Сам факт того, что Гюльчатай лично отслеживает мои сообщения, грел душу. «Ботаники», как правило, сами никогда не опускались до переписки со сталкерами, оставляя эту работу компьютерам, и лишь изредка посматривали, кто из нас находится ближе к интересной для них точке Зоны. Для яйцеголовых мы были расходным материалом, вроде пробирок или роботов, которыми они поначалу очень увлеклись. Роботы, неуклюжие гусеничные машинки, и теперь часто попадались в самых разных участках Зоны, раздолбанные в пух и прах аномалиями, заржавевшие, изъеденные кислотами. Группы лаборантов Института неоднократно гибли, попытка привлечь к изучению АЗ регулярные войска окончилась высокой смертностью и массовым дезертирством последних. И тогда на арену вышел Его Величество Сталкер. Где-то там наверху посчитали, что преследовать данный «уголовный элемент» не просто бесполезно по причине его неистребимости, но ещё и крайне невыгодно. Естественно, происходило всё не сразу. Вначале патрули на блокпостах начали закрывать глаза на многие «серьёзные нарушения», потом пойманный с поличным сталкер вместо приличного срока отделывался штрафом и устным порицанием, и, наконец, недалеко от Бара странным образом возникло несколько панельных трёхэтажных домов. Официально они предназначались для младшего научного персонала, де-факто же в двухкомнатных квартирках начали массово селиться «внештатные научные сотрудники», мы, то есть. Инспекции, время от времени посещавшие Периметр, упорно не замечали отнюдь не научные физии «сотрудников», перегар в аккуратных коридорчиках и склады водочных бутылок в подъездах. В общем, гуляй, рванина…

Впрочем, официально нас так и не разрешили. Заигравшиеся в безнаказанность сталкеры быстро ощущали на своей шкуре, что «приобретение, хранение и вынос из АЗ различных объектов неисследованной природы карается согласно статье 116 специального параграфа УК РФ лишением свободы сроком до 6 лет с отбыванием наказания в колонии общего режима». Дополнительно могли припаять незаконное пересечение периметра, хранение незарегистрированного холодного и огнестрельного оружия и боеприпасов к нему и, как правило, сопротивление при задержании, даже если такового и не было. Реальный же грех сталкера заключался обычно в том, что несколько «объектов неисследованной природы» миновали Барина и прочих скупщиков, сотрудничавших с НИИ, а были проданы людям со стороны.

Большинству сталкеров такое положение вещей очень не нравилось. Поначалу. Но деньги учёные платили неплохие, меньше, конечно, чем барыги, но с целой системой премиальных и поощрений получалось в итоге очень даже недурно. Сталкер, вернувшийся без добычи, но расшвырявший по дороге десяток «дартсов» и снявший на камеру что-нибудь интересное, вполне мог рассчитывать на некоторую, иногда немалую, премию. Польза от научных ПМК, продававшихся в Баре за почти символические деньги, также была несомненна. Лёгкие портативные компьютеры размером чуть больше ладони неплохо справлялись с обеспечением сталкера самым ценным товаром в Зоне — информацией. Вывести карту квадрата, слить свежие обновления на сканер, подать сигнал бедствия, узнать последние новости — это был далеко не предел возможностей маленькой умной машинки, помещавшейся в нагрудном кармане. ПМК обладал мощной памятью, отменным быстродействием, даже солидным качеством графики сенсорного экрана. Создавался компьютер, видимо, для самых неблагоприятных условий эксплуатации: на нём можно было попрыгать, от души грохнуть об стену, утопить в воде на неопределённый срок, помешать в котелке похлёбку. По слухам, ПМК держал даже мощные электромагнитные импульсы, наповал убивающие любую электронику. Похоже, надёжных способов уничтожить компьютер было немного — либо кинуть в костёр и подождать, пока тот прогорит, либо засандалить в аномалию вроде «разрядника» или «плеши». Спасибо, в общем, отечественной науке. Всё бы так делали…

Боль в ноге почти стихла, и я аккуратно замотал лодыжку несколькими витками эластичного бинта. Сухожилия всё-таки потянул, так как стопа наливалась синевой, и наступать было больно. Ничего, до свадьбы заживёт. Может быть.

