А другим мужчиной, с подвижным умным лицом, был немецкий старший офицер, пехотный полковник, на удивление молодой для такого высокого чина.

Сильно хромая, он спустился по ступеням и сел в машину, а Ван Хорн остался на крыльце. И когда автомобиль двинулся с места, разбрасывая гравий, он в знак прощания поднял руку, а потом вернулся в дом.

Как только дверь за ним закрылась, Ломакс обернулся к Катине:

– А что это за немецкий офицер?

– Полковник Штайнер. Он здесь самый главный.

– Они выглядели прямо как старые друзья, – заметил Бойд.

Она покачала головой.

– От доброй воли Штайнера зависят поставки медицинских препаратов. Вот почему мистер Ван Хорн каждую неделю играет с ним в шахматы. – Она выпрямилась во весь рост. – Думаю, нам лучше обойти дом с другой стороны.

Они прошли по дорожке за угол, и она задержалась перед узкой лестницей, ведущей на крытую террасу. Через открытое французское окно с развевающимися на ветру занавесками в темноту проливался свет.

Кто-то совсем неплохо играл на рояле старую, еще довоенную мелодию Роджера и Харта, ностальгическую и грустную, словно рассказ о прошедшем лете, от которого осталось только воспоминание.

– Подождите здесь, – сказала Катина.

Она пересекла лужайку и, поднявшись по ступеням, вошла через французское окно; Ломакс с автоматом в руке притаился за деревом.

Рояль замолк. Тишина длилась долго, как вечность, и он слышал, как внизу о скалы бьется прибой. Неожиданно из-за занавески появился Ван Хорн.

Он прошел через террасу, перегнулся через перила и тихо позвал:

– Капитан Ломакс?

Ломакс, а за ним и Бойд, выйдя из кустов, прошли через газон.

– Мой дорогой, очень приятно видеть вас, – проговорил Ван Хорн, будто приветствуя старого друга, приехавшего к нему на званый обед. – Заходите в дом.

Это была огромная и хорошо обставленная комната, низкий потолок которой пересекали внушительные балки. У стены стоял рояль, и в большом камине пылали дрова.

Катины здесь не было, но тут же открылась дверь, и она вошла, а за ней пожилая женщина со смуглым морщинистым лицом и острым взглядом темных глаз. Вытирая руки о белый фартук, надетый поверх платья, она рассматривала вошедших с большим любопытством.

Ван Хорн подошел к ним, все трое быстро переговорили между собой по-гречески, а потом он вернулся.

– Я попросил Марию, мою домоправительницу, позаботиться о комнате и еде для вас. Мы поговорим, когда я вернусь.

– А вы едете в город? – спросил Ломакс.

Ван Хорн кивнул.

– Это ненадолго. Немцы, естественно, отобрали у меня автомобиль, но я утаил от них пару велосипедов, которыми пользуюсь в экстренных случаях.

– А здесь есть еще кто-нибудь?

– Только Мария. Она, кстати, глухая, но понимает все, что ей говорят. – Он повернулся к Катине: – Нам надо уже ехать, моя дорогая.

Она была очень бледна и утомлена, но, взглянув на Ломакса, попыталась улыбнуться.

– Мы, может быть, увидимся утром.

– Но только при условии, что вы поспите не менее двенадцати часов.

– Не беспокойтесь, я сам присмотрю за ней. – Ван Хорн обнял ее за плечи, и они покинули комнату.

Потом Мария повела их наверх и показала удобную комнату с двойной кроватью в конце коридора. Ломакс, подойдя к окну, смотрел на море и вдруг понял, что ужасно устал. Бойд, раздевшись до пояса, мыл голову и плечи холодной водой, и Ломакс, последовав его примеру, почувствовал себя лучше. Они спустились вниз и, ведомые ароматом кофе, добрались до кухни. Там пожилая женщина приготовила им жареную рыбу и яйца.

Поев, они взяли свой кофе и перешли в гостиную, где расположились перед камином и закурили сигареты.

– Мне кажется, я мог бы пробыть здесь столько времени, сколько они мне предложат, – высказался Бойд. – Вот сейчас выкурю еще одну сигарету – ив кровать. А вы?

– А я подожду возвращения Ван Хорна, – ответил Ломакс. – Он, наверное, принесет сообщение от Алексиаса насчет завтрашнего дня.

