Вопрос, разумеется, снят.

Тогда Миронов делает заход с другой стороны: «Скажите, Чубайс, как Вы относитесь к заявлению депутата Государственной Думы Хинштейна…».

Судья: «Вопрос я заранее снимаю, поскольку господина Хинштейна мы не допрашивали и он нам ничего не говорил».

Миронов: «Одним из предполагаемых мотивов убийства через три недели после взрыва на Митькинском шоссе - 10 апреля 2005 года - генерал-полковника Анатолия Трофимова и его жены, по заявлению Хинштейна, Ваша месть Трофимову за организованное против Вас покушение…»

Кто же даст на такой вопрос отвечать. Вопрос, конечно же, снимается.

Миронов: «Какие отношения Вас связывали с бывшим главой Главного следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре Довгием Дмитрием Павловичем, который курировал наше дело и был осужден на девять лет за коррупцию?»

Надо ли уточнять, что вопрос немедленно снят.

Миронов: «Скажите, какая сумма была передана Довгию или какой административный ресурс задействован, чтобы я оказался на скамье подсудимых?»

Судья завела было привычное: «Вопрос снят как… - но пересилило простое человеческое любопытство: Вообще-то оставлю. Ответьте ему, пожалуйста».

Чубайс почти рычит: «Если бы была передана сумма, то Вы бы там и остались».

Адвокат Ивана Миронова Михалкина вскидывает голову: «Ваша честь, это угроза!».

Судья усмехается: «Где угроза? Каков вопрос – таков ответ».

Миронов абсолютно спокойно: «Уточните, пожалуйста, свой ответ. Конкретизируйте».

Чубайс усмехается: «А Вы свой вопрос, пожалуйста».

Миронов чётко: «Какие коррупционные отношения связывали Вас с Дмитрием Павловичем Довгием, что Вы имели возможность передать ему определенную сумму для того, чтобы кто-то остался под стражей?».

Чубайс выпаливает: «В глаза Довгия не видел!».

Вопрос снимается, так что оправдания Чубайса в протокол не попадают.

Миронов: «Скажите, по Вашей ли инициативе Дмитрий Павлович Довгий предлагал прекратить против меня уголовное преследование и выпустить меня из тюрьмы, если я дам показания против своего отца, а также Дмитрия Олеговича Рогозина, Сергея Юрьевича Глазьева и ряда других лидеров народно-патриотического поля России?»

Судья снимает вопрос, рассуждая при этом: «Вообще-то удивительно Миронов ставит себя на одну ступень с Рогозиным и Глазьевым и другими. Насколько я помню, эти деятели государственные должности занимали или общественные. Ни на одной такой должности Миронов не был».

Миронов напоминает: «Я был помощником Глазьева, Ваша Честь».

Судья не рада уточнению: «Уважаемые присяжные заседатели, есть государственный деятель, а есть помощник».

Миронов: «Так показаний от меня на мое начальство и требовали».

Истощилось терпенье судьи: «Миронов, встаньте! Это будет последнее предупреждение Вам. Следующая мера – удаление Вас из зала!».

Миронов: «Скажите, Чубайс, внезапная смерть одного из членов экипажа второй машины сопровождения Кутейникова связана с попыткой шантажа Вас за неразглашение обстоятельств имитации покушения?»

Чубайс зло цедит сквозь зубы: «Вы это сами придумали?».

Миронов: «Вы заявили о том, что Вас пытались убить профессионалы. Вы можете отнести к профессионалам аспиранта-историка, ни дня не служившего в армии?»

Чубайс недобро усмехается: «Конечно, если он мастер по рукопашному бою».

Миронов без секунды задержки: «И Бэтман вдобавок, который на крыльях летает… Когда Вы впервые озвучили идею ликвидации РАО «ЕЭС России»?».

Вопрос снят.

Миронов: «Скажите, инсценировка покушения явилась акцией устрашения противников расчленения российской энергетики?»

Чубайс пытается сохранить остатки лица перед присяжными: «Уважаемый Иван Борисович! Вы хорошо знаете, что энергетику никто не расчленял. Энергетика получила инвестиции в размере более 600 миллиардов рублей. Строятся десятки электростанций на эти деньги».

Миронов горячо: «Вы это скажите ста шестидесяти четырём сиротам!».

