Это моё открытие стало тем ключом, с помощью которого я начал открывать один закон природы за другим. Но это будет несколько позже, а тогда было только Начало, причём, Начало с большой буквы, по крайней мере, для меня…

Служба в армии офицером в войсках радиоэлектронной борьбы наверно отличалась от службы лейтенантом в мотострелковых или танковых войсках, но, тем не менее, не была «малиной», как может показаться некоторым. Практически всё время приходилось находиться на службе, и даже летом, хотя Чёрное море было за забором части в нескольких сотнях метров, мне было не до купаний. Конечно, я мог сказать в роте, что пошёл в автопарк, а там договориться с дежурным прапорщиком о том, что если меня будут искать, сказать дежурному по части, что я «только что» ушёл на боевое дежурство, а на боевом дежурстве… думаю продолжать не надо, и так понятно, а самому отправиться купаться на море. Но у меня не возникало желание поступать так. И не потому, что я был фанатом службы, а потому, что это не резонировало с моей душой. В выходные, которые были свободны от службы, я предпочитал хорошенько выспаться и заняться хозяйственными делами.

Да, я перебрался с первой квартиры на другую, где я был сам себе хозяин. Я снял квартиру на всё время моей службы, гораздо ближе к месту моей службы и дальше от моря. Хотя это и не имело принципиального значения, ибо я не имел возможности, да и желания «пропадать» на море. Квартира была двухкомнатной, что мне совершенно было не нужно. Но в этом «удружил» мой брат Владимир, когда по делам своей работы он прилетел в Одессу и проведал меня. Он немедленно занялся поиском квартиры и нашёл мне именно двухкомнатную квартиру и заплатил за неё вперёд, поставив меня перед фактом. Таким образом, я въехал в двухкомнатную квартиру без мебели. Из своей части я привёз кровать и постельные принадлежности, закупил кое-что для кухни и… мой быт был организован. Благо, что холодильник и кухонный стол со стульями, хозяева квартиры всё-таки оставили. В принципе, я появлялся в своей квартире во время обеденного перерыва и на ночь, если не был в наряде.

В редкие выходные, я отправлялся в Одессу, на знаменитый Привоз и закупал всё необходимое для своих кулинарных изысканий. Эти «изыскания» не были чем-то уж супер, но моя зарплата позволяла мне покупать деликатесы, которые я не мог себе позволить, будучи студентом. Могу сказать только, что колбасы с Привоза были просто изумительные. На Привозе был большой колбасный ряд, и обычно я обходил его и выбирал колбасы, которые казались мне хорошими. Обычно я пробовал понравившуюся мне колбасу, и довольно скоро я уже знал, у какой колбасницы какая колбаса, да и они меня уже знали. Закупал там же мясо, душистое растительное масло, крестьянскую сметану, в общем… картина понятная. Студентом, я это не мог себе позволить, зато теперь мог себя немного побаловать. Когда я был студентом, я видел, как продавцы на базаре гоняли студентов, которые ходили по рядам и «пробовали» у торговцев их товар. «Попробовав» у десяти-двенадцати торговцев, студенты пытались таким образом наполнить свои пустые желудки, так как в большинстве случаев они «спускали» свою стипендию очень быстро, а потом искали способ «дотянуть» до следующей. Поэтому, мне очень не хотелось, чтобы меня кто-то принимал за такого «пробовальщика» и когда был студентом, и позже. Если для кого-то подобное было развлечением, то для меня это было унизительно. Каким бы голодным я не был, я считал непозволительным для себя подобное унижение или даже чей-то намёк на нечто подобное. На Привоз я довольно часто ездил в форме, и в таком виде ни у кого не возникало мыслей о моём желании «объесть» «бедных» торговцев. Сейчас смешно вспоминать о своих ощущениях и мыслях того времени, но это было, и было со мной.

