- Ну спасибо, стрелец. – Фыркнул Илья. (Еще бы к Государю обратиться посоветовал, хохмач). – Слышь, служивый, а кружала-то в городке имеются?

- А как же. – Заулыбался стрелец. – Вона, аккурат в третьем доме по правой стороне. Там и вывеска, и прочее. Все как указано... Правда работает каждый божий день. Ну нам-то все одно, ни в пост ни в будни туда ходу нет, а послы нехай головой с утра помаются, глядишь и разговор с ними у Иоанна Иоанновича полегче будет.

- Да ты, служивый - дипломат! – Расхохотался Илья, и махнув на прощание стрельцам рукой, устремился к кружалу.

Глава 3.

Приказ приказу, люпус эст...

Ох, и тяжек ты, посольский хлебушек. Борис Феодорович с трудом разогнул спину, скрючившуюся от долгого изучения депеш из разных стран и городов. Были здесь и донесения послов, оказавшихся волей Господа при дворах сильных мира сего, а рядом с ними соседствовали записки вагантов, на свой кошт отправленных Государем для обучения, в Европу. А чуть далее, у самого краешка стола громоздились послания купчин и нарочитых мужей, что хоть и числились по Посольскому приказу, да ни в одном посольстве в жизни не бывали, да и в Москве нечасто появлялись.

Но не эти свитки тревожили главу Посольского приказа. Виной его дурного настроения была короткая запись, сделанная старшиной стрелецкой стражи проверявшего историю о нападении на французское посольство. По записке старшины выходило, что во время стычки, французы порубали два десятка татей, потеряв при этом убитыми пятерых своих людей. От двадцати одного (а именно столько людей насчитывало французское посольство, когда их приняли на Рясском волоке гуртовщики) отнимаем пять, получаем шестнадцать... А в Беседы приехало семнадцать. Откуда взялся еще один?! И ладно бы был французом... Так нет же, и стрельцы из охраны посольского городка, и кабатчик, в один голос твердят, что этот лишний - «наш». А никаких «наших» во французском посольстве быть не должно! Ну и кто он тогда, подсыл? Чей? Откуда взялся?

Борис Феодорович встал из-за стола и выглянул в приоткрытое низкое оконце. На Москву уже опустились сумерки, и город потихоньку засыпал, постепенно погружаясь в тишину. Боярин с силой потер ладонями лицо, и вздохнул.

- Аникей! Вели возок подавать. – Громыхнул голос думного боярина по Посольской избе, и в ответ тут же раздался топот ног служки, ринувшегося исполнять приказание начальства. Борис Феодорович прислушался к удаляющемуся звуку шагов, и уже значительно тише, буркнул под нос, - Бельскому завтра же подкину этого «лишнего». Глядишь, придумает что толковое. Да и про того молодца что с Волоколамска в Москву шел, тож напомнить не мешает.

Так, определившись с планами на следующий день, боярин накинул тонкую кунью шубу, и хлопнув тяжелой дверью, двинулся к возку.

Утром следующего дня, богато украшенные возки под охраной дюжих стрельцов, въехали в ворота посольского городка в Беседах, и лихо промчавшись по улицам, остановились у большого, просторного терема, пожалованного Борису Феодоровичу еще прежним Государем. Не успел небольшой поезд остановиться, как из переднего возка выпрыгнул служка, и заломив шапку понесся к дому отведенному французам, сжимая в руке засургученный свиток с приглашением. Пока Аникейка бежал до посольского терема, из последнего возка выкатился кругленький, веселый и пышущий здоровьем князь Бельский. Сладко потянулся, любуясь солнечным деньком подаренным Хорсом («Прости, Господи.» - мысленно перекрестился Роман Васильевич), и принялся осматриваться. Здесь ему еще бывать не доводилось, хотя докладов об услышанном и увиденном в этих палатах, написанных верными, хоть и незнаемыми им лично людьми, у главы приказа Тайных дел было в достатке.

Борис Феодорович усмехнулся, наблюдая, с какой жадностью осматривается его старинный друг. С каким любопытством поглядывает на шныряющих тут и там дворовых. Небось, своих послухов приметить пытается. Ну-ну. У боярина Бориса на это два лета ушло, а он вишь, с налету решил. Чем бы дитя не тешилось... Глава посольского приказа, взглянул на тридцатисемилетнее «дите» с густой курчавой бородкой, и непроизвольно фыркнул.