«Пластилин», густо облепивший стенку давным-давно заброшенной квартиры, был слишком заманчивым трофеем, и я начал изобретать способы добыть редкий артефакт с минимальным риском для здоровья. Активированная «молотилка» уже успокаивалась, смертоносные нити становились едва заметными, ещё минут двадцать, и всё, близок локоток, да не укусишь. Я накидал трухи из сопревших половиц, обозначая пока видимую границу аномалии, и пошёл в соседние комнаты, поискать достаточно длинную и крепкую палку. Алгоритм движения в заброшенных зданиях не сложен, но уж больно зануден: два шага вперёд, осмотреться, ещё два шага, и вновь внимательно изучить обстановку. Не шевельнулась ли пыль вон в том углу? Нет ли странных сквознячков? Выдержит ли гнилой пол? Смотри, сталкер, в оба, иначе всё может закончиться для тебя здесь и сейчас: заржавевшая арматурина этажом ниже, «душегубка» в дверном проёме, бюрер, решивший забавы ради прогуляться до ближайшего здания. «Сайгу» по этой причине нелишне снять с плеча и прищёлкнуть магазин с мелкой дробью «бекасинником», похожим на свинцовое пшено. Для выстрела практически в упор, а в домах редко бывают расстояния больше, лучшего боеприпаса и не найти: плотный сноп дроби в башку превращал оную в кровавый форшмак, щедро разбрызганный по стенам, и не спасали мутантов ни крепкий череп, ни повышенная живучесть. Слегка сплющенная для лучшего разлёта дробь была хороша также и против крыс, в чём я уже неоднократно убеждался. Не особенно ёмкий магазин простой, и от того выносливой и надёжной «Сайги» я компенсировал похожим на детскую игрушку ПП-2000 с отнюдь не игрушечными плотностью огня и убойной силой. Новички, щеголявшие «Калашниковыми» сотой серии, снайперскими винтовками, а то и компьютеризированными суперпушками НАТО с интегрированным двадцатимиллиметровым гранатомётом, свысока поглядывали на мою амуницию. Пусть их. Да только видел я, и не я один, как прошитые навылет десятком пулек 5,45 уроды успевали перед кончиной порвать в лоскуты как стрелка, так и его товарищей, после чего уходили подыхать в Зону, если, конечно, подыхали… не пуля это, шило. И ведь брали обжёгшиеся сталкеры в следующую ходку дробовик в придачу к «Калашу», чтобы ещё через пару ходок оставить автомат в схроне, кому охота лишнюю тяжесть таскать. Суперпушки же с прибамбасами старались продать при первом удобном случае: уж больно капризными они оказались, чуть песок или грязь, считай, без ствола, деталей куча, и всё такое хрупкое, мелкое, и норовит в траву спрыгнуть. Ствол для Зоны выбирался по принципу кувалды: простота, надёжность, прочность, мощность. Дальность и ювелирная точность стрельбы, как правило, большого значения не имели.

Дверь квартиры, из которой я вышел, давно прогнила и свалилась с петель, но на рябой от плесени деревяшке удивительно хорошо сохранились блестящие пластмассовые цифры: «14». Следующая по коридору дверь держалась, хотя и разлохматилась полосами гнилого дерматина и комьями слипшегося в кашу поролона. Она была закрыта, и я несколько минут постоял возле неё, прислушиваясь к малейшим шорохам, потом легко вырвал врезной замок вместе с заржавленными шурупами и куском трухлявой доски.

В квартире были целы все стёкла, покрывшиеся толстым слоем грязи, и непонятно каким образом державшиеся в насквозь прогнивших рамах. Сухой затхлый воздух брошенного жилья ударил в нос даже сквозь респиратор. Похоже, я первый, кто зашёл в запертую хозяевами почти тридцать лет назад квартиру. Странное, диковатое ощущение. Теперь осмотреться. Чисто. Вроде бы…

Удивительное дело, но интерьер «трёшки», точнее, то, что от него осталось, говорил о том, что бывшие жильцы либо уехали до эвакуации и за вещами вернуться не смогли, либо просто отлучились из дома на пять минут, растянувшиеся в итоге на десятилетия. Покосившийся гардероб в прихожей с грудой истлевшей одежды и мутным зеркалом в треснутой раме; лосиные рога над дверью; сервант с пыльными стёклами и фарфоровым сервизом; пепельные от осыпавшейся побелки ковры на полу. Обесцветившиеся, хрупкие обои свернулись в трубки, открыв заклеенные жёлтыми газетными листами стены, штукатурка в углах почернела и растрескалась, шторы висели грязной ветошью, на подоконниках стояли цветочные горшки с землёй. Я достал камеру и аккуратно отщёлкал не меньше полусотни кадров. Интересное жилище, так что сохраню для потомков эти фото. С профилактической, так сказать, целью, а там, может, и ботаники чего углядят. Но это вряд ли, «лирика» их мало интересовала. Задержавшись у напольного аквариума и понаблюдав россыпь мелких костей на чёрной корке дна, я вошёл в спальню, где обнаружил скелет кошки возле большого лампового телевизора. Уф…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: