В общем, когда какая-то неизвестная сволочь открыла ворота Чикаго, в них вошел только Роб… ну, и тысячи три его парней. Вышли они оттуда дней пять спустя, когда военные, включая семерых вконец озверевших праймов, перебили почти всех из них. И чуть меньше сотни Акул кинулись обратно в Эрг, на машинах, перегруженных топливными элементами, дорогой техникой и прочим награбленным барахлом.

Я этого всего не видел – был на севере, с парой парней, охотился за должником, толстой крысой, кинувшей серьезных людей в Атланте. Когда мы наконец выковыряли его из броневика, пришли известия из Чикаго – так что подоспели мы только к уличным боям. За руку с татуировкой Акул там давали тридцать кредитов, но сильно поживиться не вышло – в городе было настоящее пекло. Даже не верится, что пара тысяч вооруженных отморозков могут сделать из красивой и благополучной крепости всего за пару дней. Город горел, треть зданий была взорвана, разрушены коммуникации, паника на улицах. Я в общем-то люблю Чикаго – крепости они вообще, кажутся такими мирными после пустыни, есть куда возвращаться и все такое. Но туда мне больше не хочется. Они отстроят его, конечно, Король-Лис заключит новые контракты с Небесными… ну да я не о том.

Мы дрались на улицах трое суток, выжигая Акул из домов, каждого по очереди. Я собрал свою обычную группу, она чуть больше, чем ты видела. Мы действовали совместно с военными, и праймами Чикаго. До этого толком не видел праймов в деле, но в этот раз король спустил на Акул все, что мог. Хуже всего досталось мирным жителям – это было как все деревни, сожженные рейдерами, что я видел в жизни, только хуже… во много раз. Говорят, кто-то из праймов сошел с ума после этого – наверное, он просто не пил, или у него была семья в одном из этих больших домов, откуда мы так долго выбивали рейдеров, кто знает.

На четвертый день Роб понял, что ему конец. Пленных мы не брали, его Акулы были развешаны по всему главному проспекту, прибитые к стенам уцелевших домов железными скобами – и он начал собираться домой. Они погрузили все барахло, какое смогли, на оставшиеся кары, и сорвались в пустыню, взорвав кусок стены с парой домов, когда отходили. Мы, ясное дело, рванули за ними.

А Король-Лис не отпустил военных, представляешь? Его можно понять – половина города в руинах, Рука собирается в Эрге, недалеко, и все такое. Так что он запретил преследование, и его страшные праймы повернули обратно. Но награду за голову Роба он объявить не забыл. Акулы пожадничали и перегрузили машины, так что мы по дороге сожгли парочку. Гнать за ними по холмам было глупо, и я решил сократить путь.

В холмах, что лежат между Чикаго, и Эргом, не так много путей. Если набраться наглости, и проехать через развалины Старого Чикаго, заселенного то ли призраками, то ли еще какой-то дрянью, то можно сэкономить чуть ли не день пути. К тому моменту нас было всего человек сорок – полтора десятка моих ребят, и еще разношерстный народ, из Далласа, и даже из Атланты, кто на чем попало… награда за Роба делала свое дело.

Про призраков я вспомнил позже, когда в первый раз поймал ее волну. Мы выехали к железной крепости, и искали места для засады, когда я это услышал. Сначала я решил, что это передача из Крепости, но это был военный диапазон, и кто-то пел на нем древнюю колыбельную:

«Засыпай, малыш, засыпай,

Спит ягненок у входа в Рай…»

… как там дальше – не помню, но и не важно. Представь, эта песенка, в руинах Старого Чикаго, на общем канале. Мы выехали к железной крепости, и она чуть не сожгла меня.

Ее кар ждал там, замаскированный так хорошо, что если бы не нестандартный лазер с этой, декоративной, утечкой, я бы стал отлично прожаренным Нильсом Ланье. А так она только меня ослепила. Говорила странно – отрывисто, очень коротко, и даже не захотела выйти из машины. Но уже через пару часов я понял, кто она такая, когда остатки банды Роба вылетели на нас, и мы начали их убивать.

