Катайские солдаты действительно были измотаны и напуганы, иначе они быстро разделались бы с двумя усталыми воинами. Сейчас же Блейд и Растум, забившись каждый в свой дверной проем, заставили противников разделиться и пока отбивали все атаки.

Блейд, закрываясь щитом, уложил еще троих, отражая бешеный натиск всадников. Продолжения не последовало — на площадь вырвался отряд монгов, и оставшиеся в живых кавалеристы были изрублены в пять минут.

Пошатываясь, Блейд выбрался из своего укрытия и побрел навстречу Растуму. Однако тот почему-то не показывался наружу. Блейд, одержимый нехорошим предчувствием, побежал быстрей и чуть не нос к носу столкнулся с воеводой. Стоя на пороге, Растум зажимал правое плечо, хлеставшая из него кровь забрызгала сапоги и одежду. Остановившимся взглядом воевода смотрел себе под ноги, где, еще конвульсивно подергиваясь, валялась в пыли его правая рука. Наконец он заметил Блейда, и его бледное лицо исказила зловещая гримаса.

— Да, Блейд, мне сегодня тоже не повезло, — он кивнул на распростертый перед ним труп. — Всего один удар, и со мной покончено…

Не теряя времени разведчик принялся расстегивать пояс. Он туго перетянул кожаным ремнем обрубок, и кровотечение остановилось.

Растум зашатался и здоровой рукой обнял Блейда за плечи.

— Ноги не держат меня… Помоги присесть…

Разведчик осторожно опустил его обмякшее тело на приступку у дверей, потом подозвал сотника, командира спасшего их отряда. Воины, собравшись вокруг, сочувственно глядели на своего воеводу.

— Найди жаровню с углем и стальной прут, — приказал Блейд. — Надо прижечь рану. Поторопись!

Лоб Растума покрылся холодным потом.

— Блейд, — позвал он шепотом, — Блейд… я… я никому не говорил… я боюсь огня… не смогу вынести… — его голос прервался.

— Сможешь, — твердо сказал Блейд. — Я буду тебя держать. Ты потерял руку, но не голову. Нам еще многое предстоит совершить — или ты забыл?

Растум покачал головой.

— Я не забыл… Этой ночью… Но теперь тебе придется заменить меня. После того, как карлик прикончит Всемогущего, ты убьешь Садду. Я помогу тебе, чем сумею… но боюсь, что с этой культей я не способен прикончить даже женщину.

Разграбление города длилось недолго. Уже к вечеру от него осталась лишь груда дымящихся развалин, а трупы жителей были сложены в огромную кучу, возвышавшуюся посреди зеленой полоски суши. По приказу Кхада воины вырезали всех — от грудных младенцев до дряхлых стариков.

Не сразу покончили только с губернатором города. Около часа его зверски пытали, а потом, вскрыв вены, бросили к остальным трупам.

Блейд все это время провел в своем фургоне под присмотром Бейбера; старик вычистил его доспехи, промыл и перебинтовал рану. Задетое копьем ребро надсадно ныло и причиняло массу неудобств при ходьбе, но разведчик был доволен, что не пришлось прижигать ссадину железом; до сих пор он чувствовал себя неуютно, вспоминая искаженное лицо Растума.

Кхад Тамбур, к вящей славе своей, повелел вытащить из города огромную нефритовую глыбу, установить ее перед горой трупов и высечь на ней следующую надпись:

«Тот, кто увидит этот камень, пусть трепещет! Я, Кхад Тамбур, Опора Мира и Сотрясатель Вселенной, прошел здесь. Вот кости тех, кто осмелился встать у меня на пути.»

Кхад самолично руководил установкой этого монумента, сопровождая свои распоряжения взрывами дикого хохота. Он снова впал в безумие и все чаще и чаще прикладывался к кувшину с броссом.

Садда послала Блейду записку с одним из своих глухонемых чернокожих рабов. Он с трудом разобрал то, что она нацарапала на небольшой деревянной дощечке:

«Не приходи ко мне сегодня. Он все еще очень зол из-за того, что тебе удалось остаться в живых. Ночью на празднике действуй, как договорились. Все будет в порядке.»

Блейд прочитал записку и задумчиво погладил свой золотой ошейник. Действуй, как мы договорились… Значит, Садда хочет, чтобы он убил шута; Растум хочет, чтобы он убил Садду… А у него нет ни малейшего желания делать ни то, ни другое.

