— Да так, — неопределенно ответил Павел, — Я турист, пишу историю города.

— Тогда начинать вам надо с момента его создания, в шестидесятых.

— Те года подробно описаны и в московских газетах. И вся эта история с Мраморной ГЭС… А вот о том, чем сегодня живет городок, нигде нет ни слова.

— А он ничем и не живет, — печально констатировала она, — Умирает наш Мраморный. Уж хоть бы война какая разразилась, что ли? Что б его стерло с лица земли одним мощным взрывом! Чтоб большинство погибли, а тех, кто уцелеет — эвакуировали бы из этого гиблого места.

Она указала ему на три полки, на которых аккуратно были разложены подшивки газет.

— Вот, «Мраморный сегодня». Самая авторитетная, скажем так, газета нашего городка. Берите, сколько Вам нужно, и располагайтесь в читальном зале. Нужно еще — не стесняйтесь, просто проходите в архив и берите.

— Спасибо… — Павел вновь проводил ее оценивающим взглядом. Милая женщина, не похожая на «библиотечную крысу». Быть может, у нее уже и внуки есть? Но глаза светятся молодым огнем, который, правда, не нашел пока на что бы ему перекинуться, что бы воспламенить… Павел не понаслышке знал такой тип людей. Лишенные возможности самовыразиться — вот самое точное их определение. Оно и в самом деле так — где ж самовыразиться в этом дурацком городке.

Стоило ему подумать о Мраморном, как волны Темноты вновь нахлынули на него. Павел встряхнул головой, отгоняя тягостные мысли прочь. Подхватив с полки увесистую стопку газет за 85–90 года, двинулся с ними в читальный зал.

Исследования истории Мраморного обещали быть долгими. Павел методично просматривал газетные полосы, время от времени делая пометки в своем блокноте и мысленно структурируя информацию.

85 год. Почти весь год ничего заслуживающего его внимания. Газета пишет о ситуации в стране, об очередной пятилетке… Оно и понятно, годы еще советские — еще не пришло время писать в газетах обо всем, о чем только хочется. Цензура и все, что с ней связано не позволяет рыцарям пера и бумаги развернуться как следует. Только в ноябрьской газете Павел наткнулся на короткую статью, привлекшую его внимание. Небольшое сообщение, написанное достаточно сухим языком, но даже среди этой сухости советского периода проскальзывали нотки ужаса по поводу происшедшего.

«Пятилетняя Наташа Кузнецова, дочь директора Мраморной ГЭС осталась без обеих ног…. Утром девочка играла во дворе своего дома и, видимо, задремала в высокой траве. В это время ее мать, Светлана Кузнецова, решила скосить траву и, не заметив малышки, проехала газонокосилкой ей по ногам, отрезав их ниже колена».

Павел оторвался от чтения, пытаясь представить себе эту газоноксилку, и эту сумасшедшую мать, которая могла не заметить собственную дочь. Впрочем, вспомнив уровень техники в Советском Союзе тех лет, Павел вполне допускал что в то время жена «большой шишки» могла действительно пользоваться этим редким для Советского государства агрегатом, который вполне мог быть просто уменьшенным в десяток раз комбайном.

Но дальше было хуже…

«Когда девочку привезли в больницу без сознания, врач не смог выяснить у бьющейся в истерики матери, что произошло. Только через сутки, когда маленькая Наташа пришла в себя после операции, она смогла рассказать врачам о том, как лишилась ног…

Когда врачи и милиция, уже зная основное, стали расспрашивать мать, она призналась, что чтобы скрыть происшедшее, она закопала ноги дочери там же, на газоне! Врачи говорят, что если бы отрезанные конечности были найдены в течение пары часов после трагедии, еще можно было надеяться на то, чтобы пришить их обратно. Но теперь же Наташа останется инвалидом на всю жизнь…

Осматривавшие Светлану Кузнецову врачи склонялись к выводу о том, что она была настолько сильно шокирована этим несчастным случаем, что впала в состояние невменяемости. После ее освидетельствования в психиатрической клинике, диагноз был подтвержден. Светлана Кузнецова совершенно неадекватна, с трудом воспринимает действительность и не может отвечать за свои поступки. Она будет оставлена в клинике на принудительное лечение, курс которого продлится как минимум полгода.»

