– «Беленькой» возьмем?

– Лучше «красного». От водки я становлюсь неадекватной, – женщина-самовар капризно надула губки.

– «Красненького» так «красненького». Я с женщинами нежен не по средствам. В штанах моих звенит совсем не мелочь! – перешел на стихотворный шаг Коля и, удивляясь своим талантам, засмеялся.

Зоя представила, что может там звенеть. Она мечтательно повела бровью, томно вздохнула и нарисовала в воображении колокольный язык и пару бубенчиков. Коля наклонился к окошечку. По щедрости он напоминал олигарха или арабского шейха.

– Дайте десять бутылок «Агдама», пару бутылок лимонада, рыбные фрикадельки в томате и блок «Явы».

Обратный путь оказался гораздо короче: предвкушение дикого разгула вынуждало двигаться энергичнее.

Забаррикадировавшись в квартире, мы приступили к более детальному знакомству. Беззубую звали красиво и таинственно – Лаура. Мне предстояло сыграть роль Петрарки, и я стал вживаться в образ.

– Прекрасна жизнь на вид, но день единый, что долгих лет усилием ты воздвиг, вдруг по ветру развеет паутиной, – это единственное, что я помнил из опусов великого итальянца.

Лаура выслушала мою тираду с улыбкой Моны Лизы и ответила афоризмом:

– Жизнь хороша, когда пьешь не спеша!

На этом разговор о зарубежной поэзии был исчерпан, и мы перешли к классикам русской литературы. Нездоровый интерес у Зои вызывали произведения о вампирах и утопленниках. После четвертой бутылки она блеснула эрудицией. Ее глаза светились сакральной мудростью, а поднятый к потолку палец требовал внимания. Сначала она назвала автора «Мертвых душ» Гегелем, а затем его же перу приписала пьесу «На дне».

– Я про этих жмуров раза три читала! – гордо объявила Зоя.

После откровений библиотекаря Клячин перестал закусывать. Он хмелел на глазах, но старался выглядеть комильфо. Продолжалось это недолго. Вино победило. Упав на колено, Коля ловил расфокусированным зрением Зоин взгляд и сулил сказочную ночь. Завороженная обещаниями любительница литературы схватила его за голову и прижала к груди. «Как бы он не задохнулся!» – подумал я, но все обошлось. Тянуть резину не имело смысла, и мы пришли к консенсусу, что пора переходить к коитусу. Коля с Зоей оккупировали диван, нам с Лаурой пришлось ютиться в кресле-кровати. Было тесно, как в гробу. Прижавшись к новой знакомой, я закрыл глаза: в темноте она казалась привлекательнее. Даже пружинки ее сожженных химической завивкой волос походили на шелковистые кудряшки.

С дивана доносились сопение и тихий мат. Там что-то не получалось. Видимо, Коля надорвался на краже самоваров, или отравился лимонадом. В своих проблемах он винил новую знакомую:

– Чего боишься? – шипел Клячин. – Он у меня маленький!

Возмущения становились громче и агрессивнее. Распалившись, антиквар турнул любительницу Гегеля. Чтобы Зоя не сбежала, он предусмотрительно спрятал ее трусы.

– Ты со своим «малышом» в баню не ходи, не смеши мужиков! – метнула колкость Зоя и переселилась на кухню.

Клячин отвернулся к стене и стал демонстративно громко зевать. Дождавшись, когда он выдохнется, мы с Лаурой произвели стыковку. Она быстро задрожала. Ее обкусанные ногти вонзились мне в спину, оставляя кровавые борозды. Не сдерживая себя, Лаура испустила утробный стон.

– Ой, я сейчас умру!

Клячин не спал. Услышав о смерти, он стал умничать.

– Если смерть наступает во время оргазма, считайте, что жизнь удалась! С точки зрения некоторых восточных религий такая кончина идеальна для реинкарнации. Разум превращается в радугу и сияет, пока не переродится в бодхисаттву или брахмана. Над вами я радуги не вижу, значит – не все так хорошо, как хотелось бы. Кстати, Поль Гоген на Таити умер подобным образом, – не стесняясь своей наготы, Коля подошел к нам. – Товарищ Рузвельт, президент Соединенных Штатов, тоже скончался при странных обстоятельствах. Он очень долго находился наедине с очаровательной художницей, которая рисовала его портрет. Чем они там занимались на самом деле – остается тайной за семью печатями. Зоя, ты не спишь?

