Мчитесь, вести, по горам:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Он и пляшет и поет,
Он и лудит и кует,
Пьет с соседом - тот пьянеет,
Льнет к соседке - та добреет;
Ну, а если зол бывает,
Вмиг любого с ног сбивает.
Мчитесь, вести, по горам:
Доналд Кэрд вернулся к нам,
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Мчитесь, вести, по горам:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Ставит он капкан в лесу
На куницу и лису,
Он острогой бьет лосося,
Он стрелою валит лося,
Он знаток повадок птичьих,
Не боится он лесничих,
Гнев судьи ему смешон.
Наконец-то дома он!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Знайте все и здесь и там:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Он умеет славно пить,
Он умеет крепко бить;
По трактирам знает всякий:
Доналд Кэрд опасен в драке;
Даже пьяный - вот поди ты!
Он в седле сидит как влитый.
Прочь с дороги, вождь и лэрд,
Если скачет Доналд Кэрд!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Расскажите всем друзьям:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Эй, хозяин, запирай
Понадежнее сарай,
И коровник, и овчарню,
И конюшню, и свинарню;
Да не доверяй запорам,
А дозором под забором
Сам ходи ночной порой:
Доналд Кэрд пришел домой!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Будет худо богачам:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Удальцу не повезло:
Он попался, как назло.
Но не струсил парень ловкий,
Увернулся от веревки.
И теперь он снова дома.
Стерегите, скопидомы,
Скот и птицу по ночам:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Доналд Кэрд вернулся к нам!
Не болтайте приставам:
Доналд Кэрд вернулся к нам!
1818
ПРОЩАНИЕ С МУЗОЙ
Прощай, королева! Не ты ль вечерами
В седые дубравы манила меня,
Где в полном безмолвье я слушал часами,
Как шепчутся кроны, листвою звеня?
Прощай! Унеси эти скорбные звуки,
Лиши меня арфы своей золотой!
Любовник, изведавший горечь разлуки,
Поймет эту боль расставанья с тобой.
В часы, когда горе мне сердце сжимало
И бременем тяжким ложилось на грудь,
Слабеющий дух ты одна врачевала,
Сулила мне торный и радостный путь.
А ныне стремнина годов чередою
Уносит друзей в непроглядную ночь,
И стынет душа, словно птица зимою,
И ты ей, о муза, бессильна помочь.
Твоим наставленьям прилежно внимая,
О рыцаре мертвом я песни слагал.
Как тщетно невеста его молодая
К холодным губам подносила фиал!
Не так ли ты тщетно даришь вдохновенье
Беззвучным устам, на которых - печать?
Певец твой устал от мирского волненья.
Прощай! Он свиданья не станет искать.
1822
ОСТРОВИТЯНКА
Островитянка! Со скалы
Ты видишь в бурных водах челн?
Зачем, взлетая на валы,
Он борется с напором волн?
То клонится от ветра он,
То исчезает за волной,
То парус в пену погружен...
Здесь, дева, ищет он покой!
Островитянка! В бурной мгле
Над морем чайка чуть видна.
Сквозь тучи грозные к скале
Летит бестрепетно она.
Но что ее туда влечет,
Где вал безумствует морской,
Где вспененный прибой ревет?..
О дева, в нем - ее покой!
Я, бесприютный, словно челн,
Стремлюсь к тебе в ненастной
мгле,
Стремлюсь к тебе сквозь пену
волн,
Как чайка к ледяной скале.
Ты скал суровых холодней,
Бездушней глубины морской...
В любви иль гибели своей,
О дева, я найду покой!
1822
x x x
Идем мы с войны,
Из дальней страны,
Былые рабы барабана;
Прощайте навек,
Поход и набег,
Победы, сраженья и раны.
Кто болен, кто хром...
Но в руки возьмем
Работу забытую, братцы.
Тот был дураком,
Кто бросил свой дом,
Чтоб с доном Испанцем подраться.
За дело, жнецы,
И вы, кузнецы,
Работайте, сил не жалея.
Ткачи будут ткать,
И станут опять
Детишек учить грамотеи.
1830
x x x
Закат окрасил гладь озер
И горные хребты,
В лесу смолкает птичий хор
Что ж, Ленард, медлишь ты?
Те, кто трудиться встал с зарей,
Домой приходят вновь:
Их всех вечернею порой
Ждут отдых и любовь.
На башне леди, глядя вдаль,
Возлюбленного ждет:
Когда ж его доспехов сталь
Среди кустов блеснет?
