А позже на этой высокой горе будут собираться молодые энтузиасты литературного кружка «Плеяда», мечтать о счастье народа, о литературной славе своей родины. А сколько ярких вспышек поэтической мысли помнит эта гора…

Место службы — Новоград-Волынский, но Петр Косач все чаще и чаще приезжает в Киев. Дело в том, что товарищ по университету Михаил Драгоманов познакомил его со своей молоденькой сестрой. Ольгой, которая с одиннадцати лет обучалась в пансионате и после его окончания жила вместе с братом. Здесь и встретилась она со своим будущим супругом. А в следующем, 1866 году, сыграли свадьбу Ольги Драгомановой и Петра Косача.

Это была на редкость дружная семья, где с уважением относились к интересам и увлечениям друг друга. Ольга писала стихи и рассказы, публиковавшиеся преимущественно за границей. Позже она стала известной читателям и на родине под именем Олены Пчилки. Творчество ее никак не назовешь выдающимся, однако это было явление примечательное.

В Новоград-Волынском молодые Косачи поселились на Корецкой улице, а через два года переехали на Случанскую. Здесь и родилась 13 февраля (по старому стилю) 1871 года будущая великая поэтесса.

В своих воспоминаниях Олена Пчилка писала, что через два года семья сняла у польки пани Завадской целую усадьбу: «Это был лучший из домов звягельских, где мы, Косачи, жили: ведь у Завадских-то мы имели очень большой, хотя и одноэтажный дом, да к тому же роскошный сад, тоже очень большой… Сад был в какой-то степени запущен, но благодаря этому гулять здесь еще приятнее: вольготно в нем и фруктовым, и всяким прочим деревьям — липам, тополям. Да еще целые заросли сирени разных сортов, жасмин, цветы долголетние… Нашим малым детям было так хорошо в этой чудесной обители! Собственно, ради детей мы и снимали усадьбу у Завадских…»

Был у Леси брат Михаил (Миша, Михасъ) на полтора года старше ее. Всю жизнь их связывала сердечная дружба. До тринадцатилетнего возраста Михаила (пока он не уехал учиться) они были неразлучны: вместе играли, читали и учились. За это их дома в шутку называли общим именем — Мишелосие (Лесю до пяти лет звали Лосей). В 1875 году она самостоятельно прочла первую книгу — «Разговор о земных силах» Михаила Комарова, а на шестом году жизни научилась писать; уж очень ей хотелось вести переписку с родственниками, прежде всего с бабушкой.

…Ранним мартовским утром 1876 года со двора молодых Косачей выехала кибитка, повернула влево, а спустя несколько минут затарахтела по широкому ухабистому тракту, оставив позади Звягель (старое название Новоград-Волынского). Зима была на исходе, но дни еще коротки, и надо было спешить, чтобы засветло добраться до железной дороги — до Шепетовки полсотни верст.

Леся видела, как кучер время от времени взмахивал кнутом, и тогда копыта мелькали быстрее. Она пристально всматривалась в серую ленту дороги, теряющуюся где-то там, вдали, среди проталин побуревшего снега, — ведь ей впервые предстоит такой дальний путь. Правда, когда-то Леся побывала в Киеве, но это было так давно и была она тогда такая маленькая, что ничего уже и не помнит. Киев знаком ей по рисункам в очень толстой и тяжелой книге, которая лежит на столике в маминой комнате. Михася, старшего брата, больше всего восхищает колокольня Печерской лавры: высокая — облака задевает. И еще солнечные часы во дворе Киево-Могилянской академии на Подоле…

А Лесю привлекает другое — тот рисунок, где изображен глинистый, желтовато-белый крутой обрыв, сверху — толстенные развесистые дубы, а внизу — широкий синий Днепр, должно быть в сто раз шире Случи, которая протекает сразу за их усадьбой. Как лебеди, плывут по Днепру кораблики под белыми парусами, распятыми на высоких мачтах…

Леся часто разглядывала на картинке и большой красный дом с колоннами. Здесь учились когда-то ее отец и дядя Михаил. Дядя сам потом обучал в этом университете взрослых, которых зовут студентами. Раскрывая альбом в этом месте, Леся долго всматривалась в картинку, словно ждала: вот-вот на этих широких ступеньках появится высокая; статная фигура ее дяди.

