— Он ее почти не знал. Женился на ней во время трехдневной увольнительной и тут же ушел в море. Он женился на ней осенью 1944 года и больше не видел ее в живых.

— Как его угораздило так поступить?

Она сделала паузу, чтобы совладать со своими чувствами. Память об этом событии была столь же мучительной для нее, как, должно быть, и для самого Брета.

— Он женился на ней, когда был пьян в стельку. Подцепил ее в баре в Сан-Франциско, а на следующий день женился.

— Господи праведный, что же это была за девушка?

— Вот такая, — ответила она.

— В то время вы были знакомы с Тейлором, не так ли?

— Да, конечно, я его знала. — Несколькими быстрыми и нервными движениями она прикурила сигарету и сказала: — Полагаю, мне лучше рассказать вам об этом, если вы считаете, что это может иметь значение. Мне следовало это сделать уже давно.

— А почему же не рассказали?

— Это не анекдот, который всюду рассказывают, чтобы позубоскалить, — жестко отпарировала она. — Когда корабль пришел в Сан-Франциско, я подумала, что он собирается на мне жениться. Возможно, и он думал так же. Я прилетела из Голливуда, чтобы его встретить. В тот раз он пробыл в море почти год и, казалось, воскрес из мертвых. Разве это не похоже на романтику? Думаю, что я человек романтического склада или была такой. Я была без памяти от счастья, когда он вернулся. Но оказалось, что он не испытывает таких же чувств. Он в первый же вечер поругался со мной и оставил меня без всяких церемоний. Потом я узнала, что он женился на девушке по имени Лоррейн. Я думала, что стану объектом усиленных ухаживаний, но получилось так, что таким объектом стал кто-то другой.

— Кажется странным, что вы поругались так скоропалительно и так бесповоротно. Вы давно были с ним знакомы?

— Меньше года, но казалось, что дольше. Я познакомилась с ним в Ла-Джолле зимой предыдущего года, зимой сорок третьего, когда он был в увольнении. Мы провели вместе девятнадцать дней, прежде чем его корабль отплыл, а потом переписывались. Он был для меня моим личным залогом в этой войне, и у меня сложилось впечатление, что я была его залогом на будущее. Думаю, что я слишком на это рассчитывала.

— Из-за чего вы поругались?

— Поругался он, а не я. Его возмутило то, что у меня было больше денег, чем у него, но неприятности произошли не из-за денег. Он искал повода, чтобы поссориться, и нашел этот повод. Он мня обозвал по-всякому и ушел. Позже мне показалось, что этот его поступок был несколько... несколько ненормальным. Но думаю, что это просто досужие домыслы.

— Но возможно, поэтому вы и простили его?

— Разве я сказала, что простила? — Она выбросила окурок нарочито резким движением. Он описал крутую дугу над оградой веранды и упал, дымясь, в траву.

— По-видимому, вы его простили, мисс Вест. Потому что чувствуете, как бы это сказать, что он был сам не свой, когда ушел от вас.

Она заметила, что тон голоса доктора сменился на профессиональный, и ей это было приятно. Его руки забыли про нее и теперь были заняты: набивали трубку. Она закурила другую сигарету, перед тем как ответить, и выпустила клуб дыма, как будто хотела затуманить свои мысли.

— Нет, он был вполне здоров. Он еще полгода служил в военно-морском флоте. Ему даже объявили благодарность в приказе командования, недалеко от Иво. Я чувствовала себя приниженной, а он ходил с гордо поднятой головой.

— Но вы сами же высказали предположение, что его поведение было ненормальным.

— Может быть, для него это было нормой, — быстро отреагировала она. — С самого начала я знала, что он очень застенчивый. Он стеснялся своей любви, и я подталкивала его.

— Видимо, вы его горячо любили.

— Потому что попыталась навязаться ему?

— Потому что вы ведете себя очень честно, — рассудительно пояснил он. — Рассказываете о своем унижении, полагая, что это может ему помочь.

— Я, наверное, выгляжу виноватой, да? Уж не думаете ли вы, что я мазохистка?

