В заключение докладчик высоко оценивал геометрическое толкование для преподавания теоретической механики.

— Конечно, геометрическое толкование должно быть ясно и просто и должно всегда близко прилегать к рассматриваемой задаче, стремясь к изучению вещей самих в себе. Можно говорить, что математическая истина только тогда должна считаться вполне обработанной, когда она может быть объяснена всякому из публики, желающему ее усвоить. Я думаю, что если возможно приближение к этому идеалу, то только со стороны геометрического толкования или моделирования. Моделирование стоит рядом с геометрическим толкованием и представляет еще высшую степень наглядности.

Как бы вызывая присутствовавших в аудитории аналитиков на спор, Николай Егорович продолжал дальше:

— Прежде думали, что прибегать к моделям следует только при элементарном преподавании и что высшие науки, предлагаемые изучающим высшего развития, не нуждаются в этой степени наглядности. Но эта мысль едва ли справедлива, так как высшие науки часто являются очень сложными и с накоплением научного материала год от году усложняются. Модель, удачно построенная, является хорошим подспорьем даже и для разъяснения теоретического вопроса. Томсон сказал, что явление только тогда может считаться вполне понятным, когда мы можем представить его на модели…

Авторитетное имя английского ученого напомнило Чаплыгину заключение Максвелла о неодинаковости мышления у разных людей. Сергей Алексеевич обладал чисто зрительной памятью, и раз вычитанные строки мгновенно предстали перед ним: «Для того чтобы удовлетворить людей этих различных типов, научная истина должна была бы излагаться в различных формах и считаться одинаково научной, будет ли она выражена в полнокровной форме или же в скудном и бледном символическом выражении».

Сам Чаплыгин по строению своего ума не нуждался в геометрическом толковании интересовавших его задач. Он видел в таком толковании только иллюстрации к аналитическим решениям и охотно прибегал к ним, следуя советам учителя. Геометрический метод присутствовал и в увенчанном премией Брашмана сочинении Чаплыгина «О некоторых случаях движения твердого тела в жидкости».

Доклад Жуковского не вызвал никаких возражений. Ответив на несколько неинтересных вопросов, Николай Егорович предложил Чаплыгину вместе отправляться домой.

Обычно совместные прогулки пешком по знакомым улицам являлись особой формой творческого общения учителя и ученика — спора по тому иди иному вопросу, а иногда взаимной информации о неожиданно возникших идеях. На этот раз спора не было. Максвеллов вывод о равноправии аналитических и геометрических методов, если они ведут к истине, примирил навсегда учителя и ученика. Да и вечер на послепраздничных улицах Москвы располагал к бездействию ума и рассеянным воспоминаниям.

Крещенские морозы ослабевали. Шел тихий, медленный снег. У тротуаров лежали высокие сугробы с выемками перед воротами домов. В снегу иногда торчали выброшенные из дому елки с осыпавшейся хвоей, следами воска, обрывками ваты. Становилось грустно.

— Ну вот и святки прошли, кончается съезд… — сказал Николай Егорович, замедлившись около большой, еще зеленой ели, брошенной вдоль сугроба.

Сергей Алексеевич посмотрел на елку, но ничего не сказал. С Жуковским вообще говорилось трудно: он всегда был погружен в себя. Ученик не пробовал больше вызвать учителя на разговор. Прощаясь, Николай Егорович заметил:

— До завтра… Да вы бы посмотрели еще раз свой доклад. Тяжелые там у вас выражения встречаются!

Они подошли к углу Гусятникова переулка, где обычно расставались. Неожиданно Сергей Алексеевич сказал:

— Осенью, как получу приват-доцентуру, женюсь!

Николай Егорович от неожиданности растерялся.

— Как женитесь? Зачем? На ком? — и добавил неодобрительно: — На квартирной хозяйке, что ли?

— Квартирные хозяйки бывают разные!

— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Николай Егорович, — я не в том смысле…

— В каком же, Николай Егорович? — сурово спросил Чаплыгин как бы с упреком, и учителю показалось, что ученик каким-то образом знает или догадывается о том, что происходит в доме у него самого.

— Видите ли, — нетвердо заговорил Жуковский, — в старые времена Ньютон, Лейбниц, Гюйгенс и другие ученые не обзаводились семьями, считалось, что семья помешает ученым занятиям… Это часто и бывает. Где у наших ученых время, чтобы ухаживать, ходить по балам, модничать танцами, галстуками… Для наших воспитанных барышень вы не существуете, вы не интересны, вы не нужны. Получается, что удобное для пас женское общество — квартирные хозяйки, горничные, экономки… И начинается трагедия: мезальянс, мать, родные — на дыбы! — необычайно взволнованно закончил свою маленькую речь учитель.

— У меня так не будет, — с заносчивостью молодости отвечал ученик. — А доклад я еще разок просмотрю. Не беспокойтесь!

Они пожали друг другу руки и разошлись.

Доклад Чаплыгина «К вопросу о движении твердого тела в жидкости» был сделан молодым ученым в заседании секции математики, механики и астрономии IX съезда 10 января.

Представляя своего ученика делегатам съезда, Жуковский говорил:

— Задача о движении по инерции твердого тела внутри несжимаемой жидкости ввиду богатства форм допускаемых движений живо интересовала меня, когда я в качестве приват-доцента начал свои лекции в Московском университете чтением специального курса гидродинамики. При напечатании этого курса я высказал некоторые соображения о постановке этой задачи с геометрической точки зрения. За разрешение этой задачи взялся начинавший тогда свою ученую деятельность Сергей Алексеевич Чаплыгин и в своей прекрасной работе показал, какою силою могут обладать остроумно поставленные геометрические методы исследования. Ему удалось в рассматриваемых случаях дать такие же простые геометрические интерпретации, какие дал Пуансо для движения по инерции в пустоте…

Предупреждение учителя об устранении тяжелых выражений из доклада мало помогло делу, и при всем уважении к ученику Жуковского слушатели с трудом вникали в сущность добытых Чаплыгиным результатов. Он действительно дал ряд изящных геометрических интерпретаций, но доклад его ясно говорил только о том, что чисто аналитический склад ума, так же как чисто геометрический или чисто художественный, — явление редкостное: они предвещают гения.

Среди слушателей, записавшихся в секцию математики и механики съезда, людей близкого по типу ума к докладчику было очень мало. Доклад выслушали терпеливо, но по окончании слушатели с большим оживлением направились в кабинет на выставку механических моделей, где Жуковский с увлечением объяснял их действие я назначение.

Родина Чаплыгина — Раненбург, небольшой уездный городок, устроившийся при впадении Ягодной Рясы в Становую Рясу.

В Рязанской губернии целая куча речек называется рясами. Водяное растение ряска сплошным ковром покрывает их спокойные воды. Текут они лениво, в низких берегах, без долин. В прозрачной и теплой воде их видно илистое, поросшее кувшинками дно, глубокое, ровное, без мелей и омутов.

Откуда же в сплошном русском черноземе среди Ягодных, Раковых, Гущиных, Окуневых Ряс возникло такое нерусское название уездного городка?

Когда-то здесь было село Слободское. Царь Петр I подарил его своему любимцу князю Александру Даниловичу Меншикову. Меншиков построил на горе крепость с пятью воротами, соответственно пяти чувствам: зрения, слуха, вкуса, обоняния и осязания. Ворота Осязания смотрели на Воронеж. Петр строил дорогу от Москвы на Воронеж через эту игрушечную крепость, которую Меншиков назвал Ораниенбургом. На дороге указано было поставить 525 столбов красных и сажать по 20 дерев на версте. После того как однажды столбы направили к отрогам Южного Урала в Оренбург, меншиковский городок стали писать Ранинбурхом и Раненбургом.