Через несколько месяцев Тагор вернулся в Калькутту, провел некоторое время в Шилайде, затем в Шантиникетоне, и в конце концов он снова оказался в Шолапуре, на другом краю Индии, собираясь пожить некоторое время у своего брата Шотендроната. Там он узнал, что брат со своим молодым другом Локен Палитом собираются посетить Англию, и тотчас же решился присоединиться к ним.

Во всех этих переездах Тагора сопровождала маленькая тетрадка, постепенно заполнявшаяся стихами. Созерцал ли он покрытые снежной короной Гималаи в Дарджилинге, изнемогал ли от зноя и пыли в Шантиникетоне, стихотворения изливались одно за другим. Наибольшее число их было написано в Газипуре, благодаря розам или вопреки, сказать трудно. Традиционный бюль-бюль, может быть, и отсутствовал, но соловей в душе Рабиидраната пел во весь голос неслыханные доселе мелодии. Весь урожай, собранный более чем за трехлетний период, был впоследствии напечатан в сборнике "Маноши" ("Образ любимой") и сразу же закрепил его репутацию. Поэт вступил в зрелый возраст. Это были уже не шалости вундеркинда, не напускная бравада чувств юного романтика, а подлинная речь подлинного зрелого поэта, достигшего глубинного пласта своего таланта.

На этот раз он не посылал писем в "Бхароти", а вел Дневник, опубликованный вскоре после его возвращения под названием "Дневник путешествия по Европе". Первая запись сделана 22 августа 1890 года, в день, когда пароход отплыл из Бомбея. Задумчиво глядя с палубы корабля на удаляющиеся берега его родины, поэт, который к тому времени еще и не слыхивал о диалектическом материализме, раздумывает о том, как характер поэзии зависит от материальных средств сообщения, доступных в ту или иную эпоху. В дни Калидасы любовник, разлученный с возлюбленной несколькими сотнями миль, должен был прибегнуть к помощи облака-вестника,[35] чтобы доставить известия о себе, и для этого ему требовалось несколько десятков страниц стихов. В век пара достаточно сонета или краткого лирического стихотворения; в будущем и одного четверостишия будет, возможно, слишком много. Но эти раздумья вскоре были прерваны — судно закачалось на вспененных муссоном волнах Аравийского моря. Как и в предыдущее путешествие, Рабиндранат укрылся в своей каюте и не показывался наружу — на этот раз в течение четырех дней.

Позднее Рабиндранат научился преодолевать морскую болезнь и много путешествовал по морю, но никогда не мог полюбить океан так, как любил реки своей родной Бенгалии. Океанский лайнер казался ему "замком праздности", где пассажиры не знали, как им провести время.

По прибытии в Лондон он воспользовался первой возможностью, чтобы навестить семью Скоттов, в которой провел такие счастливые дни юности, но был разочарован, узнав, что семья переехала и никто не знает куда.

В своем дневнике Тагор снова хвалит европейское общество, где женщины получили подобающую свободу и помогают сделать нацию сильнее в противовес индийскому обществу, где единственное назначение женщины — ухаживать за мужчиной, баловать его и разнеживать, чтобы он утратил мужество. Казалось бы, Рабиндранат доволен пребыванием в Лондоне, но муза его покинула. Такое случалось с ним не раз. Человек всемирных симпатий, он был так глубоко укоренен в родной почве, что за пределами Индии источник его поэзии и песен пересыхал или сочился по каплям. Тагор мог писать философские эссе и произносить блистательные речи, но музыка, питавшая его душу, замолкала на чужбине. Внезапно 5 октября Тагор записывает в дневнике: "Я устал от здешней жизни, устал даже от прекрасных лиц. Поэтому я решил вернуться".

Накануне отъезда из Лондона он написал своей племяннице Индире (которая, по-видимому, заменила его покойную невестку как главная поверенная его сердечных дум) весьма знаменательное письмо; что побудило его к этой вспышке откровенности, остается неизвестым.