— Сомневаюсь. — Его смеющиеся глаза спрятались глубоко под нависшими бровями. — Относительно вашей теории, что он стеснялся проявить свою любовь... Как это согласуется с его угорелым ухаживанием и женитьбой на этой девушке?

— Доктор, я не претендую на то, что знаю ответ. Но не забывайте, что он закутил после того, как оставил меня. Может быть, алкоголь притупил его сдерживающие центры. Его природные сексуальные импульсы взяли свое, и он воспользовался первым же объектом, который подвернулся под руку. В его отношении ко мне это, конечно, не проявилось, но между строк его писем я поняла это.

— Вы с ним переписывались после случившегося?

— Он написал мне одно письмо. Оно пришло примерно через месяц после того, как он опять покинул Сан-Франциско.

— Мне хотелось бы взглянуть на это письмо.

— Я могу пересказать, что там написано. Он был слишком горд, чтобы признаться, что поступил, как дурак, но смысл всего заключался именно в этом. Он не отказывался от своей женитьбы и изо всех сил старался убедить себя, что ему нравится, как все получилось, хотя на самом деле это ему совершенно не нравилось. В письме сквозила фальшивая, наигранная веселость, и это очень задело меня. Он явно был несчастен, раскаивался, но упрямился, не хотел признаться, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать.

— Думаю, что понимаю. Это одно из тех писем, на которые так трудно отвечать.

— Я и не собиралась на него отвечать. Он просил меня не отвечать, я и не ответила. Поначалу было трудно, потому что привыкла писать ему обо всем, что делала или думала. И вот вдруг он стал принадлежать другой женщине, и больше того — я от него уже не получала вестей. Я наконец сдалась и решила повидать ее.

— Вы поехали в Сан-Франциско?

— Она купила себе дом в Лос-Анджелесе, и я нашла ее координаты в телефонном справочнике. С каким-то странным чувством я увидела ее фамилию в напечатанном виде: «Г-жа Брет Тейлор». — Паула умолкла и прикурила следующую сигарету от окурка предыдущей. Когда она снова заговорила, ее голос звучал бесцветно. — Меня не столько разбирало любопытство посмотреть на жену Тейлора, сколько хотелось узнать что-нибудь о нем, а она была единственным связующим звеном. К тому времени он уже отсутствовал четыре месяца, и я о нем ничего не слышала целых три месяца, с тех самых пор, когда получила его последнее письмо. Я часто лежала в кровати не смыкая глаз. И помню, меня, в частности, интересовало, на кого же он меня променял.

— Мне тоже это любопытно. — Свой косвенный комплимент он сопроводил медленным и многозначительным взглядом, который скользнул по ее груди, вниз по всему телу, до обнаженных ног.

Она была так сосредоточена, что даже не заметила этого.

— Я испытала злорадное чувство торжества, когда в первый раз увидела эту девицу. Она была достаточно миловидной, должна признаться в этом, но употребляла чересчур много косметики, не умела одеваться и причесываться. Это — элементарные вещи, но они могут многое сказать о женщине. Она не была даже хорошей хозяйкой. На столах и креслах стояли немытые стаканы и полные пепельницы. Мне не стоит быть такой придирчивой, правда? Идеальных людей нет.

— Сложившиеся обстоятельства вполне оправдывают некоторую желчность.

— Как бы там ни было, я пострадала за свое непродолжительное и фальшивое торжество. Она показала мне пачку писем, которые прислал ей Берт, и даже настояла на том, чтобы я прочитала одно из них. Видите ли, Брет рассказал обо мне, и ей хотелось посмотреть на мои переживания. Со мной она была любезна, но слишком холодна. Мне не хотелось читать то письмо, но я все-таки прочитала. Как будто меня кто заставил.

Оно было в таком стиле, в котором пишут ребенку, строгое и подбадривающее. Он опять находился в море, не мог сообщить ей где именно, но места там прекрасные. Он любит ее и ждет встречи. Мне было тяжело читать его, но оно дало мне некоторое утешение. В общем-то ему совершенно нечего было ей сказать, а ей недоставало ума или чувств, чтобы понять это.