Первый случай, который, пожалуй, можно назвать странным. Сумасшедшая мать обрекает свою дочь на инвалидность до гроба жизни. Приятного мало.

86 год. Павел вдумчиво пролистал все газеты, но так и не нашел ничего, что могло бы его заинтересовать. Были краткие заметки с разделе «Криминальная хроника», касающиеся пожаров, убийств и несчастных случаев, но ничего, что можно было бы считать из ряда вон выходящим. Город как город — в Москве «Криминальная хроника» ничуть не беднее, да и Лондоне, который он долгое время считал родным — тоже.

87, 88, 89 года. Вновь ничего примечательного. Хотя теперь, ведя подсчет несчастных случаев и убийств, Павел видел неуклонный рост и тех и других. Семь самоубийств в год, затем восемь, затем сразу двенадцать. Для такого маленького городка, как Мраморный это, пожалуй, через чур. И, при этом, это лишь подтвержденные случаи — те, о которых писала газета. А сколько просто пропавших без вести? Сколько тех, о которых никто даже не заявил в милицию? Этого Павел не знал, да и не мог знать.

90 год. Переломное время Российской истории. Газета пестрела аналитическими статьями о прелестях рыночной экономики и свободных выборов. Но и криминала стало больше. То ли газетчикам просто стало не о чем писать, и они переместили статьи о убийствах и изнасилованиях на основные полосы, то ли их действительно стало слишком много.

Трое подростков взорвали магазин, а затем облили уцелевшего продавца бензином и подожгли.

14-летняя девушка подозревается в убийстве собственного отца. Правда, потом, по ходу статьи, выясняется, что отец был хроническим пропойцей и нередко насиловал дочь, но суть дала это меняет лишь незначительно.

Вновь двенадцать самоубийц за год.

Павел сходил за новой пачкой газет, по пути послав улыбку библиотекарше, и вновь углубился в чтение.

Ничего нового не принесли и последующие пять лет. Число убийств неуклонно растет, и все чаще они попадают на первую полосу. «Невменяемая старушка убила проходящую под ее балконом женщину брошенным кирпичом», «Пойман маньяк, сталкивавший прохожих под движущийся транспорт», «Водитель маршрутного такси устроил гонки на выживание на трассе»…

Число самоубийств, которые попали в газету, дошло до двадцати. Особенно привлекла внимание Павла статья о том, что начальник Мраморной ГЭС — единственный человек, которому в городе было обеспечено безупречное будущее, покончил с собой, бросившись с плотины. Журналист анализировал это происшествие, пытаясь разобраться в причинах этого странного поступка. Ходили слухи, что Николая Кузнецова чуть ли не со дня на день должны были сместить с этого поста, и это и стало причиной суицида… Но слухи — слухами, а труп, выловленный ниже по течению, был вполне реальным.

Наповал сразил Павла 97-ой год. Одна из августовских газет повествовала о том, как две пятилетние девочки, играя на небольшом пустыре за домом, решили поиграть в «войнушку» и стали перебрасываться камнями. Булыжник, брошенной одной из них, угодил другой точно в лоб, проломив череп и убив ее наповал. Девочка, долго пыталась привести подругу в чувство, а потом, видимо поняла, что натворила и решила скрыть происшедшее. Уложив тело подруги в стог сена, и тщательно завалив его сверху, она подожгла стог и, как ни в чем не бывало, отправилась домой, заявив, что рассталась с подругой примерно час назад.

Несколько часов спустя в догорающем стогу было обнаружено обуглившееся тело маленькой девочки. Еще несколько часов спустя, после разговора с милицией, юная убийца созналась в том, что совершила. Психиатрическое освидетельствование показало, что девочка абсолютно нормальна и лишена каких-либо отклонений.

Жуть!

Зверские убийства к 97-му году стали в Мраморном почти нормой. На общем фоне выделялась только одна статья, все того же журналиста, который расследовал причины самоубийства Кузнецова. В ней она рассматривал серию преступлений, совершенных в Мраморном за последние несколько лет. Автор упорно искал связь между ними, но находил только одну и делал акцент именно на ней — на том, что все убийства произошли в Мраморном.