"Разве человек — это железная машина, — писал Тагор, — чтобы действовать в строгом соответствии с правилами? Разум человека так велик и изменчив, так разнообразны его нужды и так многочисленны его требования, что он должен изредка шататься, спотыкаться и метаться из стороны в сторону. Именно это и делает человека человечным, доказывает, что он живет, что он не просто комок материи. Человек, который не знал этой слабости, никогда не колебался на краю, человек, ум которого узок и прямолинеен, вряд ли может быть назван живым. То, что мы называем инстинктом, к чему мы в отчаянии прибегаем в повседневной нашей жизни, выводит нас из джунглей добродетелей и пороков, наших бед и радостей к осознанию неограниченных возможностей нашей судьбы. Тот, кто не знал коловращения жизни, в чьей душе не распускались лепестки таинственного цветка, — подобный человек может показаться счастливым, может показаться святым, его узколобый разум может подчинить себе ум других своей целенаправленной энергией, но такой человек плохо подготовлен для главного события в жизни — для встречи с бесконечностью".

Вскоре после возвращения Тагора в Индию, 3 ноября 1890 года, вышла книга стихов "Маноши". Широкий размах мысли, лирическая красота и сила убедили самых недоброжелательных критиков, что перед ними — подлинный поэт. Как пишет его английский биограф Эдвард Томпсон (единственный из английских критиков, который мог прочесть творения Рабиндраната на родном бенгальском языке), "главный мотив книги — это спокойная уверенность. Она знаменует достижение зрелости". С другой стороны, интересно вспомнить, что один из самых вдумчивых критиков,[36] один из самых острых умов той эпохи увидел в этих стихах "настроение отчаяния и смирения" и написал об этом автору. "Иногда я нахожу, — отвечал ему Тагор, — что моя душа — это поле боя, где две противоположные силы сражаются постоянно; одна зовет меня к миру и прекращению всех страданий, другая понуждает меня к борьбе. Как будто энергия и воля Запада непрерывно штурмуют крепость моей индийской безмятежности.

Отсюда это качание маятника между лирическим самозабвением и философствованием, между любовью к моей стране и нападками на национализм, между стремлением встать в ряды борцов и желанием оставаться углубленным в раздумье, эта горячка борьбы, за которой следует настроение подавленности и отрешенности". "Маноши", пожалуй, первое подлинно зрелое произведение поэта.

Стихи касаются пяти обширных тем, которые останутся главными в творчестве Тагора, хотя в дальнейшем диапазон его поэзии расширится. Это любовная лирика, стихи о природе, стихи, посвященные общественной и национальной тематике, религиозные и мистические стихотворения и стихи, в которых явления природы и мифологические или исторические события воплощают авторскую философию. Не нужно упоминать, что эти категории не всегда четко определены и перетекают одна в другую.

Одно-единственное качество определяет все многообразные черты его личности и таланта — это прежде всего и более всего влюбленность.[37]

Он любил — одну ли женщину или многих, или лишь образ, который так и не нашел в реальности; бога или человека, природу или человечество? Как глупо представлять поэта философом, не принимая во внимание причудливость его ума, и упускать музыку слов в тщетной попытке проследить за тенью мысли. К сожалению, именно эти свойства исчезают в процессе перевода на другой язык.

В 1887 году на восточном побережье Индии пошел ко дну во время шторма корабль, на борту которого было восемьсот паломников, направлявшихся в священный город Пури. Все пассажиры и команда утонули. Рабиндранат написал стихотворение об этой трагедии, которое не только одно из лучших в этой книге, но, видимо, лучшее из его стихов, описывающих штормовое море. Ритм колеблется и волнуется, как безумные морские волны, погоняемые ветром. Воображение создает картину черного ужаса, разгула стихий, а ритмика вторит громам губительного рока. Но Тагор остается Тагором и в этом стихотворении: среди ужасного крушения в человеческом сердце продолжает гореть светильник любви и веры, никакой буре не загасить его. Вот переложение этих стихов, дающее представление о настроении автора.