– Вам известны пути развития рода человеческого. Пока они ничего от нас не хотят. Но придет время, когда их вождям понадобятся солдаты, или они решат, что этот остров – прекрасное место для строительства кораблей, или им вздумается разместить здесь воинский гарнизон. Человеку всегда чего-то не хватает. Он обязательно должен найти применение любому предмету, разобраться в его устройстве; увязать этот предмет с неким смыслом, вложить в него идею или придать ему значимость. С нами будет то же самое. Они вернутся. Эрды, всегда жившие самостоятельно, не испытывали потребности в каком-либо органе, регламентирующем течение их жизни. Тем не менее они понимали, что должен быть некто, кто бы принимал решения от лица всех. И с незапамятных времен из племени эрдов выбирался один-единственный, облекавшийся званием «Вершитель». Звание предполагало средний возраст, кое-какие умственные способности, маломальское владение искусством магии. Такой усредненный Вершитель, принимая умеренные решения, вполне устраивал всех. Нынешний Вершитель значительно опережал своих предшественников в искусстве магии и оказался, в отличие от них, весьма энергичным и напористым. Свое несоответствие стандарту звания он объяснял тяжелыми для племени временами. Какое бы решение им ни принималось, оно непременно было мудрым. По крайней мере, так считало большинство эрдов.
Несогласные предпочитали отмалчиваться – повода проявлять недовольство тихой, мирной жизнью у них не было.
– Во всяком случае, Вершитель, в ближайшем будущем мы их не увидим, – взяла слово свидетельница отплытия корабля. Они уплыли. Корабль нес флаг Ариакана, сына Повелителя Драконов. Как и его отец, Ариакан – приспешник Властительницы Тьмы, Такхизис.
– Чьим бы служителем он ни был – бога или богини, – это ничего не меняет.
Повторяю: они вернутся. Хотя бы просто во славу своей Королевы, если не будет другого повода.
– Они говорили о войне, о вторжении на Ансалон, – подал голос свидетель-мужчина. – Без сомнения, это займет их умы на многие годы.
– Вы слышите? – не без ноток торжества в голосе произнес Вершитель. Снова война. И всегда будет война. По этой причине мы и покинули Ансалон. Я надеялся, что уж здесь-то мы будем в безопасности, что никто нас не побеспокоит. Он глубоко вздохнул. Судя по всему, это не так.
– Что же нам предпринять? Эрды бросали друг на друга вопросительные взгляды.
– Мы могли бы перебраться на другой остров, – предложил один.
– Покинув Ансалон, мы нашли прибежище здесь, – проговорил Вершитель. Но теперь и тут стало небезопасно. И так будет везде, куда бы мы ни подались.
– Пусть они явятся, и мы сразимся с ними и выставим их прочь, – запальчиво произнес молодой эрд, недавно достигший возраста вхождения в Пору Одиночества.
– Я знаю, что эрдами никогда еще не проливалась кровь другой расы, что именно поэтому мы вынуждены жить в отшельничестве. Однако любой имеет право на защиту, следовательно, и мы тоже. При этих словах лица более зрелых эрдов приняли то выражение снисхождения и вынужденной сдержанности, что бывает у взрослых любой расы в момент, когда им приходится слышать от молодежи неудобоваримые или не совсем уместные вещи. И каково же было их удивление, когда Вершитель произнес следующее:
– Да. Ты прав, Авриль. У нас есть право на самозащиту. Мы имеем право жить так, как нам хочется, – жить в мире. И мы должны отстаивать это право. Эрдов настолько поразили слова Вершителя, что сразу несколько голосов раздалось с разных сторон:
– Неужели Вершитель предлагает сразиться с людьми?
– Нет, – отвечал тот, – не предлагаю. Но я и не советую уложить вещи и покинуть остров. Или вы этого хотите? В разговор включился эрд, которого звали Заступник, не раз выражавший свое несогласие с Вершителем. Естественно, он не слыл его любимцем, и стоило Заступнику подать голос, как Вершитель насупился.
