4

Огонек горел в окне почты. Анюта вошла первой. За деревянным барьерчиком, у телефонного коммутатора, сидел молодой казах и клевал носом. При появлении людей он поднял голову, оглядел всех, вскочил с места и обрадованно шагнул навстречу Анюте:

- Ой-бой! Это ты, Анюта?! Вернулась?

- Как видишь, Сейджан.

- Совсем? К нам?

- Ну конечно. Вот принимай гостей, - Анюте было неловко, что Сейджан обращается только к ней одной и Бугров с удовлетворением отметил это.

Сейджан поздоровался со всеми за руку, пригласил за барьерчик. Убогое это было помещение. Саманные стены, низкий потолок, два обшарпанных стола, деревянный шкаф, коммутатор. Вот и вся почта.

Анюта глядела на все с таким видом, будто вернулась в отчий дом. Она даже прошлась по комнате и потрогала руками стены, шкаф, коммутатор.

Сейджан все время восторженно и недоуменно следил за Анютой и все хотел расспросить о чем-то, но не решался. Потом он помог Бугрову связаться по телефону с заставой. Старшина по фамилии Наумов доложил капитану, что на участке заставы происшествий нет, и обещал немедленно выслать верховых лошадей. Конечно, он тоже удивился и обрадовался возвращению Анюты и пустился в расспросы, но Бугров сказал:

- Вот приедете, тогда все и узнаете, товарищ Наумов.

Он разговаривал по телефону, а сам прислушивался к тому, как Анюта с пристрастием расспрашивала Сейджана о почтовых новостях, о здоровье его отца и матери, вспоминала какую-то Халиду, у которой полгода назад заболели глаза. Сейджан охотно отвечал ей, было видно, что он рад участливому слову и ему хорошо с ней. И это тоже отметил Бугров.

- Анюта, давайте сходим на ферму, договоримся насчет трактора, сказал он, повесив трубку.

Они вышли. Кромешный мрак подступал к самым дверям. Дождь все лил и лил, то усиливаясь с порывами ветра, то немного стихая. В окнах не светилось ни одного огонька.

- Не боитесь ехать верхом в такую погоду?

- А я привыкла. Чего бояться?

- Все-таки... Дождь, ветер, и вообще застава где-то у черта на куличках.

- Зато там ребята хорошие и мама. Я ведь выросла на границе.

- И троллейбусов нет, театров, танцев каждый вечер. Не то, что в Куйбышеве, - продолжал Бугров.

- Ну и что? Не в танцах счастье...

Бугров хотел спросить о самом главном и никак не мог. Некоторое время они шли молча. Капитан старательно светил фонариком, выбирая дорогу, подавая Анюте руку через лужи и колдобины.

Она заговорила первая:

- Вы вот, наверно, думаете, какая я решительная. Уехала из большого города в эдакую глушь. А никакая я не решительная. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаете, здесь легко?

- Ничего я не думаю! - горячо подхватил Бугров, ободренный ее откровенностью. - Ничего не думаю, - и вдруг неожиданно для себя признался: - Я ведь тоже разошелся. Была жена и нет.

Анюта остановилась и внимательно посмотрела на него. Потом тихо спросила:

- А дети?

- Детей не было.

- То-то мне Федя Буханько сказал, что у вас никакой жены нет...

- А больше он вам ничего не сказал? - сконфуженно спросил Бугров.

Анюта махнула рукой:

- А-а, мало ли что... Я вас понимаю. И не будем об этом, ладно?

Она доверчиво дотронулась до его руки. И Бугров почувствовал облегчение и покой на душе. Будто в кромешной и тревожной тьме вдруг замерцал светлячок.

5

Уже подали лошадей, уже попрощались с Сейджаном, когда зазвонил телефон, и Сейджан объявил во всеуслышание:

- Стоп! Телеграмма на заставу пришла. Давай тихо.

Он приготовился записывать, но к нему подскочила Анюта и схватила трубку:

- Разреши мне, Сейджан. По старой памяти. Товарищи, минуточку!

Сейджан освободил место и все притихли. Обычно телеграммы передавались из районного центра по телефону и уже отсюда доставлялись адресатам.

- Алло! Маруся, это ты? - крикнула Анюта в трубку. - Давай твою телеграмму. Это я, Анюта.

Она послушала немного и повторила нетерпеливо:

- Ну да, это я, Анюта Прибыткова. Да, еду на заставу, к маме... Ладно, потом объясню. Передавай!

Лучше бы она не садилась на место Сейджана! И лучше бы они скорее уехали на заставу. То, что произошло в следующий момент, заставило Бугрова вздрогнуть.

- Мне телеграмма? Из Куйбышева? - растерянно переспросила Анюта, и глаза ее на секунду остановились на Бугрове. - От него? Ну, давай...

Торопливо, дрожащей рукой она записывала телеграмму. Иногда она повторяла или переспрашивала отдельные слова, и постепенно до сознания Бугрова дошел весь смысл этого короткого послания. Коробицин просил прощения, клялся, что не может жить без Анюты, и сообщал, что через неделю приедет за ней.

- Все? - спросила Анюта, но на том конце провода, видимо, ничего не ответили.

"Вот и все, вот и все", - звенело в ушах Бугрова и он шагнул к двери.

Но не ушел.

Анюта повесила трубку, поднялась с табуретки, сделала несколько шагов по комнате. Было слышно, как по стеклам барабанил дождь.

"Все или не все?" - с болью и надеждой думал Бугров, наблюдая, как на лице Анюты стремительно отражалась борьба чувств: и радость, и страх, и нерешительность, и опять радость, и опять страх. "Что же она решит?"

- Анюта, слушай Анюта! - заговорил Сейджан. - А ты забудь его, слушай, забудь. Верно, товарищ капитан?

- Пора ехать, - резко сказал Бугров и повернулся к выходу.

Что бы ни решила Анюта, пусть это будет потом, а сейчас надо ехать.

- Сейчас! - встрепенулась Анюта. - Пожалуйста, еще минуточку, я хочу ответить.

Бугров замер в ожидании.

Она устало переключила шнуры на коммутаторе, крутнула ручкой и крикнула в трубку:

- Алло, почта? Алло!..

На том конце провода не отвечали.

- Алло! Почта? Алло! - кричала Анюта и крутила ручкой. Но линия молчала.

Тогда у коммутатора стал возиться Сейджан.

- Молчит. Речка из берегов вышла, столбы повредила, - объявил он через несколько минут.

- По коням, - негромко распорядился Бугров.

Все вышли на улицу. Тревожно выли собаки. Сейджан стоял в освещенном прямоугольнике двери.

Всадники тронулись. Ночь окружала плотным кольцом, черная и колючая. Оборачиваясь назад, Бугров еще долго видел единственный огонек у двери, светящий им, как маяк. Но вот и он исчез.

Слева, во тьме, грохотала вода. Речка выходила из берегов, и нужно было спешить. Но вот вода захлюпала под копытами: дорогу уже заливало.

Лошадь под Анютой оступилась, и она крикнула на нее сердито и звонко:

- Но-о!.. Побалуй у меня!

Они двинулись дальше. Кони почувствовали приближение заставы и прибавили ходу. А Бугров думал: исчезнет или нет светлячок, повстречавшийся на его пути?