На кухне возмущенно загремела посуда.

– Прекращай фрондерство, иди ко мне! Ребята уже не одну брачную ночь провели, а ты все целку из себя корчишь. – Он снова обратился к нам: – Мне совестно прерывать ваши ласки, но не могли бы вы на время освободить комнату. Зоя очень комплексует, ей сложно расслабиться при посторонних.

Кухня встретила нас горой посуды и отвратительно-кислым запахом. Открыв кран, Лаура стала наводить порядок. Со спины она смотрелась потрясающе. Ее упругие ягодицы заманчиво выглядывали из-под наброшенной рубашки. Загасив сигарету, я обнял ее за живот и прижал к себе. Она не противилась. Из комнаты послышался наигранно испуганный голос Коли:

– Ты что, проглотила нашего ребенка?!

Мне было не до смеха. Я целовал Лауру в шею и предлагал остаться на ночь. Она согласно кивнула.

Лаура прожила у меня всю осень и зиму. Я устроил ее в типографию, чтобы она всегда была рядом. Мы вставили ей зуб, и она жутко похорошела. В ее движениях появилась кошачья мягкость, исчез вульгарный лексикон. Она чем-то напоминала мне покойную Зину и все сильнее примагничивала к себе. Мне нравилось наблюдать, как Лаура подводит глаза и, оценивая свой внешний вид, забавно корчит рожицу. Рядом с ней было уютно и тепло. Когда она задерживалась, я торчал у окна, всматриваясь в силуэты прохожих. Мы мечтали купить швейную машинку – Лаура говорила, что когда-то неплохо шила. Чтобы накопить денег, я купил керамическую кошку с прорехой между ушами. Иногда к нам наведывался Клячин, рассказывал об иконописи, показывал доски с еле различимыми ликами святых и исчезал на длительное время.

История человечества прочно сшита нитями предательства и коварства. Оттого многие люди к любви и верности относятся настороженно, ища в них подвох. В поведении Лауры ничего компрометирующего я не замечал и подумывал сделать ей предложение. Я летал в облаках, строчил на тетрадных листах сентиментальные стихи, а она на них разделывала селедку. Ее непосредственность заставляла меня млеть от восторга – так поступать с поэзией могли только богини! А спать с богиней – дано не каждому!

Весной, когда взорвалась сирень, Лаура пошла в магазин и вернулась только утром. Ничего не говоря, стала собирать свои вещи.

– Что ты делаешь? Зачем? – я схватил ее за плечи.

Она тихо ответила:

– Помнишь скамейку, на которой мы познакомились? Это мое законное место. Я не рождена для серьезных отношений. Прости.

Лаура ушла из моей жизни так же внезапно, как и ее предшественница Зина. Возможно – это наваждение, но ее уход закончился для меня печально. Впрочем – все по порядку.

О любви можно написать роман и не сказать ничего, а можно поставить жирную точку, чтобы понять, какую сокрушительную силу таит в себе это чувство. С уходом Лауры мой быт исказился, как отражение в кривом зеркале. Всплески сумасбродных мыслей терзали разум, лишали сил и покоя. Память навязчиво воскрешала образ возлюбленной, ее манеру говорить и двигаться. Я познакомился с бессонницей, безразлично смотрел на женщин и не находил той, которая могла бы погасить тоску.

Когда со мной заводили беседу, то смысл ее проносился мимо. Не понимая, о чем идет речь, я по-дурацки улыбался и кивал в ответ. Рассеянность и раздражительность неустанно преследовали меня. В конце концов, я вымотался, взял отпуск и ушел в запой. Пару раз звонил Клячину, но трубку никто не брал. Две недели беспробудного пьянства пошли на пользу. Похмельная лихорадка заставила подумать о здоровье, оттеснив мысли о Лауре на второй план. Я еще вспоминал ее, но уже интересовался посторонними вещами и даже вынашивал смутные планы.

До выхода на работу оставались считанные дни. Шатаясь по городу, я читал объявления и совершенно случайно столкнулся с Лаурой. Она улыбнулась мне одними губами, как старому знакомому, с которым когда-то жили по-соседству. Подведенные глаза не выражали ничего, кроме равнодушия. Лаура очень изменилась: перстенек на пальце, прическа, дорогое платье.