Чубайс: «При чём здесь я?! Никакого расчленения не было и быть не могло. Были действия Президента страны, Парламента страны, принявшего соответствующий закон. И мои действия – только исполнение их. А насчёт инсценировки – это Ваши домыслы. Я уже объяснял: попробуйте сами так инсценироваться».

Миронов: «Скажите, Вы находились в машине БМВ 17 марта 2005 года, когда произошел взрыв?»

Чубайс: «Да, а Вы не в курсе?».

Миронов: «Я в курсе, что Вы там не находились».

В допрос вступает адвокат Оксана Михалкина: «Вопрос относительно покушений, которые были осуществлены на Вас до марта 2005 года. Вы эти покушения связываете с чем?».

Чубайс нехотя: «С тем же, что и здесь».

Михалкина настойчиво: «В связи с Вашей государственной и общественной деятельностью?».

Чубайс отрывисто: «Да».

Михалкина: «Отвечая на вопросы моего подзащитного, Вы неоднократно упоминали о том, что, привожу дословно: «Вы в кустах сидели». Скажите, Вы видели, сколько человек сидели в кустах?».

Чубайс морщится: «Я уже отвечал на этот вопрос. Мне их совсем не было видно, а им меня хорошо было видно. Они для этого в кусты залезли».

Михалкина: «Кто это – они?».

Чубайс: «Те, которых обвиняют в убийстве меня».

Михалкина: «Фамилии, будьте любезны».

Чубайс пятится: «Вы их фамилии хорошо знаете».

Михалкина твёрдо: «Пожалуйста, для протокола назовите фамилии тех, кто сидел в кустах».

Чубайс срывается в крик: «Я Вам уже сказал, что обвиняемые по данному процессу обвиняются в том, что они сидели в кустах».

Сердобольная судья спасает Чубайса: «Потерпевший говорит: я не видел!».

Михалкина возражает: «Он так не говорит, Ваша честь».

Тем не менее вопрос неумолимо снят.

Михалкина: «Отвечая на вопрос моего подзащитного относительно Ваших взаимоотношений с осужденным Довгием, Вы сказали, что «Вы бы там остались». Поясните, где там он мог остаться, имея в виду Миронова».

Судья как профессиональный спасатель: «Я вопрос о Довгии снимала. Поэтому вопроса нет и ответа тоже нет».

Тут Михалкина подходит к главному в поисках причин происшествия: «На дату 17 марта 2005 года проводились ли какие-либо проверки деятельности РАО Счетной палатой?».

Чубайс напрягся: «Ну у нас Счетная палата постоянно проверяла, но на эту дату, по-моему, нет».

У адвоката Михалкиной другие сведения: «Скажите, а Вам известно, что материалы Счетной палаты по результатам проверки РАО, в том числе о злоупотреблении должностных лиц РАО, где упоминалась Ваша фамилия, были направлены в Генеральную прокуратуру 18 марта 2005 года?».

Судья тут как тут со спасательным кругом: «Вопрос снимается в связи с содержащейся в нем информацией, которая не исследовалась в суде. Присяжные заседатели должны оставить ее без внимания».

Александр Найдёнов: «Анатолий Борисович, у Вас в личном пользовании была автомашина в период февраля-марта 2005 года?».

Чубайс: «Да».

Найдёнов: «Вы от окружающих этот факт не скрывали?»

Чубайс замельтешил: «Если Вы помните, я на прошлых судах Вам об этом говорил. В материалах дела содержится ответ на этот вопрос. У меня была машина моя личная, не служебная, БМВ». Последние слова он практически проглатывает, и они едва слышны.

Но не в интересах Найденова их замалчивать: «Ваша личная машина была бронезащищенной?».

Чубайс неохотно: «Нет».

Найденов: «Вас можно было разглядеть снаружи?»

Чубайс нехотя: «Ну, конечно, можно. Особенно через лобовое стекло».

Найденов: «Вы по Митькинскому шоссе на личном автомобиле ездили?»

Чубайс выдавливает: «Да-а».

Найденов: «Сами за рулем были?»

Чубайс еле слышен: «Да».

Найденов: «Вы на личной автомашине ездили в сопровождении охраны?»

Чубайсу приходится признаться: «Как правило, нет, хотя бывало и так».

Найденов подходит к кульминации своих вопросов: «Вы сказали, что против Вас работали профессионалы. Что им мешало вычислить Ваш личный автомобиль?».