— Почему она так поступила?

— Не знаю. Кажется, она винила себя в смерти этой девушки. И она боялась, что ее привлекут в качестве свидетеля, если начнется судебное расследование.

— Но дело ведь так и не дошло до суда.

Он помолчал, не сводя взгляда с пустого угла.

— О чем еще она вам поведала, Джордж?

— О мужчинах, с которыми спала, начиная с того времени, когда была еше подростком.

— С которыми спала Эстер?

— Да, и это меня задевало даже больше, чем что-нибудь другое. Не знаю, что говорит во мне.

Человеческая природа, подумал я.

Джордж закрыл глаза. Я опустил жалюзи и пошел в другую комнату к телефону. Я позвонил на центральный информационный пункт полицейского управления по дорожному движению, где у меня был знакомый по фамилии Мерсеро, работавший там диспетчером. К счастью, он оказался в дневной смене. Нет, в данный момент он не занят, но может оказаться занятым в любую минуту, несчастные случаи назло ему случаются по два и по три сразу. Он попытается тут же выдать мне информацию о «ягуаре» с указанным номерным знаком.

Я сел рядом с телефоном, закурил сигарету и попытался что-нибудь извлечь из своей блестящей интуиции, как это делают все сыщики в книгах, а некоторые даже в реальной жизни. Но мне пришло в голову только то, что «ягуар» принадлежит Лэнсу Леонарду и поэтому не даст мне прямых ответов на вопросы. Урчание в желудке от табачного дыма напомнило о том, что я голоден. Я пошел на кухню и, сделав себе сэндвич с ветчиной и сыром на ржаном ломтике хлеба, открыл бутылку пива. Моя приходящая домработница оставила записку на кухонном столе:

"Дорогой мистер Арчер. Пришла в девять, ушла в двенадцать дни. Мне нужны сегодня деньги. Буду проезжать мимо и могу их взять после обеда. Пожалуйста, положите 3 доллара 75 центов в почтовый ящик, если вас не будет.

С уважением, Беатрис М. Джексон.

P.S. В холодильнике появился мышиный помет, купите мышеловку, я ее поставлю, мышиный помет — негигиенично.

С уважением, Беатрис М. Джексон".

Я положил четыре доллара в конверт, написал фамилию на лицевой стороне и вынес его на площадку. Две домашние кумушки сплетничали под навесом, отпуская нелестные замечания в мой адрес. Почтовый ящик был забит почтой: четыре преждевременных счета, две просьбы из благотворительных организаций о высылке денег, объемистое письмо от моего конгрессмена, где утверждалось, что он проявляет бдительность; проспект, рекламирующий книгу «Секреты супружеского блаженства», по цене 2 доллара 98 центов, которая продавалась только докторам, священникам, работникам сферы социального обеспечения и другим заинтересованным лицам; и новогодняя открытка от девушки, которая приударила за мной на предрождественской вечеринке. Оно было подписано «Мона» и изложено в стихах:

— Истинная дружба — это счастливая вещь.

Которая заставляет людей и ангелов петь.

Новый год начинается, а старый кончается.

Каждый и дальше быть другом ручается.

Я присел в гостиной со своим пивом и попытался набросать ответ. Это давалось мне нелегко. Мона напивалась на вечеринках, потому что потеряла мужа в Корее и малолетнего сына в детской больнице. Я начал думать о том, что у меня тоже нет сына. Мужчина начинает чувствовать одиночество в оштукатуренной пустыне, приближаясь к сорока годам без зазнобы, без детей. Мона была достаточно привлекательна и умна. Единственное, чего она хотела, — это заиметь еще одного ребенка. Так чего же я ждал? Богатую девственницу с именем, занесенным в «Голубую книгу»?

Я решил позвонить Моне. Но прежде чем я дотянулся до трубки, телефон зазвонил.

— Мерсеро? — спросил я.

Но это оказался голос Бассета, щекотавший мое ухо:

— Я пытался дозвониться до вас раньше.

— Я на месте уже полчаса.

— Означает ли это, что вы ее нашли, или вы отказались от этой затеи?

— Нашел и опять потерял. — Я объяснил, как это случилось, под аккомпанемент его «ох» и «ах» и под щелчки на линии. — Пока что это не самый неудачный день. Самая моя большая ошибка заключается в том, что я взял с собой Уолла.