Он все еще размышлял над этой дилеммой, когда пришла записка от Растума.

«Загляни ко мне после наступления темноты,» — писал воевода.

После захода солнца лагерь монгов превратился в арену грандиознейшей оргии. Бросс лился рекой. Воины ссорились, дрались, тут же мирились и начинали горланить пьяные песни. Женщины и дети попрятались кто куда. Наездники, упившиеся настолько, что было непонятно, как они держатся в седлах, с воплями носились по лагерю, сокрушая на своем пути все — в том числе и собственные палатки. Телохранители Кхада попробовали было поддерживать некое подобие порядка, но им это быстро надоело, и они присоединились к пьяному разгулу.

Блейд, стараясь держаться в тени, без помех добрался до шатра Растума. Сегодня, несмотря на свой ошейник, он был героем в глазах всех воинов-монгов; они видели, как он возглавлял атаку вместе с их любимым воеводой. А Кхад в это время сидел на троне и наливался броссом; и этого они тоже не забудут.

Так или иначе, но через несколько часов им предстоят еще большие потрясения. Блейд считал, что это к лучшему; ему надоело ходить по канату, натянутому над пропастью.

У шатра Растума стоял на страже молодой сотник с шестью солдатами; все

— трезвые и в полном вооружении. Сотник почтительно поклонился Блейду;

— Воевода ждет тебя, сир Блейд.

Отдергивая полог, Блейд невольно ухмыльнулся. Его позабытый титул вернулся к нему.

Морфо, сидевший рядом с кушеткой, на которой лежал Растум, приветливо кивнул разведчику, но не сказал ни слова.

Воевода энергично помахал Блейду левой рукой, но глаза выдавали терзавшую его боль. Он отказался пить бросс, как советовали хирурги Кхада, и даже надел легкие доспехи из светлой кожи, из-под которых сейчас торчала его плотно забинтованная культя. На полу около кушетки лежали его меч и новый, увенчанный конским хвостом шлем.

— Ну, наконец-то, сир Блейд! Сейчас мы обсудим наше дело в спокойной обстановке. Довольно таиться, словно обезьянытрупоеды в ночи!

На лице Блейда, должно быть, отразилось удивление, потому что Растум засмеялся и произнес:

— Ты можешь говорить здесь во весь голос. Мы окружены преданными мне воинами, а остальные… остальные, похоже, уже не стоят на ногах.

— Люди Садды тоже выступят этой ночью, — вмешался карлик. — Она не хуже тебя понимает, что другой возможности не будет.

Блейд кивнул.

— Он абсолютно прав, воевода.

Растум устало прикрыл глаза.

— Возможно, возможно… Но мы ударим первыми. Мои люди лучше вооружены, и я расставлю их так, чтобы они могли присматривать за воинами Садды. А теперь, Морфо, просвети нашего друга.

Гном приподнял острый подбородок и уставился на Блейда быстрыми маленькими глазками.

— Я отравлю Кхада. Смертельный яд — пара минут, и все кончено. Когда яд подействует, ты должен зарубить Садду.

— А потом постарайся уцелеть, пока не подойдут мои люди, — добавил Растум. — Они с радостью закончат дело. Вам с Морфо, конечно, придется рискнуть, но если все пойдет слаженно и быстро, никто в шатре даже чихнуть не успеет.

Блейд глубоко вздохнул.

— К сожалению, — признался он, — я не могу убить Садду. Она ждет ребенка. Моего ребенка.

Оба его собеседника изумленно замолчали. Стало так тихо, что разведчик легко расслышал далекий топот и шум — пьяные всадники Кхада все еще носились по лагерю.

Растум левой рукой стиснул колено, глаза его холодно сверкнули.

— Когда ты узнал об этом? И почему сразу не сказал мне?

— Я хотел рассказать, но случай не представился. А сейчас я говорю: ее нельзя убивать.

Прежде чем воевода прервал его, Блейд повторил:

— Ее нельзя убивать, и незачем. Лучше оставим ее заложницей. Мне не нужна сама Садда. Когда родится ребенок, делайте с ней все, что хотите… пусть только выносит его.

Губы воеводы презрительно дрогнули.

— Ты глупец, Блейд. Ты хороший воин, и я счастлив иметь твою поддержку, но ты глупец. Пока она жива, у нас не будет покоя. — Он взглянул на гнома. — Скажи ему ты, малыш. Может, ты сумеешь вложить немного мозгов в эту пустую голову.