Присцилла вздохнула.

— Да, я в этом не сомневаюсь. Но, Лина, если Шан йос-Галан — капитан…

— Но ты ведь понимаешь, что капитан говорит — и действует — за корабль, — ответила ее подруга, тщательно подбирая слова. — Так? А Шан говорит за себя. Это… я не знаю земного слова. У Шана йос-Галана много… ролей! Он — капитан, мастер-купец, пилот. Три голоса, которыми он может говорить на «Долге». На Лиад он еще и лорд йос-Галан. Он только хотел убедиться, что ты понимаешь, какое лицо он использовал — в какой роли выступал, — когда сделал тебе подарок.

Присцилла недоуменно уставилась на нее.

— А это что-то меняет? Но он — один и тот же человек, какой бы титул он ни использовал!

— Конечно, один и тот же. Но у капитана есть особые обязанности, ответственность. Эти обязанности отличаются от обязанностей мастер-купца. А у пилота свой особый список обязанностей. — Лина неуверенно пожевала губу. — Это — просто меланти, Присцилла. — Она вздохнула при виде полной растерянности, отразившейся на подруге, и сделала еще одну попытку. — Это верно, что Шан йос-Галан — капитан. Но капитан — не Шан йос-Галан.

— Я над этим поработаю, — пообещала Присцилла с виноватой улыбкой. — Возможно, земного слова и не существует, Лина. — Она склонила голову к плечу. — У меня действительно ужасный акцент на лиадийском?

— Нет. Кто тебе так сказал? Ты очень тщательно выговариваешь слова и внимательно прислушиваешься, но ты ведь только учишься.

— Капитан… по крайней мере мне кажется, что это был капитан, но, возможно, это был Шан йос-Галан… сказал мне, что у меня ужасное произношение и что он собирается познакомить меня со своей теткой… нет, с теткой его брата.

— С леди Карин? Ильянга килачи… Нет! Присцилла, он обещал, что это сделает?

— Он сказал, что обязательно меня с ней познакомит, — сказала она, развеселившись. — Неужели она такая ужасная?

— Ты даже себе не представляешь! Она такая благопристойная… Ах, какой он негодник! Мы будем заниматься — мы с тобой — очень усердно. И завтра же я выберу подкрепляющие записи. Ты можешь обучаться во сне? Прекрасно. А еще уроки этикета. — Она посмотрела на подругу и взмахнула обеими руками. — Что заставило его сказать такое? С леди Карин…

— Я сказала ему, что он — самодур, — призналась Присцилла.

— И он решил продемонстрировать тебе, как это выглядит на самом деле. — Лина ухмыльнулась. — Тогда — так тебе и надо. Как ты могла говорить так невежливо?

— У меня это вырвалось, когда он сказал мне, что у меня склонность к мелодраме.

Лина рассмеялась.

— Похоже, у вас был прекрасный обед! Сплошной обмен комплиментами.

— Уроки этикета необходимы, — с улыбкой согласилась Присцилла и тут же посерьезнела. — Лина, а почему мне не следовало говорить капитану… мастер-купцу… «поверьте моей глубочайшей радости видеть вас»?

Лина с ужасом посмотрела на нее.

— Ты это сказала? Шану? При людях?

— И на высоком языке, — смущенно призналась ее подруга. — Я безнадежна?

— Неудивительно, что он дарит тебе серьги! — воскликнула Лина, беря ее за руку. — Присцилла, ты больше никогда не должна так говорить. Эта фраза подходит… для брата, наверное, или человека, с которым ты вместе росла… для спутника жизни.

— Правда? Ну, тогда я рада, что я так сказала. Это было именно то, что нужно.

— Присцилла! — взмолилась Лина. — Это совершенно неприлично! Ты больше не должна так делать!

— Хорошо, — благодушно пообещала она. — Думаю, мне это больше не понадобится. — Тут она тихо засмеялась, и Лина затаила дыхание. — Бедняга Сав Рид!

Лина нашла Шана в спортивном зале. У порога она остановилась и стала смотреть, как он взмахивает ракеткой, ударяет мяч, разворачивается, попадает, уклоняется, снова ударяет — все быстрее и быстрее, пока мяч не превратился в белесый потек между стеной и ракеткой. Капитан двигался энергично и элегантно, не промахиваясь, не замедляя движения.

Подождав несколько мгновений, она прошла вперед, направляясь к стене, и услышала, как мяч ударился у нее над плечом.

— Лина! Ты покушаешься на самоубийство? Я мог в тебя попасть!