— Надеюсь, он не очень пострадал, — в предположении Бассета прозвучал оттенок злорадства.

— Он — крепкий орешек. Выживет.

— Почему, вы думаете, она убежала от него и на этот раз?

— Может быть, простая паника. А может быть, и нет. Кажется, что здесь скрыто что-то большее, нежели просто дело пропавшей жены. Все время возникает вопрос о Габриэль Торрес.

— Странно, что вы ее упоминаете. Я мысленно возвращался к ней все утро — с того момента, как вы сделали замечание о фотографии.

— И я тоже. На фотографии сняты трое: Габриэль, Эстер и Лэнс. Габриэль была убита, убийца не обнаружен. Двое других были с ней очень близки. Лэнс приходился ей двоюродным братом. А Эстер была ее лучшей подругой.

— Вы не хотите сказать, что Лэнс или Эстер?.. — Его голос был приглушенным, но полным предположений.

— Я только высказываю догадки. Не думаю, чтобы Эстер убила свою подругу. Но уверен, что она что-то знает об этом убийстве такого, чего никто больше не знает.

— Она вам сказала об этом?

— Не мне. Своему мужу. Но все это вилами на воде писано. За исключением того, что почти два года спустя она опять появляется в селении каньона Колдвотер. Вдруг она становится состоятельной, как и ее дружок с огромными кулаками.

— Тут есть о чем подумать, не правда ли? — Он нервно хихикнул. — Что вы то думаете об этом?

— Наиболее вероятен шантаж. А я никогда не исключаю очевидного. Лэнс пустил слух, что он заключил контракт с Гелио-Графф, и вроде бы все выглядит законно. Вопрос заключается в том, на каких условиях ему удалось заключить контракт с большой независимой компанией? Он — симпатичный парень, но теперь требуется нечто большее, чем просто смазливая физиономия. Вы были с ним знакомы, когда он работал спасателем при клубе?

— Конечно. Честно говоря, я бы не нанял его, если бы его дядя не проявил тут большой настойчивости. Обычно летом мы берем студентов.

— Стремился ли он стать артистом?

— Настолько я знаю, не стремился. Он хотел стать боксером, — в голосе Бассета звучало презрение.

— Теперь он стал артистом. Может быть, он — непризнанный гений — случались вещи и почудней, — но я сомневаюсь в этом. А кроме того, Эстер тоже уверяет, что подписала договор.

— С Гелио-Графф?

— Пока не знаю. Собираюсь это выяснить.

— Возможно, вам удастся это сделать на самой студии Гелио-Графф. — Теперь его голос звучал более определенно. — Я сомневался, говорить ли вам об этом, хотя, собственно, из-за этого и звоню вам. На моем месте люди привыкают помалкивать. Как бы там ни было, но сегодня утром я разговаривал с одним человеком, и разговор зашел об Эстер. И о Саймоне Граффе. Их видели вместе при довольно компрометирующих обстоятельствах.

— Где?

— В Санта-Монике, в гостинице «Виндзор», если не ошибаюсь.

— Похоже на то. Она жила там. Когда это было?

— Несколько недель назад. Тот, кто сообщил это мне, видел, как они выходили из номера на одном из верхних этажей. Во всяком случае, мистер Графф вышел из номера, а Эстер проводила его до двери.

— Кто вам об этом сообщил?

— Этого я не могу сказать, старина. Один из членов нашего клуба.

— Саймон Графф — тоже член вашего клуба.

— Не думайте, что я этого не знаю. Он — один из наиболее влиятельных членов клуба.

— Не подставляете ли вы себя, сообщая мне об этом?

— Да, я рискую. Надеюсь, что мое доверие к вам — вера в вашу осмотрительность — не подведет.

— Успокойтесь. Я — могила. А как с вашим коммутатором?

— Я с вами разговариваю с коммутатора, — ответил он.

— Графф все еще в клубе?

— Нет, несколько часов назад уехал.

— Где бы я его мог найти?

— Не имею ни малейшего представления. У него сегодня в клубе встреча, но здесь вам не следует подходить к нему. Ни под каким видом не стоит этого делать.