Она… не совсем человек. То, что я видел в Чикаго раньше, показалось мне детскими игрушками – она сожгла почти два десятка машин за неполных пять минут, а потом ввязалась в рукопашную посреди крепости, среди развалин тамошнего завода. Я всего не видел, бой был жестокий – я потерял двоих парней, и еще десятка полтора стрелков из других городов остались там же. Было чертовски жарко, все эти кары горели, а она носилась в дыму, и рубила рейдеров на части длинным, изогнутым ножом. А потом забралась обратно в кабину, и опять запела колыбельную.

И мы рванули в погоню. С десяток человек решили не рисковать, дальше начиналась настоящая пустыня, так что со мной остались всего двадцать бойцов. Ну, и она, на своем военном каре странной конструкции. Мы ехали часов десять, не останавливаясь, за пылевым следом Акул, слушая их переговоры, и даже переругиваясь с ними. Начиная с какого-то момента, она бросила петь, и замолчала. А потом Акулы подстерегли нас в дюнах.

Это то, что она вспомнила мне на площади – ты и сама уже наверное поняла. Я… не смог продолжать. Они кружились по этим холмам, а я смотрел на заряд батарей, и на то, сколько оставалось снарядов… всего ничего. Из моих парней выжили пятеро, а Роб уходил оттуда с пятнадцатью машинами. Холмы горели. Я знал, что она еще жива, едет за ним, до самого конца – и приказал поворачивать обратно. Зачем нужны десять тысяч, если некому их получить?

Она не сказала мне ничего, даже когда я отдавал приказ по общей связи. Ее машина еще кружилась там, среди обломков. Думаю, она собрала батареи, пополнила боезапас с разбитых машин, и продолжила погоню.

Уже позже, в Чикаго, я узнал, что о Робе больше не слышно – на Руке осталось четыре пальца. Думаю, она достала его, там, в Эрге, у него дома. Я не ожидал увидеть ее снова – даже праймы сделаны из плоти и крови, а чтобы пережить то, что она, нужно большее Не знаю, что с ней случилось, и зачем она все это делала. Но после того, что я видел в Чикаго, уверен – у нее были причины…

II.

– Тогда мы выходим. – Бросил Ланье в переговорник, торчащий из воротника бронежилета, и парой быстрых глотков прикончил кружку пива – пятую или шестую, как показалось Мириам. Пьян он не был – она уже не раз встречала таких людей, которые либо медленно пьянели, либо очень хорошо умели пить.

В случае Ланье дело было, видимо, в последнем.

– Мы отлучимся на пару часов, отогнать машины к Магистрату. Я оставлю трех человек, чтобы вы не волновались. Эй, ты меня слышишь? Я тебя не совсем заболтал? Не до смерти?

– Да. – Ответила Мириам, слезая со стула. – Все хорошо. Я поднимусь наверх, проверю, все ли с ней в порядке…

– Ага, а то она что-то долго в ванной сидит. Да ты не переживай так. – Ланье дотронулся до ее плеча, осторожно, словно боясь сломать. – Это же ты не из-за моей байки, нет? Может, я слегка приукрасил…

– Нет. – Мириам покосилась на его руку, и наемник убрал ее. – Я могла бы и у нее спросить. Но до сих пор не решилась, а она сама не говорила.

– Может, так оно и лучше. – Ланье щелкнул магнитной застежкой на воротнике бронежилета, и поднял со стойки свое оружие – огромное, со стволом толщиной в руку Мириам, и двумя толстыми рукоятями. – Ну что, мы пойдем?

– Да. – Ответила Мириам. – Спасибо за историю.

– Ага. В следующий раз ты рассказываешь…

Мириам кивнула. Рок, помогающий Марте собирать посуду, с деловым видом ухватил пустую кружку Ланье и скрылся за стойкой.

– Никого не впускать. – Слова Ланье, инструктирующего своих людей, донеслись до нее уже на лестнице. – Проверять на наличие оружия. Отчет по основному каналу каждые десять минут.

На втором этаже царила напряженная тишина. Город молчал – ни музыки, ни голосов, ни шороха. Никто не смеялся внизу, в зале, и не шумела вода в ванной – это было непривычно, и странно. Мириам подошла к двери в конце коридора, и прислушалась, затем постучала.

– Это я. – Сказала она. – Можно зайти?