— Нет, — хладнокровно ответила она, меняя направление движения. — Для этого ты слишком быстр, мой друг.

— Бывают и несчастные случайности.

Шан направился к ней, держа в одной руке ракетку, а в другой — мячик. Волосы его влажными стрелками прилипли ко лбу, придавая ему слегка сатанинский вид. Он тяжело дышал, на рубашке винно-красного цвета видны были темные пятна пота. Лина подавила прилив теплого сочувствия. Она остановилась на предписанной правилами дистанции и строго посмотрела на него.

— Вы вмешиваетесь!

Она заговорила на высоком лиадийском, как старший с младшим.

— Я всегда вмешиваюсь, — мягко ответил он на земном. — И ты это знаешь.

— В данном случае вы прекратите это делать. Немедленно.

Эти слова были по-прежнему сказаны на высоком языке, повелительно — как и полагалось.

— Боже мой! — пробормотал Шан, глядя на нее с очень убедительным недоумением. — Ты не возражаешь, если я сяду?

Она рассмеялась и вместе с ним повернула к боковым скамейкам.

— Ты невыносим! — сказала она уже на земном. — И заслуживаешь выволочки.

— Часто, — сердечно признал он, опуская ракетку и мячик в отверстие в стене и опускаясь на первое попавшееся место. Длинные ноги он вытянул перед собой. — Ну, ругай меня.

Лина нахмурилась. Шан был в странном настроении. Она начала осторожно.

— Шан, давай говорить серьезно. Пожалуйста. Ты можешь причинить вред.

Она осторожно вытянула волокно сознания. Ее встретило сопротивление: знакомая преграда целителя. Шан редко прибегал к столь полному уединению, и во все годы их дружбы он ни разу не делал этого по отношению к ней. Даже тогда, когда трагически погибла его мать, или тогда, когда Эр Том йос-Галан отвернулся от близких и долга, чтобы последовать за ней.

Лина разорвала контакт и молча посмотрела на него.

— Очень нехорошо, — сказала она наконец, — когда целители спорят относительно должного подхода. Особенно тогда, когда исцеление уже началось.

— Я с тобой согласен, — отозвался Шан.

— Это хорошо. Тогда я признаюсь тебе, что я удивлена. Мы ведь разговаривали, правда? И было решено, что я начну действовать, хотя Присциллу к тебе влекло не меньше, чем ко мне. Ты настоял, мой друг: сказал, что ты не целитель, а капитан.

— Правильно. В данном случае я не выступаю как целитель.

Лина подавила вздох. Шан был в своем самом упрямом настроении: в нем проявилась упорная сдержанность, которая была всегда характерна для представителей клана Корвал. В каком-то отношении это было кстати — если она не может читать его из-за барьера, то и он не может ее читать. Стена — как и многие аспекты целительства — явление взаимное.

Лина снова остановилась на этой последней мысли. С исцеленным обычно устанавливается эмоциональная связь. Присцилла… Возможно, он опасался взаимности, ощутив в ней силу — даже несмотря на страшные искажения, вызванные пережитой болью. А если он испытывает настолько сильное влечение, что опасается процесса исцеления…

— Чего ты хочешь, мой верный друг? — спросила она.

Он беспокойно пошевелился.

— Я хочу быть ей другом. Вот как.

— И ее любовником!

Лина намеренно сказала это очень резко. Если он еще этого не знает…

Шан ответил, с трудом подбирая слова:

— Я не каменный. Ты должна была это заметить.

— Тогда лучше бы тебе было самому взяться за ее исцеление! Контакт ведь был, с самого начала! Исцеление противоположного пола идет быстрее, тебе это известно! Почему…

— И чтобы она считала, будто ее наняли быть капитанской шлюхой? Нет уж, спасибо!

В этих словах был лед Клана Корвал.

Лина изумленно моргнула и мельком подумала о своей собственной защите.

— Почему она должна была так посчитать, друг мой?

Шан вздохнул.

— Она обратилась ко мне — к капитану — за защитой. Один лиадиец уже лишил ее статуса личности. Было бы отнюдь не чудесно, если бы второй продолжил… — Он снова раздраженно пошевелился — Присцилла — землянка, Лина. Она не выросла в понимании меланти. Для Присциллы я — капитан. Она в этом убеждена. Это было бы равносильно изнасилованию, так нарушило бы доверие… — Он судорожно вздохнул и запустил пальцы в волосы, так что они встали дыбом. — Я ошибался, дружище. Я выступаю здесь как целитель — в том отношении, что отказываюсь выступать в этой роли.