— Что-то еще? — повторила она, пораженная его проницательностью. Он видел, что она мучительно ищет слова, в которые можно было бы облечь свое извинение.
Но, встретив его сверкающие глаза, она поняла, что он думает совсем о других вещах.
— Я не совсем понимаю, сэр, — сказала она, отступая, — что вы имеете в виду.
— А я и не думаю, что вы понимаете, — отвечал он. — Вы только запомните: никто не будет думать о вас плохо, если вы не откроете никаких заговоров. Поверьте, другие люди в другом месте занимаются тем, что происходит во дворце.
— Но я должна исполнить долг, — холодно произнесла Андора.
— Ваш долг, да, — согласился сэр Хенгист. — Но не ищите опасности. Я уверяю вас, вы не обрадуетесь, если что-то откроете.
— Разумеется, у вас большой опыт, — тихо сказала Андора. — Но, пожалуйста, я что-то хочу вам сказать.
Ее голос стал еле слышным, и она заметила, с каким напряженным вниманием он стал слушать то, что она говорила.
— Что же? — спросил он.
— Я… я хочу… извиниться перед вами, — пробормотала Андора, с трудом подбирая слова, которые, кажется, вызывали у ней шок. — Я не до… должна была так говорить с вами. Но я… я не знала, что вы служили на Карибском флоте, я не знала, что вы были еще кем-то, кроме «человека двора».
— А теперь, когда вы знаете, — сказал сэр Хенгист, и она почувствовала, что веселые, насмешливые нотки снова зазвучали в его голосе, — ваше мнение обо мне полностью изменилось.
— Да… я имею в виду — нет, — Андора не находила слов для ответа.
— Я польщен, что вы вообще думали обо мне, — сказал сэр Хенгист. — Но я уверяю вас, что вам не за что извиняться. Я в самом деле сейчас являюсь только человеком двора. Я хотел плавать вместе с Дрейком, но это мне было запрещено. И я должен был ошиваться здесь вместе с другими подонками и подхалимами.
— Они не пустили вас? — спросила Андора, пораженная глубокой горечью его голоса и мрачным выражением лица.
— Да, мои просьбы были отвергнуты, — отрывисто сказал он. — Итак, вы не должны просить у меня прощения. Я имею в виду то, что вы думали обо мне.
— Нет, нет, — возразила Андора. — Вы не поняли. Я думала, что вы вообще никогда ничем не были заняты. Я знаю, что это было невероятной самонадеянностью, но я думала о вас очень плохо, а мой отец всегда говорил о том, что если кто-то ошибается, он не должен стыдиться признаться в этом.
— Ваш отец был прав, — сказал сэр Хенгист, — но ваша храбрость — это то, что я меньше всего ожидал найти в его дочери.
— Моя храбрость? — удивилась Андора.
— Да, — отвечал он. — Для вас было храбростью признать свою вину. Скажите честно, ведь это было нелегко, не так ли?
Неожиданно он наклонился и взял ее за руку. Его слова и его прикосновение смутили ее.
— В самом деле, было трудно найти правильные слова, — отвечала она. — Но я сожалею о том, что была несправедливой.
— А теперь, — сказал сэр Хенгист, — может быть, вы послушаетесь меня. Я на самом деле думаю, что лучше всего для вас вернуться домой.
— Вернуться домой! — воскликнула с удивлением Андора. — Почему вы это говорите?
— Потому что я боюсь, что здесь вас испортят, — сказал он. — Когда деревенские мыши приходят в город, они чувствуют недовольство собой. Они хотят быть похожими на городских мышей, и они не понимают, что это ошибка.
— Я ничего не знаю о такой ошибке, — сказала Андора тихим, серьезным голосом. — Очень трудно быть такой простушкой среди этого блеска и великолепия. Вы видели, когда я приехала сюда, все у меня было старомодным и устаревшим — моя карета, моя одежда и, я думаю, даже мои мысли
— Но именно это делает вас такой особенной, — быстро сказал сэр Хенгист.
— Такой особенной, что всем хочется смеяться, — подхватила Андора. — Благодарю вас, сэр, но я не хочу быть мишенью для острот скучающих кавалеров.
Его веселый смех заглушил ее слова, и когда она резко повернулась, чтобы уйти, он так крепко взял ее за руку, что она не смогла освободиться.
