Мадлен вошла в бар, она выглядела очень бледной и измученной. Увидев меня, она пересекла зал и положила руку мне на плечо.

— Дан, с тобой все в порядке?

— Конечно, в порядке. Я только что разговаривал с отцом Антуаном…

Я помог Мадлен снять пальто и отнес его в гардероб. На ней была надета голубая блузка с рюшками, и наверняка это был довольно изысканный наряд для Пуан— де— Куильи, но в Париже такие блузки вышли из моды лет восемь назад. Тем не менее выглядела она неплохо. Мое настроение. заметно улучшилось — ведь так приятно, когда кто— то заботится о своем внешнем виде для вас. Официантка покинула свое место за стойкой бара и принесла нам заказанное вино. Мы чокнулись стаканами, как случайные любовники, со стороны это могло выглядеть именно так.

— Ты дал отцу Антуану прослушать кассету?

— Да, вроде этого.

Она прикоснулась к моей руке:

— Там было что— то? Ты не хочешь мне рассказывать?

— Не знаю. Думаю, сейчас мы находимся на распутье. Мы можем вскрыть танк и посмотреть, что внутри, а можем и забыть об этом навсегда.

Мадлен приподнялась и погладила меня по щеке. Ее запавшие глаза были полны страдания и сочувствия. Если бы я прошлую ночь, лежа на двуспальной кровати в доме Пассерелей, не чувствовал себя так скверно, то мог бы прогуляться по коридору и постучать в дверь к Мадлен. Но, должен сказать, что после всего, что случилось, желание заняться любовью выглядит последним желанием, которое может прийти в голову.

Она отхлебнула вино.

— Как мы можем оставить его здесь? — спросила она. И более того, как можно забыть о нем?

— Я не знаю. Но мэр и прочие представители власти, даже отец Антуан, сочли возможным оставить его здесь на тридцать лет.

— Ты думаешь, я держу пчелу в моей шляпке?

— Где ты слышала этот оборот? В английских женских школах?

Мадлен взглянула на меня, но без улыбки.

— После войны прошло много лет. Разве у нас больше не было потерь? Отцов, братьев, друзей? А, американские солдаты все еще присылают нам открытки из— за океана по праздникам, и это сердит меня. Да, они спасли нас, но хватит уже ликовать по этому поводу. Война не может быть праздником, ни для кого. О ней лучше забыть. Конечно, мы всегда будем об этом помнить, потому что они оставили здесь свой танк…

Я откинулся назад на стуле.

— Итак, ты хочешь его вскрыть?

Ее глаза были холодны.

— Существо из танка желает присоединиться к своим собратьям, просит о помощи. Если мы его выпустим, оно отправится к своим друзьям, а для нас это будет концом всей истории.

— Отец Антуан предупредил, что открыть танк равносильно самоубийству.

— Отец Антуан стар. Кроме того, он верит, что дьяволы и демоны имеют огромную силу. Он сказал мне как— то после урока катехизиса: «Мадлен, если бы Иисус не заботился обо всем, весь мир был бы переполнен демонами».

Я кашлянул.

— Предположим, мы откроем танк, а там находится демон?

Мадлен смотрела невидящими глазами.

— Что— то там наверняка есть, Дан. Иначе мы бы не услышали никакого голоса. Но демон не имеет формы и обличия. Возможно, внутри нет ничего такого, что мы могли бы увидеть своими глазами.

— Думаешь, это действительно так?

— Нужно выяснить.

Я сделал большой глоток вина и почувствовал, как зашевелились волосы у меня на груди.

— Что они добавляют в это пойло? Его невозможно пить.

Мадлен ответила:

— Тише. Мадам Саурис во время войны часто развлекалась в компаниях американских сержантов, поэтому неплохо знает английский.

— Во время войны 1812 года?

Но Мадлен не обратила внимания на мои слова и вновь вернулась к старой теме:

— До сих пор у меня никогда не возникало желания открыть танк. Кроме того, раньше я не встречала никого, кто помог бы мне набраться смелости и сделать это. Мой отец никогда не прикасался к нему. Элоиза и подавно. Но она рассказывала, как можно отвратить демонов и злых духов, пока мы будем открывать танк. Я уверена, что отец Антуан тоже окажет помощь, если ты его попросишь.

Я закурил сигарету.

