раздавить упругие оболочки пылинок.

Пласты земли сравнивают со страницами книги, на которых запечатлена ее история.

Ученые подымают пласт за пластом, как бы перелистывают тяжелые страницы.

Сотни землекопов роют траншеи, извлекая исполинские кости погибших чудовищ, отпечатки гигантских пальм на обломках известковой скалы. По ним, как по буквам аршинных размеров, ученые читают историю Земли.

Но не все эпизоды этой истории отпечатаны крупным шрифтом. Часть из них написана такими мелкими буквами, что и в очках не прочесть текста. Нужен микроскоп, чтобы разобрать повесть.

Мы уже знаем, что это за мелкие, не стираемые временем буквы: это ископаемая пыльца.

В каждом грамме почвы несколько тысяч пылинок и спор. Значит, каждая щепотка земли — это целый курган для раскопок.