– Из всех тех мест, куда мы попадали, это наиболее удобное, наиболее нам полюбившееся. Здесь мы все вместе, пусть и живем особняком. Если вдруг возникнет на то необходимость, всегда сможем помочь друг другу и в то же время не быть докучливыми. Трудно будет оставить остров. И все же… и все же он не кажется теперь таким уютным, как прежде. Полагаю, придется покинуть эти сделавшиеся уже родными места. Заступник указал на опрятные дома, стоящие в окружении аккуратных зеленых изгородей и ухоженных садиков. Ничего не изменилось, и в то же время все стало другим; разница не ощущалась на глаз, но она чувствовалась во всем – в запахах и на вкус, ее можно было слышать. Обычно крикливые и певучие пернатые смолкли. Дикие животные, прежде свободно разгуливающие по поселку, исчезли, попрятались. В воздухе стоял запах стали и крови. Умиротворенность, простодушие были поруганы. И Вершитель предлагал встать на защиту ставшего милым острова. Одна эта мысль пугала. Предложение Заступника начинало обретать сторонников. Вершитель сознавал, что ему нужно действовать иначе.
– Я не говорю о том, что мы должны воевать, – мягко, успокаивающе произнес он. – Насилие нам чуждо. По правде сказать, я давно занимаюсь этой проблемой и предвидел беду. Я только что побывал на континенте и хочу рассказать, что мне удалось увидеть и услышать. На лицах эрдов отразилось неподдельное изумление. К чему может привести полное отсутствие контактов! – они и ведать не ведали, что тот, кто ими руководит, на самом деле странствует где-то в чужих краях. Лицо Вершителя внезапно погрустнело, стало печальным.
– Наш корабль, хранимый магической силой, доставил меня в Палантас, город людей. Я ходил по его улицам, слушал, о чем говорят жители. Затем я отправился в оплот Соламнийских Рыцарей, а оттуда – в Эргот, край мореплавателей. Я прошел из конца в конец владения эльфов, землю Квалинести; побывал в королевстве гномов. Невидимый, словно ветер, я пересек границы окаянной страны Сильванести; прошел Пыльные Равнины, задерживался в Утехе, Кендерморе, Устричном. В конце концов я направил свои стопы к Кровавому морю Истара, а потом проследовал близ Цитадели Бури, твердыни рыцарей Тьмы. Вот уже свыше двадцати пяти лет, в человеческом исчислении, как окончилась Война Великого Броска. Народы Ансалона надеялись на мир, хотя мы все время говорили о несостоятельности таких надежд.
И до тех пор, пока не угомонятся боги, не успокоятся и смертные. Королева Такхизис сильна как никогда со своими рыцарями Тьмы. Предводитель рыцарей Ариакан, сын повелителя Ариакаса, имел мужество и дерзость указать Королеве Тьмы на ее слабое место. «Зло оборачивается злом». Войны Копья Такхизис проиграла из-за корысти и жадности командующих ее армиями. Ариакан, проведший в плену у Соламнийских Рыцарей немало лет, осознал, что их победа явилась результатом следования принципу: самопожертвования ради дела. И примером такой жертвенности стала смерть рыцаря Стурма Светлого .Меча. Вдохновленный своими идеями, Ариакан создал армию, которая душой и телом предана королеве, и ради нее, во имя ее она готова покорить мир. Для победы воины пожертвуют всем: богатством, властью, самой жизнью. Они очень упорны и крайне опасны, учитывая тот факт, что Ансалон раздираем междуусобицами. Эльфы воюют против эльфов. У квалинестийцев новый правитель, мальчик – сын от Таниса Полуэльфа и Лораны, дочери последнего Беседующего-с-Солнцами. Мальчишку вынудили сесть на трон, и, в действительности, он жалкая кукла, которой манипулирует Совет эльфов, ненавидящих все и вся, включая и род Сильванести. Гномы, видя растущую агрессивность эльфов и усиление власти Совета, опасаются нападения с их стороны и готовы наглухо запереться в своем горе. Соламнийские Рыцари заняты возведением укреплений, но не в преддверии вторжения рыцарей Тьмы, а в ожидании возможных атак эльфов. Рыцарей Паладайна поставили в известность о готовящемся захвате Ансалона, но те отказываются верить, что – как гласит поговорка – полосатая шкура тигра может измениться по воле ее хозяина. Соламнийцы по-прежнему убеждены, что зло обернется злом против самих себя. Такое случилось во времена Войн Копья, когда Повелительница Драконов Китиара вступила в схватку со своим же командиром Ариакасом. А черный маг, Рейстлин Маджере, предал их обоих. На этот раз такого не произойдет. Шансы Королевы Тьмы растут день ото дня. И теперь, – Вершитель сделал выразительную паузу, всматриваясь в лица собравшихся, – и теперь я вполне утвердился во мнении, что Такхизис свое возьмет.