Но с ним случилось что-то недоброе. Из-за этого мама грустит, даже приболела немного. Леся слышала, как однажды в разговоре она сказала: «Надо свезти детей в Киев. Пусть поживут некоторое время у Михаила, ведь скоро разлука…»

Леся ничего не поняла тогда, как не понимает и сейчас. Но ей было радостно и немного тревожно: ее взбудоражила эта первая дальняя поездка. Она вспомнила дочь дяди Михаила — Лидочку, которая в прошлом году целое лето гостила у них. Весело и хорошо было играть с Лидой: она старше Леси почти на пять лет, но никогда не обижала свою сестричку. Правда, порою подтрунивала над Лесиным ласковым характером, говорила, что ее маленькая сестричка чересчур «послушный ребенок», умница и чистюля.

Сидит, бывало, семья за обедом, а под окном откуда ни возьмись шарманщик. Дети как ошпаренные, забыв обо всем на свете, из-за стола — и на улицу… В другой раз общий любимец — лохматый пес по имени Дюк стащит булку, снова поднимается страшный шум: дети принимаются гоняться за ним. Одна Леся тихонько сидит за столом и, только закончив обедать, отважится выбежать во двор, чтобы присоединиться к буйной ватаге.

В играх, построенных по неимоверно исковерканным, как это могут делать только дети, сюжетам «Илиады» и «Одиссеи», Лесе чаще всего приходилось бывать Андромахой. Ей почему-то очень нравилось необычное слово — Андромаха… Есть в этом имени что-то таинственное и печальное.

Но самыми интересными были дальние прогулки. После завтрака в горенку заходил дядька кучер и, посоветовавшись с мамой, торжественно объявлял, куда и в котором часу предполагается выезд. В назначенное время у свежевыкрашенного, сверкающего желто-голубыми красками крыльца останавливалась повозка. На почетном месте, выстланном сеном и покрытом ковром, усаживались тетя Саша и гостившая у них приятельница Ольги Петровны по гимназии Анна Ивановна Судовщикова. Между ними — на правах самой маленькой — Леся. На дне повозки устраивались Михась и Шура — дочь Судовщиковой. Лиде же, как старшей среди детей, позволяли садиться на облучок, рядом с кучером. Когда наконец все удобно рассядутся, кучер легонько трогал поводья, и повозка выкатывалась на проселочную дорогу по опушке леса вдоль Случи. Лица путешественников сияли от радости. Вот только страшновато было съезжать с крутой горы у хутора деда Евмена. Зато потом… Потом они встречались с самим дедом, который вел их в сад, где стояли пчелиные ульи, угощал душистым сладким медом. Леся улыбнулась, вспомнив, как однажды на них с Лидочкой налетели дедовы пчелы. Лида тогда заплакала от боли, а она смогла удержаться и очень этим гордилась.

Несколько раз взрослые брали с собой на охоту детей. Отправлялись на рассвете: одни — лошадьми, другие — на лодках по Случи. На опушке дубового леса, у крутого поворота реки, разбивали лагерь. Взрослые уходили в лес, и оттуда доносился лай собак, звуки выстрелов. Дети же охотились за грибами и ягодами. А Леся тем временем плела веночки из лесных цветов, вместе с мамой и Лидочкой училась петь народные украинские песни. Чаще волынские: «Виступцем тихо йду», «Пociю я рожу, поставлю сторожу», «Бувайте здоровi, шляхи та дороги» и другие…

Так Леся и не заметила, что проехали уже полдороги — переправились через речку Смолку и остановились у какой-то хаты — то ли корчмы, то ли почтовой станции, — одиноко приютившейся у дороги.