«Что за великолепные громовые раскаты!» — мысленно восклицал я, стоя на каменной плите у очага в своем доме посреди Акросеронских холмов,[1] в то время как громовые удары раздавались то тут, то там, прокатываясь по всему небу и с грохотом обрушиваясь на долины; с каждым новым ударом вспыхивали зигзаги молний и явственно слышалось, как косые струи проливного дождя остриями бесчисленных копий барабанят по моей низкой, крытой гонтом[2] крыше. Окрестные горы, как мне думается, многократным эхом раскалывают и дробят гром, поэтому здесь он несравненно величественнее, чем на равнине. Но что это? Стук в дверь! Кому вздумалось в грозу являться с визитом? И почему гость не воспользовался, как принято, дверным молотком, а вместо того барабанит кулаком в дверь, и удары гулко разносятся по дому, будто скорбный стук гробовщика? Впрочем, пускай войдет. А, он уже здесь! Совершенный незнакомец… «Добрый день, сэр!» — «Прошу вас, садитесь». Что это за диковинный посох у него в руке?

— Дивная гроза, сэр!

— Дивная? Да что вы — ужасная!

— Вы промокли насквозь. Становитесь сюда, рядом со мной, поближе к огню.

— Ни за что на свете!

Незнакомец стоял, как вкопанный, в самой середине комнаты — там, куда встал с самого начала. Странный его вид заставлял приглядеться к нему внимательней. Тощая, унылая фигура. Темные прямые волосы слипшимися прядями падают на лоб. Глубоко запавшие глаза окаймлены иссиня-фиолетовыми кругами; взор сверкает молниями, но безвредными, да и грома не слышно. Текло с пришельца ручьями. Он стоял в луже воды, стекавшей с него на дубовый пол, и держал, далеко отстранив от себя, свой странный дорожный посох.

Это был отполированный медный стержень длиной в четыре фута, прикрепленный к гладкой деревянной палке того же размера посредством двух шаров из зеленоватого стекла, с медными же заклепками. Оканчивался он неким подобием трезубца: три тонких острия были начищены до блеска. Незнакомец держал свой посох, не прикасаясь к металлической части.

— Сэр, — произнес я с почтительным поклоном, — имею ли я честь видеть у себя самого Юпитера Громовержца, славнейшего из богов? Таким вот — сжимающим в деснице громовую стрелу — изваял его в древности греческий скульптор. Сам ли бог передо мной или его посланец — во всяком случае, я должен поблагодарить вас за ту прекрасную грозу, что вы устроили в наших горах. Слышите? Вот это удар так удар! Да, тому, кто неравнодушен ко всему величественному, истинное удовольствие принимать у себя в доме самого Громовержца. Гроза от этого становится еще отраднее… Но прошу вас, садитесь. Вот это старое камышовое кресло, разумеется, не заменит вам ваш вечнозеленый трон на Олимпе, однако сделайте милость, присаживайтесь!

В продолжение всей этой учтивой речи незнакомец взирал на меня с изумлением, к которому примешивался явный ужас, но не трогался с места.

— Садитесь же, сэр, прошу вас: вам необходимо обсохнуть, прежде чем снова пускаться в путь.

Я гостеприимно переставил кресло поближе к очагу, где теплился небольшой огонь: дело происходило в начале сентября, и день был скорее сырым, чем холодным.

Оставив без внимания мое приглашение и продолжая стоять в самой середине комнаты, незнакомец окинул меня зловещим взглядом и заговорил:

— Сэр, — заявил он, — простите, но я не только не могу принять вашего приглашения сесть рядом с очагом, но самым решительным образом настаиваю, чтобы вы приняли мое приглашение и встали рядом со мной здесь, в центре комнаты. Силы небесные! — вскричал он, вздрагивая. — Снова эти чудовищные удары! Предупреждаю вас, сэр, отойдите от очага!

— Мистер Юпитер Громовержец, — произнес я, спокойно раскачиваясь с каблука на носок, — мне и здесь вовсе неплохо.

— Позвольте, — воскликнул мой собеседник, — неужели вы настолько невежественны, что даже не подозреваете о том, что очаг — наиболее опасная часть дома во время такой чудовищной грозы?