— О Андора, Андора! — воскликнул он. — Вы такой ребенок! Кажется, это я должен просить у вас прощения. Я не подозревал, что мой смех задевает вас и что вы сердитесь на меня.
— Никому не понравится, если над ним смеются, — горячо сказала Андора.
— И менее всего деревенским мышкам, — ласково добавил он. — Простите меня. Я был неправ. Нет, более того, это было жестоко.
Она все еще стояла отвернувшись, и он снова наклонился, взял ее за плечи и повернул к себе.
— Вы не прощаете меня? — спросил он. Она молчала. Он опустился на одно колено:
— Смотрите, я умоляю вас.
— Я думала ночью, — медленно сказала Андора, — что злиться было бы глупо и мелочно. Но я все равно злилась, может быть, потому, что я была одинока и испугана.
— Вы просто уничтожили меня, — сказал сэр Хенгист. Его лицо было серьезно, и глаза его не смеялись. — Вы простите меня, Андора?
— Конечно, — ответила она. — И вы в свою очередь простите меня.
Он поднялся с колен.
— Это добрая сделка, — сказал он и, склонив свою голову, поцеловал ее руку.
Она подумала, что впервые губы мужчины касались ее кожи, и затем, прежде чем она успела еще о чем-то подумать, он опустил ее руку и стоял возвышясь над ней.
— Вы должны вернуться, — сказал он. — Или вас хватятся. Ждите меня здесь завтра. Ее величество обязательно даст вам другую записку. Если нет — я принесу записку для нее.
Андора была сейчас отпущена королевой. И все же она колебалась. Робко и застенчиво она сказала:
— Спасибо.
— За что? — удивленно спросил сэр Хенгист.
— За то… за то, что вы были добры ко мне, — прошептала Андора и, не дожидаясь ответа, поспешила прочь, убегая через лужайки розового сада.
У нее было чувство, что он провожал ее глазами, но она не оглядывалась. Она только знала, что была сбита с толку и удивлена всем происшедшим. Но в то же время она сознавала, что что-то темное, унизительное, камнем лежавшее у нее на сердце, — пропало. И когда она добралась до дворца, она поняла, что это была ненависть к сэру Хенгисту, которая мучила ее с тех пор, как она приехала сюда.
Она принесла записку, которую ей дал сэр Хенгист, в королевские покои. Королева была занята работой в своем кабинете, находившемся рядом со спальней. Она сидела за письменным столом, с белым пером в руках, разбирая государственные бумаги.
Елизавета нетерпеливо взглянула на нее, когда Андора присела перед ней.
— Ну, что там? — резко спросила она.
— Записка, ваше величество, от лорда Эссекса.
Лицо Елизаветы прояснилось. Она бросила перо и нетерпеливо протянула руки.
— Дайте мне ее, — сказала она с пылкостью юной девушки, ожидающей объяснения в любви.
Андора подала ей свиток пергамента. Королева развернула его и прочла послание с затаенной улыбкой на лице Затем она встала, прошла через комнату и остановилась у окна, глядя на улицу.
Андора наблюдала за ней, не зная, следует ли молча удалиться, чтобы не мешать раздумьям, или ей нужно остаться. В комнате была тишина, нарушаемая только жужжанием шмеля, который кружился вокруг цветов, украшавших позолоченный стол.
— Вы когда-нибудь были влюблены? — неожиданно спросила королева.
— Нет, ваше величество.
— Тогда вы счастливы, — сказала Елизавета. — Любовь дитя мое, это обоюдоострое оружие, которое приносит одновременно и радость, и боль. — На мгновение она умолкла, затем продолжала: — Кто не завидует мне сейчас? Владычица великой страны, правящая сердцами своих подданных, которые служат мне так, как не служили никогда ни одной женщине самые храбрые и мудрые мужчины. И все же любовь требует большего.
— Чего же большего может желать ваше величество? — спросила Андора.
Королева резко обернулась.
— Я хочу молодости! Молодости! — повторила она. — Вы думаете, я не знаю, как быстро проходят годы? Вы думаете, я так глупа, чтобы не понимать, что каждый месяц отнимает у меня то, что для женщины дороже, чем золото, драгоценности, власть и положение?