Кстати, некто, назвавшийся моим кузеном, разглядел стоящие на столе золотые кубки первым делом. Он ахнул, всплеснул руками и так поспешно сбежал вниз, что оставалось только удивляться.
– Боже мой! – вскричал он, хватая золотые емкости, из которых мы накануне пили вино. – Это же императорские кубки!
– Что значит – императорские? – поинтересовался Зимин, скосив глаз на открытую дверь, но при этом не трогаясь с места.
– Двадцать лет тому назад они были похищены из дворца императрицы Екатерины.
– Вы нас упрекаете в воровстве? – холодно осведомился поручик, по-рыцарски присоединяясь к подозреваемым словом «нас».
Псевдокузен нежно погладил кубки и шумно выдохнул:
– Удостоился лицезреть!
– Не уходите от ответа! – Я стукнула по столу, чувствительно зашибив при этом ладонь и зашипев от боли. – У меня нет и не может быть никаких кузенов!
– Но как же, – оскорбился он, – вы, должно быть, не знаете, что ваша тетка по матери, Гликерия, вышла замуж за графа Евстигнеева и родила ему дочь, которая, в свою очередь, выйдя замуж за князя Ромодановского, родила сына...
– Сын княгини Аглаи Ромодановской умер во младенчестве, – холодно проговорила я, – и, насколько мне известно, больше у нее не было детей.
– Правильно, – кивнул Кирилл, если его и в самом деле так звали, – но у нее был пасынок, Александр Ромодановский, который, женившись на графине Извековой, родил сына Кирилла, то есть вашего покорного слугу.
– Понятно, седьмая вода на киселе, а не кузен, – пренебрежительно махнул рукой Зимин.
Ромодановский в момент оставил в покое кубки, встал по стойке «смирно» и даже каблуками прищелкнул.
– Позвольте узнать ваше имя, поручик! – сказал он с такой силой чувства, что даже сорвался на фальцет.
– Хотите на дуэль меня вызвать? – фыркнул Зимин. – Не трудитесь, голубчик, недосуг мне. Лучше скажите, каким образом вы сюда попали?
– То есть что значит – каким? – сразу успокоился мой якобы кузен. – Приехал в карете. Может, вы думаете, что ежели мы с Анной Михайловной и не прямые родственники, то я непременно из бедняков? Прибыл в приживальщики определяться? Могу показать, у меня есть наличные деньги...
Он вынул откуда-то из внутреннего кармана и в самом деле солидную пачку денег, чтобы, помахав ею в воздухе, спрятать обратно.
– Экий вы, голубчик, огонь! – не то восхитился, не то осудил Зимин.
В любом случае вышло это у него покровительственно. Разве что по плечу графа не потрепал.
Я понимала, что Зимин, будучи на деле ненамного старше Кирилла, нарочно взял в общении с ним такой снисходительный тон, чтобы надежнее вывести кузена из себя. Я нарочно про себя так и подумала – кузена, пусть его! Хочется человеку считать себя моим родственником – не буду ему в том препятствовать.
Потому – имея достойный пример перед глазами! – я изобразила из себя почтенную матрону и строго сказала:
– Прекратите, Владимир Андреевич, нашли, ей-богу, время! Из-за вас мы сидим в этом погребе, хотя давно могли бы выйти на волю и все вопросы выяснить там, наверху, а вовсе не в своей темнице.
И тут же я подала всем пример, решительно направившись к лестнице, быстро поднялась по ступенькам и, придержав юбки, шагнула наконец в коридор, ведущий к свободе.
Вроде и сидели мы внизу недолго, всего-то сутки, а показалось – целую вечность.
Мои товарищи по неволе устремились следом за мной, но никому не удалось меня обогнать, потому что я неслась к выходу на всех парусах и успокоилась, только очутившись на крыльце и с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух.
Воля. Как, оказывается, остро начинаешь ее ощущать, испытав подобное нашему пленение. Когда не можешь делать то, что хочешь, и вообще жить как хочешь. Интересно, что впервые в жизни у меня мелькнула мысль: «А не мечтают ли точно так же о воле наши крепостные? Или они, родившись в неволе, просто не знают, с чем свою привычную жизнь сравнивать?»