— Нет, об этом я ничего не слышал, — тут я невольно сошел с плиты.

Заметив мою покорность, незнакомец выразил во всем облике такое торжество, что я немедля, сам того не желая, ступил обратно к очагу и принял самую независимую позу, на какую только был способен. Объяснения я посчитал излишними.

— Заклинаю вас небом! — вскричал незнакомец, и в голосе его тревога диковинным образом смешивалась с угрозой. — Заклинаю вас небом, отойдите от очага! Разве вы не знаете, что теплый воздух и сажа — отличные проводники, не говоря уж об этой громадной железной подставке для дров? Сойдите с камня, я вас умоляю — я вам приказываю, наконец!

— Мистер Юпитер Громовержец, я не привык, чтобы мне приказывали в моем собственном доме.

— Не смейте называть меня этим языческим именем! Вы отваживаетесь богохульствовать в такой страшный час.

— Сэр, а не будете ли вы так любезны объяснить наконец, что вам угодно? Если вы ищете укрытия от грозы — милости просим; соизвольте, однако, соблюдать учтивость. Если же вы пришли по делу — говорите, в чем оно состоит. Кто вы?

— Я агент по продаже громоотводов, — ответил незнакомец, несколько смягчившись, — в мои обязанности входит… Боже милосердный! Что за удар! Вас поражало когда-нибудь молнией? Я имею в виду ваши постройки… Нет? Тогда лучше всего принять надлежащие меры, — он многозначительно постучал своим посохом об пол. — Как известно, для грозы бастионов не существует, однако скажите только слово — и одним мановением этого жезла я превращу ваш дом в Гибралтарскую крепость…[3] Вы слышите? Будто Гималаи рухнули!

— Вы отвлекаетесь. Итак, в ваши обязанности входит…

— В мои обязанности входит разъезжать по округе и собирать заказы на громоотводы. Вот образец (еще один удар посоха об пол). У меня с собой наилучшие отзывы, — он принялся шарить в карманах. — В Кригэне в прошлом месяце я снабдил пять зданий двадцатью тремя громоотводами.

— Постойте! Да ведь как раз в Кригэне на прошлой неделе, в субботу ночью, молния ударила в колокольню, сломала большой вяз и задела купол зала для собраний, не так ли? Были там ваши громоотводы?

— Только на колокольне.

— Тогда какой от них прок?

— Да это вопрос жизни и смерти. Однако наш рабочий проявил невнимательность. Прилаживая громоотвод к верхушке колокольни, он не заметил, что металлический стержень соприкасается с жестяным покрытием. В этом вся причина несчастья. Виноват рабочий, а не я… Вслушайтесь!

— С какой стати? Гремит так, что указывать пальцами на небо — право же, лишний труд… Вы слышали о том, что случилось в Монреале в прошлом году? Служанку поразило молнией в ее собственной постели: в руках она держала металлические четки… В Канаде вы тоже ведете свои дела?

— Нет. Насколько мне известно, там в ходу только железные громоотводы. Следовало бы воспользоваться моими — из меди. Железо легко плавится. Кроме того, металлическая часть у них слишком тонка и потому неспособна выдержать разряд. Железо плавится — и здание гибнет. С моими медными изделиями такого никогда не случится. Эти канадцы просто олухи. Иногда они прикрепляют медный прут прямо к верхушке стержня, что может привести к страшному взрыву, тогда как электричество должно незаметно уходить в землю — именно так действуют мои громоотводы. Мой громоотвод устроен единственно верным образом. Взгляните! Всего доллар за фут.

— Хулить собратьев по ремеслу — не лучший способ вызвать доверие к себе.

— Прислушайтесь! Гром рокочет уже не так глухо. Гроза приближается, тучи идут все ниже над землей… Слышите? Сокрушительный удар! Гроза уже у нас над головой: все раскаты слились в один залп. Вот еще вспышка… Держите!

— Что такое? — воскликнул я при виде того, как он, сунув мне в руки свой посох, обратился к окну и застыл, сжав правой рукой левое запястье.