Встав, Бойд подошел к книжным шкафам, тянувшимся вдоль стен комнаты, осмотрел один или два из них и причмокнул.

– Это все его книги, этого корифея, и все в зеленой коже с золотым тиснением.

– Дайте-ка мне одну, – попросил Ломакс.

Бойд принес целых полдюжины и бросил их на пол перед ним. А сам взял маленький томик карманного формата того же издательства, и на его лице появился неподдельный интерес.

– А вот эта называется «Уцелевший». Похоже, о войне.

Ломакс кивнул.

– Он сидел в окопах во время той войны.

– Я, пожалуй, возьму ее с собой в кровать. Посмотрю, действительно ли он знает то, о чем пишет. Увидимся позже.

Когда он ушел, Ломакс, взяв наугад одну из книг, пролистал ее. Он раньше читал ее, но, раскрыв, был захвачен талантом писателя. И наверное, прошел целый час, пока занавеска на французском окне не отодвинулась и в комнату не вошел Ван Хорн.

На диван он осторожно поставил старую, потрепанную гладстоновскую сумку.

– А, вот вы где? А что случилось с вашим сержантом?

– Лег в постель с томом ваших стихов. Думаю, вы не будете возражать?

– Не буду, если только он вернет книгу. Знаете, Ломакс, по какой-то странной причине считается, что писатели раздают свои книги бесплатно. – Он вздохнул: – Боже, какой трудный подъем сюда из города. Я уже совсем не молод.

У него был очень утомленный вид. Он вынул из шкафа бутылку и два стакана.

– Остатки джина.

– И не тратьте их на меня. Я предпочитаю пропускать в главном баре Шепхерда, так сказать.

Ван Хорн, усмехнувшись, опустился на стул напротив:

– Пустяки, как упустить такой случай. Не так уж часто у меня случается такая приятная компания.

– А полковник Штайнер не в счет? – спросил Ломакс.

Ван Хорн приподнял брови.

– Боже сохрани, конечно, нет. Это просто интересы дела. Я даю ему возможность обыграть меня в шахматы один раз в неделю, а он считает себя обязанным за это снабжать меня медикаментами, которые я у него прошу.

– Мы видели его садящимся в автомобиль, когда пришли.

Он показался мне неожиданно молодым.

– Ему двадцать семь. Тяжело ранен под Сталинградом и эвакуирован прежде, чем русские замкнули кольцо. Кроме всего прочего, он получил Рыцарский крест, и они и не думают сдаваться. Вы же сами видите.

– А у него грозный вид. В городе были какие-нибудь трудности?

Ван Хорн покачал головой.

– Нет, Алексиас приехал в «Кораблик» минут за двадцать до нас. Они уложили его в кровать и позаботились о его ноге.

– А что, с ней плохо?

– Довольно плохо. Я вправил кость, дал ему сулфадимезин. Через неделю-другую он будет в порядке. Но, конечно же, не сможет активно участвовать в вашей операции.

– А он прислал какое-нибудь сообщение?

– Только то, что он хочет устроить вам встречу с некоторыми людьми завтра после обеда. Катина будет знать, где и когда.

– И он ввел вас в курс дела?

– Думаю, что да. – Он налил себе еще джина. – Катина рассказала мне, что вы приехали сюда, чтобы что-то такое сделать с радарной станцией, что в главной башне монастыря.

– Но это не радар. Это новая установка, которая электронным способом выбирает цель. Все их самолеты и подводные лодки идут по лучу и поэтому не могут ошибиться. Они нанесли огромный ущерб нашим судам.

– Но так ли уж это сейчас важно? Я думаю, что они так или иначе проиграют войну, особенно после высадки союзников в Нормандии в прошлом месяце.

– В ближайшем будущем есть вероятность вторжения на Крит, и установка на Киросе тому досадная помеха. Но операция на Эгейском море будет только отвлекающим ударом, если вы это имеете в виду. Не думаю, что то, что здесь произойдет, хоть на йоту изменит общий ход войны.

Он грустно улыбнулся, отпил джина и добавил:

– А с другой стороны, им надо как-то сковывать нас здесь.

– Вот теперь это кажется мне интересным, – заметил Ван Хорн. – А чем вы занимались до войны?

– Университет, немного журналистики, – пожал плечами Ломакс. – Ничем в особенности.