Жизнь офицера не была для меня чем-то невыносимо тяжёлым, как об этом говорят прошедшие армию молодые парни. Я конечно был офицером, а не солдатом, но не думаю, что дело только в том, кем ты служишь, но и как ты служишь. Приходилось мне слышать о тяготах службы и от офицеров-двухгодичников, и от солдат. Конечно, в армии было много дурости и несуразицы, но и много того, что действительно необходимо и что действительно делает из мальчишки мужчину. Были у нас в части офицеры, которые к солдатам относились, как к трамплину для своей карьеры. К примеру, дежурный

или помощник дежурного, проверяя по уставу караульную службу, каждый раз объявлял «тревогу», а это означало, что и отдыхающая и бодрствующая смены караула поднимались «в ружьё», по команде нападение на охраняемый объект и неслись на этот объект. Таких офицеров солдаты не уважали, и я с ними был солидарен в этом вопросе. Но это не значит, что я сам делал какие-то попущения, совсем наоборот. Только я старался действовать справедливо, как я сам понимал это.

Когда по семь-десять суток в месяц проводишь в наряде, довольно быстро усваиваешь многие нюансы службы. Как «зелёный» лейтенант, я, проводя по уставу проверку караульной службы, приходил в караулку, брал начальника караула или разводящего и караульного из бодрствующей смены, отправлялся на проверку часовых. По мере приближения к охраняемым объектам, почти всегда были слышны звуковые сигналы, назначение которых я понял довольно-таки быстро. Оставшиеся в караулке этими сигналами предупреждали часовых об идущем проверяющем, и когда я достигал каждого охраняемого объекта, часовые бодрым голосом докладывали мне о том, что происшествий нет. Меня, да и не только меня, просто и не без смекалки, «обводили вокруг пальца». Это было весьма остроумно, но роль «лопуха» меня не очень устраивала. Поэтому я изменил свою тактику. Вместо того, чтобы зря бегать по охраняемым объектам, я, придя в караульное помещение, напрямую шёл в комнату начальника караула, где висела электронная схема охраняемых объектов. На ней были лампочки, каждая из которых зажигалась тогда, когда часовой, обходя объект по заданному маршруту, нажимал очередную кнопку. Поэтому, находясь в караульном помещении можно было наблюдать за движением часового по охраняемому объекту.

Так вот, зная расстояния между точками, я садился напротив этой схемы и наблюдал за лампочками. Если очередная лампочка не зажигалась через время, которое требуется на прохождение между двумя точками маршрута часового, плюс время на выкуривание сигареты и добавку на «черепашью» скорость, я объявлял тревогу. И что самое интересное, солдаты никогда не считали мои действия неправильными. Очень часто, когда я просил прислать мне горе-часового после смены, солдаты мне говорили: «Тов. лейтенант, не стоит Вам этим заниматься, мы сами разберёмся». Думаю, что этот часовой не спал в положенное время отдыха, а со шваброй наводил блеск в караулке. Иногда сержанты и солдаты второго года службы смывались из казармы на море или к своим девушкам. Обычно, на свою койку они клали шинель и прикрывали её одеялом. Если не пройдёшь между койками, то и не заметишь подобной подмены. У дежурного по роте всегда был готов ответ, что данный сержант, ефрейтор или солдат пошли облегчиться. Я, понимая, куда они шли «облегчаться», давал дежурному полчаса на то, чтобы «облегчающийся» доложил о своём прибытии мне в дежурку.

Я знал, что только я покидал расположение роты, к «облегчающемуся» нёсся посыльной из роты и прерывал «облегчение» отсутствующего, вне зависимости от степени «облегчения». После чего, появившись в дежурке «застуканный» на самоволке молодец, докладывал мне, и я сам определял ему наказание за проступок, которое чаще всего заключалось в мытье полов в штабе части. Я никогда не докладывал о происшествии ни командиру той роты, ни командиру части, потому что я уже наказал за нарушение. Мои штрафники всегда считали, что если я их «застукал» — наказание справедливо и всегда качественно мыли полы сами. Другие офицеры поступали в подобных ситуациях иногда по-другому, докладывали командиру части. В результате этого, вся часть стояла на плацу добрых часа полтора, слушая ораторские речи командира части и, в результате чего, очередные наряды вне очереди очень часто получали совсем не те, кто был причиной происшествия. По стойке «смирно» всё это время стояла вся часть, включая офицеров и прапорщиков. Думаю, картина ясна…