— Я не понимаю, зачем это тебе нужно? Если этот танк тебе не нравится, почему бы не уехать отсюда? В конце концов, Мадлен, в Пуан— де— Куильи тебя ничто не удерживает.

— Дан, это важно. Танк находится на ферме моего отца. Это мой дом. Даже если я уеду отсюда навсегда, ферма все равно будет местом, где я выросла.

Она сделала небольшой глоток вина и задумчиво посмотрела на меня.

— Из— за этого танка, — продолжала Мадлен, — я видела уже в раннем детстве страшные сны.

— Сны? Что это были за сны?

Она опустила глаза:

— Это были странные сны. Кошмары. Но какие— то возбуждающие кошмары.

— Сексуально возбуждающие?

— Иногда. Мне снилось, что я занимаюсь любовью с отвратительными существами и странными созданиями. Иногда снилось, как меня душили или убивали. Была борьба, но она тоже возбуждала. От меня буквально отрывались куски, хлестала кровь.

Я потянулся через стол и взял ее тонкие.запястья в свои руки.

— Мадлен… Ты знаешь, танк — не шутка. То, что находится там, действительно представляет большую угрозу.

Она кивнула:

— Я всегда знала это. И была уверена, что однажды встречусь с этим злом лицом к лицу… Конечно, я кажусь непоследовательной. Я старалась отговорить тебя, когда ты пошел к танку и сделал запись. Но сейчас поняла, что время— то идет…

— Ну, — сказал я, — мы думаем и говорим об одном и том же.

Она выдавила невеселую улыбку.

Позже я позвонил отцу Антуану и рассказал о том, что мы собираемся сделать. Он долго молчал на другом конце линии, а затем сказал:

— Я не могу вас отговорить от этого?

— Мадлен настаивает на этом, и я тоже.

— Скажите откровенно, сделали бы вы это, если бы не испытывали никаких чувств к Мадлен? Вы ведь делаете это для нее, сами знаете. Подумайте еще раз.

Я скользнул взглядом по замызганному полу почтового отделения в Пуан— де— Куильи, затоптанному грязными сапогами, в которых фермеры приходят получать посылки и отправлять письма. На улице тел мокрый снег, небо неотвратимо принимало темно— серый цвет.

— Когда— то все равно придется это сделать, отец Антуан. Однажды этот танк проржавеет насквозь и демон выберется наружу. Это окажется слитком неожиданным.

Священник молчал долго. Затем произнес:

— Я должен пойти с вами. Я обязательно буду там. Когда вы планируете совершить это безумие?

Я взглянул на часы:

— Около трех. До наступления темноты.

— Очень хорошо. Вы не подвезете меня на машине?

— Конечно. Спасибо вам.

Отец Антуан многозначительно промолчал.

— Не благодарите, мой друг. Я приду, чтобы защитить вас от того, кто находится внутри. Я бы не делал этого, если бы вы оставили танк в покое.

— Знаю, отец. Но мы не можем поступить иначе.

Священник ждал меня у дверей своего дома, уже одетый. На ногах у него были черные ботинки на высокой подошве, а на голове — широкополая черная шляпа. Его ряса была черной и блестящей, как крыло ворона. Экономка отца Антуана стояла позади него и недобро поглядывала на меня, вероятно удивляясь, как у меня хватило ума вытащить пожилого человека под вечер на холодную улицу. Наверно, она забыла, что внутри дома холоднее, чем снаружи. Я помог святому отцу устроиться рядом с собой и, обходя машину, как можно приветливее улыбнулся экономке. Но удостоился еще более сердитого взгляда.

Когда мы выехали с грязного серого двора, отец Антуан сказал:

— Антуанетта верит, что у нее есть права давать мне указания. Например, как носить шерстяной подрясник.

— Ну, я уверен, что Бог заботиться о вашем подряснике так же, как и обо всем остальном, — сказал я ему, включая дворники.

— Друг мой, — ответил отец Антуан, глядя на меня своими водянистыми глазами, — Бог заботиться а моей душе, а подрясник оставляет на мое собственное усмотрение.

Десять минут у нас заняло возвращение через всю деревню на ферму Пассерелей. Деревья вокруг стаяли замерзшие, увешанные сосульками, поля были засыпаны снегом. Я не заглушил мотор после того, как мы въехали во двор и развернулись. Мадлен вышла в полупальто, неся электрический фонарь и грубую сумку, полную инструментов.