А потом я опять вспомнила о Сашке. Куда подевался этот шустрый малый? То же самое я подумала о шайке Осипа. Куда делись разбойники?
Все же странно, что мой так называемый кузен, прежде каких-то иных действий, едва приехав, открыл дверь именно в винный погреб. А что, если... Но думать, будто он каким-то образом мог быть связан с Осипом, мне не хотелось.
– Откуда вы узнали, что мы заперты в погребе?
Я обернулась и отыскала глазами Кирилла, чтобы задать ему этот вопрос.
Но ни мой пристальный, изучающий взгляд, ни вопрос Ромодановского не смутили. Он объяснил мне просто, как несмышленышу:
– Согласитесь, Анна, то, что я здесь застал, могло бы удивить любого. Я приехал в поместье и не увидел вообще никого в господском доме, притом что двери повсюду были распахнуты настежь. Я просто шел по коридору и заглядывал в каждую комнату, что встречалась на моем пути. Не найдя ни души, я остановился и стал слушать, не раздастся ли где какой-нибудь звук. И тут мне показалось, что я слышу разговор. Причем, как выяснилось, за дверью, закрытой с наружной стороны на засов. Несмотря на то что любому это показалось бы подозрительным, я все же взял на себя смелость запертую дверь открыть...
Разговоры, разговоры... Не слишком ли долго я прихожу в себя?
Переведя взгляд влево, я увидела и карету Ромодановского. Кучер его стоял рядом и, увидев, что я смотрю на него, низко поклонился. Но как-то изящно. Не всем корпусом, как кланяются наши крестьяне, а будто перетек из одного положения в другое.
Кожа у него была смуглая, но не российским южным загаром, а с примесью фиолетового цвета. Впрочем, ничего странного я в этом не видела. Богатые люди кого только себе не заводят: то уродцев, то карликов, по сравнению с которыми слуга Ромодановского особой экзотикой и не отличался.
Карета выглядела импозантно. С позолоченным орнаментом на дверце и гербом, который с крыльца я разглядеть не могла. Ничего, потом посмотрю.
– Вы не станете возражать, кузина, – обратился ко мне Кирилл, – если мой слуга будет жить поблизости от меня? Я счел неудобным брать с собой много слуг, и Орест у меня один делает работу троих, все умеет, и я привык, что он всегда находится рядом со мной...
Очевидно, поймав себя на многословии, Ромодановский запнулся, а потом быстро докончил:
– Особого комфорта он не потребует.
– Говорите, он у вас смышленый малый?
– Ручаюсь!
– Нам как раз понадобятся смышленые слуги. Если вы заметили, мебели в комнатах нет, она нагромождена в танцевальной зале, причем я еще не успела разобраться, вся ли она здесь и хватит ли ее на все опустошенные комнаты.
– О, ваше сиятельство, насчет меня вы можете не беспокоиться. Я привык к жизни неприхотливой, так что временные неудобства приму без напряжения...
– Понятно, – кивнула я. – Тогда сперва отобедаем, поскольку мы нынче без завтрака, а потом за работу... Аксинья!
Служанка выдвинулась из-за спин господ.
– Пойди и приведи сюда всех, кого отыщешь на подворье. Скажи – зовет госпожа.
Она поклонилась и бегом направилась в глубь двора, где по правую руку располагались жилища для дворовых людей.
Людская комната в самом доме для прислуги, каковые всегда должны быть под рукой, теперь пустовала. Как сказал покойный староста, видимо, в избы дворовых людей загнали вообще всю прислугу, что жила в имении.
На мгновение у меня мелькнула мысль: «А не угнал ли с собой Осип всех моих крепостных?» – но я отвергла ее. Куда бы он их погнал? На рынок рабов? Так у нас его нет, да и кто станет покупать души безо всяких документов? У нас ведь не Америка...