И поселянка у межи
Ждет друга своего,
Следя, когда мелькнет во ржи
Знакомый плед его.
Вот к уткам селезень плывет
Он был один весь день;
Вот, встретив лань у тихих вод,
С ней в лес спешит олень.
Все те, кто днем разлучены,
С приходом темноты
Друг с другом встретиться должны.
Что ж, Ленард, медлишь ты?
1830
x x x
Мы с детства сроднились с тревожной
трубою,
Предвестницей игр и предвестницей боя.
Все вражьи угрозы достойны презренья,
Пока мы друзья на пиру и в сраженье.
Сосед и в работе и в битве поможет,
Сосед за тебя свою голову сложит,
И если зовут нас волынка и знамя,
Красотки соседки прощаются с нами.
Так выпьем за братство до самой могилы,
И пусть приумножит оно наши силы,
И дерзость британца достойна презренья,
Пока мы друзья на пиру и в сраженье.
1830
x x x
Тверда рука, и зорок глаз,
И приз за меткость - мой:
Ведь я недаром в этот час
Всем сердцем был с тобой.
Когда друзья мои в вине
Забот топили рой,
Я знал: ты помнишь обо мне,
Я сердцем был с тобой.
Сегодня приз завоевал
Я для тебя одной.
Прийти к тебе я опоздал,
Но сердцем был с тобой.
1830
x x x
Как бы ветры ни гудели,
Ввысь орел летит со скал.
Как бы волны ни ревели,
Чайка режет пенный вал.
Что нам бешенство воды,
Если мы душой тверды?
Пусть беда соединится
С нищетою и тоской
Все отступит и склонится
Перед волею людской.
Нет ни страха, ни беды,
Если мы душой тверды.
Ты лиши меня отрады,
Отними сиянье дня,
Дай мне все мученья ада
И в темницу брось меня
Но вольны мы и горды,
Если мы душой тверды.
1830
x x x
Когда друзья сойдутся в круг,
И заблестят глаза подруг,
И все заботы наши вдруг
Утонут в пенной чаше,
И пунш кипит, и сварен грог,
И настает для шуток срок,
Тогда, играя, как поток,
Кипит веселье наше.
Эй, пей!
Кипит веселье наше.
Когда охрип от песен хор,
А робость смело лезет в спор,
И старость не болтает вздор,
И красота сдается,
И к нам в окно стучит рассвет,
Тогда пора бы взять свой плед,
Да распроститься силы нет,
Пока веселье льется.
Эй, пей,
Пока веселье льется!
1830
КОММЕНТАРИИ
ПОЭМЫ И СТИХОТВОРЕНИЯ
Для большинства советских читателей Вальтер Скотт - прежде всего романист. Разве что "Разбойник" Э. Багрицкого - блестящий вольный перевод одной из песен из поэмы "Рокби" - да та же песня в переводе И. Козлова, звучащая в финале романа "Что делать?", напомнят нашему современнику о Вальтере Скотте-поэте. Быть может, мелькнет где-то и воспоминание о "Замке Смальгольм" Жуковского - переводе баллады Скотта "Иванов вечер". Пожалуй, это и все.
Между тем великий романист начал свой творческий путь как поэт и оставался поэтом в течение всей своей многолетней деятельности. В словесную ткань прозы Скотта входят принадлежащие ему великолепные баллады, и песни, и стихотворные эпиграфы. Многие из них, обозначенные как цитаты из старых поэтов, на самом деле сочинены Скоттом - отличным стилизатором и знатоком сокровищ английской и шотландской поэзии. Первая известность Скотта была известность поэта. В течение долгих лет он был поэтом весьма популярным; Н. Гербель в своей небольшой заметке о поэзии Скотта в книге "Английские поэты в биографиях и образцах" (1875) счел нужным напомнить русскому читателю, что поэма "Дева озера" выдержала в течение одного года шесть изданий и вышла в количестве 20 тысяч экземпляров и что та же поэма в 1836 году вышла огромным для того времени тиражом в 50 тысяч. Когда юный Байрон устроил иронический смотр всей английской поэзии в своей сатире "Английские барды и шотландские обозреватели" (1809), он упомянул о Скотте сначала не без насмешки, а затем - с уважением, призывая его забыть о старине и кровавых битвах далеких прошлых дней для проблематики более острой и современной. Скотта-поэта переводили на другие европейские языки задолго до того, как "Уэверли" положил начало его всемирной славе романиста.