* * *

А теперь, вернусь вновь к своей армейской жизни по одной простой причине: мои исследования и открытия неведомого для меня и, как я понял позже, не только для меня, имели огромное значение для понимания природы. Время от времени, проводя свои «показательные выступления» для сомневающихся офицеров и прапорщиков своей части, которые не видели сами, а только слышали от других, я пробовал разные варианты воздействия на человека, изучал, как мозг человека реагирует на моё воздействие и придумывал всё новые и новые варианты перестройки мозга. Благо, желающих попробовать было предостаточно и среди солдат, и среди прапорщиков и офицеров. Мои «представления» вносили некое оживление в будни службы, и заряд хорошего смеха всегда был желателен. Я «забрасывал» своих добровольных помощников в прошлое и настоящее и просил их передавать свои ощущения при подобных перемещениях.

Однажды на учениях, когда я со своим взводом выдвинулся на указанные позиции, и расчёты моих станций развернули их для боевой работы, после обеденного перерыва у меня возникла мысль проверить одну идею. В полевых условиях мой взвод развернул станции около лесополосы, и я решил выяснить, как растения реагируют на человека и его поведение. Я попросил у курящих спички и попросил своих добровольных помощников наблюдать за происходящим. Я прижёг спичкой лист на одном дереве. На это моё действие дерево ответило изменением своей «ауры» с голубовато-зелёного цвета на сочный красный. Скорее всего, таким образом дерево «закричало» от боли. И этот «крик» боли услышали другие деревья лесополосы. А может, таким образом пострадавшее от моих действий дерево предупреждало остальные деревья о том, что я причиняю боль. Так как, стоило мне только приблизиться к другим деревьям, у которых я даже не думал прижигать листья, как их «аура» менялась аналогично тому, как это случилось с деревом, у которого я прижёг лист.

Когда я попросил других подойти к деревьям, ни одно из деревьев не меняло своей «ауры», а только тогда, когда я пытался к ним приблизиться. Дерево запомнило меня очень хорошо и могло отличить меня от любого другого человека. И не только запомнило само, но и «передало» на своём языке другим деревьям мои данные, благодаря чему, и все остальные деревья той лесополосы получили приметы «особо» опасного «преступника». Весьма неплохо для «безмозглых» растений, не правда ли?! У растительных организмов существуют свои органы чувств, они чувствуют боль, радость, испытывают грусть и многое другое, что мы привыкли считать присущими только нам качествами и возможностями. У них есть своё, отличное от нашего сознание, и они тоже не хотят умирать, они тоже боятся смерти, как и многие люди. Поэтому рекомендую не причинять вреда растениям, если нет на то особой необходимости. Мои открытия позволили взглянуть совсем по-другому на окружающий нас мир природы. Каждое живое существо, растение или животное, обладают разными уровнями сознания и целым спектром своих органов чувств, о которых мы — люди-человеки — не имели даже представления, считая себя, свои возможности, венцом творения природы, не понимая даже частички этой природы, включая природу самих себя…

А между этими моими открытиями, моя служба текла своим чередом. После службы я лечил людей, ближе к концу моей военной «карьеры» меня разыскала сотрудница факультета, на котором я учился до армии, которая знала о том, что я могу лечить людей и что уже имел успех с лечением раковых больных четвёртой стадии. Она обратилась ко мне с просьбой о помощи её соседу, которого уже выписали умирать домой и давали ему не более месяца жизни. Ей стало жалко его двух детей, и она разыскала меня через моих друзей, которых она знала. Я согласился на приезд этого человека, и когда он прилетел ко мне, он уже не мог ходить сам, его должны были поддерживать два человека.

Приближалась весна 1986 года, мне оставалось прослужить ещё несколько месяцев до увольнения в запас. Приближалась очередная проверка, что всегда сопровождалось дополнительной суетой в нашей воинской части, как и в любой другой. Приходилось порой возвращаться со службы после десяти часов вечера, и поэтому мне приходилось работать с ним во время своего обеденного перерыва. Тем не менее, интенсивная работа с этим человеком дала результат, и через четыре месяца он поехал домой вполне здоровым. Улетал он уже сам и сам нёс свой багаж, о чём он сам мне сообщил по возвращении домой. Мне удалось уничтожить его раковую опухоль вместе с метастазами, но он был всё ещё достаточно слабым.

Упоминаю я об этом не из-за того, что у него был рак, а потому что история с этим человеком получила неожиданное продолжение. О чём я расскажу по мере развития событий…

* * *

Во время последней перед моим увольнением проверки, со мной произошла смешная история. Командир нашей части решил составить из офицеров и прапорщиков два наряда по части, которые бы сменяли друг друга. И мне «посчастливилось» быть дежурным по части через день. И всё было бы ничего, если бы после смены с наряда получалось бы хоть немного отдохнуть, но, так как я по-прежнему был командиром взвода и нёс ответственность за его готовность к учениям, сменившись с наряда, я часто отправлялся не домой, а в расположение роты и своего взвода. Кто служил в армии, тот знает, какой сумасшедший дом в частях во время проверок, когда каждую минуту проверяющим может быть объявлена учебная боевая тревога и начало учений. Так что и после наряда удавалось попадать домой порой только после полуночи, чтобы утром вновь быть в части, а после обеда вновь заступить дежурным по части. Напомню, что отдых дежурного по части с восьми часов утра до двенадцати дня. Во время проверки дежурному и в положенное время отдыхать не получается.

После нескольких таких дежурств, только силой воли удерживаешь себя, чтобы не выключиться мгновенно. Во время приёма-сдачи дежурства по части, старый дежурный сдаёт своё табельное оружие и при этом должен разрядить свой пистолет и произвести контрольное нажатие на курок, направляя ствол в пол или в потолок под углом в сорок пять градусов, как это положено по инструкции. Когда я подготавливал своё оружие к сдаче новому дежурному, кто-то из офицеров отвлёк меня каким-то вопросом. Ответив на вопрос, я вернулся к прерванному занятию. А так как в моей голове отложилось то, что я хотел сделать перед тем, как меня отвлекли вопросом, я вернулся к прерванному занятию, передёрнул затвор своего пистолета, направил его в пол и… нажал курок. Прогремел выстрел, пуля, срикошетив от пола, вошла в потолок. В штабе наступила гробовая тишина. Из своего кабинета выскочил перепуганный командир части. Он и многие другие сначала подумали, что кто-то или пристрелил кого-то или покончил самоубийством.

Я недоумённо посмотрел на свой пистолет и никак не мог понять, каким образом патрон мог оказаться в стволе, когда я вытащил магазин! Несовершённое действие в моей голове оказалось совершённым. На этот раз всё закончилось вполне благополучно, никто не пострадал, только заступающий новый дежурный по части сильно перепугался, хотя пуля и ударила в пол между моими ногами. Мне сделали выговор за неаккуратное обращение с оружием, и на этом вопрос был исчерпан. Мне повезло, что я даже на «автомате» производил проверку своего оружия по инструкции, иначе, в подобной ситуации, когда в дежурной комнате было много людей, кто-то мог бы серьёзно пострадать от шальной пули…

В мае я получил очередное воинское звание, стал аж старшим лейтенантом, командир части и офицер из штаба округа предлагали мне подумать о том, чтобы остаться в кадрах, я обещал подумать, но это было больше проявление вежливости, нежели внутренние колебания моей души. В положенное время я уволился в запас и отправился в Харьков.