Прошло меньше минуты, и с крыльца спустился седой Тороп, управитель беседский. Чинно, как и положено, поклонился боярам, мигнул двум дворовым девкам, и те тут же поднесли гостям-хозяевам корцы с квасом. Неугомонный Бельский, опустошив сосуд с шипучим, крепким питьем, крякнул, и ухмыльнувшись, впился в губы девки, поднесшей угощение. Та на мгновение зарделась, а через секунду, следуя тихому приказу Торопа, исчезла вместе с подругой где-то за пристройками.

- Ох, плачет по тебе владычный острог, Роман Васильевич. – Деланно грустно вздохнул боярин Борис.

- Брешешь, боярин. Не он по мне, а я по нему. Ништо... Дай время и с ним разберемся. – Чуть нахмурившись, махнул рукой Бельский, и последовал за другом. Острог патриарха, иначе церковная тюрьма, давно не давала главе приказа Тайных дел покоя. Прежний Государь подмял под себя все судопроизводство, но никому и в голову не пришло, официально запрещать святым отцам вершить правосудие. А вот когда на стол сел Иоанн Иоаннович, долгогривые засуетились... да видать поздно. Сам Государь пока не вмешивался, но похоже и он видел, что к церковным судам возвращаться нельзя. Ну а раз их судов не будет, то на кой монасям тюрьмы?! Ни к чему они им. Разве что в кельи переделать... А какая славная тюрьма у владыки, м-м!

Вот и болела душа у Бельского, как под идею светского правосудия, оттяпать у патриарха его острог. А то в своих-то казематах и не повернуться уж... С этими мыслями Роман Васильевич не заметил, как оказался за столом, накрытым расторопными служками боярина Бориса.

И потекла мирная беседа, щедро сдобренная тонкими фряжскими винами и легкими закусками. А там наступило и время чего посущественней. Служки вынесли небольшого осетра (на полпуда), свиной бок с гречневой кашей, пару жирных уток, соленья и огромное количество всех и всяческих пирогов и пирожков с самой разнообразной начинкой. Под эту еду вино пить, только смеяться. Опытный Тороп, мигом доставил из погреба стоялого меда, и полуштоф зелена вина. Под хорошую беседу, бояре тихонько приговорили все это великолепие, и перешли к чаю.

Ну а уж после чая, сыто отдуваясь, Роман Васильевич изволил отправиться почивать. Дождавшись пока приятель скроется в светелке, боярин Борис велел только что явившемуся Аникейке, сыскать спутника графа де Фуа, да предупредить, чтоб тот спрятался дня на два. Дескать, Бельский со стрельцами не просто так приехал...

- Да не таись особо. – Напутствовал паренька боярин. Увидев недоуменные глазенки служки, вздохнул. Борис Феодорович сильно надеялся выковать из этого хитроватого подростка, достойного помощника, а потому, вместо того, что бы просто рявкнуть, что бы тот пошевеливался, принялся растолковывать свою задумку. – Вот посмотри, Аникей. Прибыл с посольством непонятный человек. Вроде наш, а кто таков не ясно. Знаем лишь, что саблей машет на диво, да к французскому послу на раз подольстился. Коли боярин Бельский его к себе приберет, считай, не видать нам того воя, как своих ушей. А это не дело. Уж больно интересен. Да и пригодиться где-нито может. Значит что? Надо его привязать. Вот ты сбегаешь к нему, подробно обскажешь, зачем Таинец приехал... Он тебе уж благодарен будет. А ежели ты уговоришь воя на моем дворе спрятаться, так и вовсе славно. Тут уж он не отвертится.

- А ну как он тать шатучий, коим и благодарность-то и неведома? – Пискнул Аникей.

- Нет, шалишь. Коли кто благодарности не ведает, то и в чужую драку не полезет. А этот? И выгоды ж ему в том никакой. Так что, благодарен он будет, уж не сомневайся. – Усмехнулся боярин. – Дале... Приведешь его сюда. А на следующий день, я его вроде как найду. Там и глянем, что за птица. А ежели к нашим делам годен, то и привязки надежней, чем спасение от ката, нету. Понял ли?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: