Однако Джо знал, что она права. Запустив когти в теплую землю, он взглянул на Дульси:
— Если мы сможем найти украденные деньги и навести на них Харпера, и если на банкнотах есть отпечатки этого малого, Харпер арестует его без всякой слежки. Копы никогда и не узнают про Азраила.
— Если только на деньгах есть его отпечатки, ведь он был в перчатках.
— Он же наверняка потом пересчитывал эти деньги, — сказал Джо. — Зачем ему при этом надевать перчатки? Харпер получает его «пальчики», сажает старика под арест и, могу побиться об заклад, этот кот тут же слиняет. И мы благополучно от него избавимся.
— Если только старик сам не расскажет об Азраиле, — сказала она. — Просто чтобы отчасти выгородить себя. И потом, подумай, ведь из-за этого кота он мог бы стать знаменитым, вы звать большой интерес и даже сочувствие, и такой общественный протест, что его даже могут оправдать.
— Это, конечно, выход из положения…
— А то нет? Вспомни решения суда — хотя бы за этот год — которые принимались под влиянием общественного мнения.
Джо пристально посмотрел на нее. Она права.
— Говорящий кот признается в ограблении. В Калифорнии обнаружен словоохотливый котик.
Она усмехнулась, дернув усом.
— Кот-свидетель дает ложные показания. Говорящий кот оскорбил председательствующего судью и привлечен к ответственности за неуважение к суду. — Дульси явно забавлялась: — Прокурор округа настаивает на признании кота виновным. Судебные правила требуют, чтобы в числе присяжных были представлены любители кошек.
— Или кошки, — сказал он. — Коты заседают в жюри…
— Кошка оправдана, поскольку имеет малолетних котят… — И Дульси покатилась со смеху.
Отсмеявшись, она спросила:
— Но что насчет убийств? Мы не…
— Каких убийств?
— О которых говорил Азраил — о трех смертях.
— Неужели ты поверила в эту чушь? Брось, Дульси, это просто выпендреж. «В этом городе произойдет убийство», — передразнил он. — «Я чую убийство, и оно совершится еще до полнолуния». — В его подвывании зазвучало злорадство: — «И я вижу вас, несмышленышей, стоящих над распростертыми телами…» Да он просто наглец!
— Но…
— Подумай, Дульси, ну зачем кого-то убивать из-за пары мелких краж? Он просто пудрит тебе мозги. Этот кот — всего лишь дрессированный ворюга, надутый пижон, пирожок ни с чем.
Дульси нетерпеливо махнула хвостом и прижала ушки.
— В его словах может быть правда.
Говоря обо всяких вуду и прочей черной магии, мог ли этот чужеземец действительно предвидеть будущее?
Несомненно, в Азраиле чувствовалась какая-то странность — казалось, от него исходит некая мрачная аура, неотвязная, словно черная тень. И Дульси была уверена: читая древние легенды о кошках, подобных им с Джо, она не раз натыкалась на упоминание об их темных пророческих талантах.
Кто знает, подумала она с дрожью, какие ужасающие способности мог приобрести черный кот в тех далеких экзотических странах?
Глава 8
Самолет из Лос-Анджелеса, на котором летели Дора и Ральф Слудеры, должен был приземлиться в 11.03, и пока «Фольксваген» Мэйвити пыхтел по практически пустому по случаю воскресенья шоссе, направляясь к аэропорту полуострова, туман рассеялся, и день обещал быть приятным и солнечным.
Изысканный завтрак у Вильмы был превосходным окончанием недели, хотя трапеза в приятной компании заставила ее понять, как много времени она проводит в одиночестве. Хорошо, что приезжают Дора с Ральфом; хотя в маленьком домике становится очень тесно. Мэйвити действительно скучала по своим родным.
Надо бы развлечь их получше, стоит взять у Вильмы и рецепт этой изумительной фриттаты. Все, что она сама когда-либо готовила на завтрак, — яичница с беконом или каша. Разумеется, она будет готовить и кашу — овсянку из крупы грубого помола. Дора не представляет себе, как можно начать утро без такого завтрака, она всегда привозит с собой из Джорджии крупу быстрого приготовления, которая более популярна в южных штатах, чем каша из толокна — овсяной муки. В первый раз, когда Мэйвити о такой услышала, она покатилась со смеху. Но, в конце концов, это самый популярный продукт в тех краях. У Доры много тяжелой работы по дому, а на ферме завтрак — главная «заправка» на весь день. Дора выросла в семье, где мать ежедневно поднималась в четыре утра, чтобы приготовить овсянку, яйца, соленую деревенскую ветчину и домашнее печенье из всего, что под руку попадется, — настоящий деревенский завтрак.
Печенье и крепкое дешевое виски стали любимым блюдом Грили, после того как в восемнадцать лет он женился на южанке и переселился на ферму ее отца.
У Грили с женой был только один ребенок, их единственная Дора. Грили прожил так тридцать лет, и эта жизнь разительно отличалась от той, которая у него была прежде в Калифорнии. Представьте — каждое утро еще до рассвета выходить в поле. Можно было бы подумать, что Дора хочет уехать с фермы, но нет — они с Ральфом по-прежнему продолжают растить урожай и поставлять свои продукты на рынок, хотя теперь у них появились помощники. А теперь они еще и завели свой бизнес — на старых автомобилях. Ральф называл его «обмен вторсырьем».
Что касается самой Мэйвити, то она предпочитала убираться в чужих домах, а не ломать спину в поле. После рабочего дня вечер был в полном ее распоряжении. Никаких забот о захворавших коровах, никаких поломок в оросительных трубах или беспокойства о засохших посевах. Она может прийти домой, приготовить себе добрую чашку чая, удобно усесться, положив на возвышение уставшие ноги, — и забыть об окружающем мире.
И, может быть, Грили тоже все это не так уж и нравилось, поскольку сразу после смерти жены — Дора в то время уже была замужем — Грили сбежал в Панаму и принялся, как узнала Мэйвити, за изучение водолазного дела. Все были потрясены. Кто же знал, что все эти годы Грили Урзи был снедаем таким странным и необычным стремлением?
Что ж, он благополучно жил в Центральной Америке, занимаясь подводными восстановительными работами на Панамском канале, а Дора с Ральфом были счастливы на своей ферме и продолжали вести свой бизнес на утиле. «И я тоже счастлива, — подумала Мэйвити, — жаль только, что Лу больше нет, что он так рано покинул меня». Она старательно избегала слова «одиночество», запрятав его поглубже, где оно не сможет беспокоить ее. Она знала, что скоро будет ворчать на заполонивших ее дом родственников, мечтая об одиночестве — нет, лучше сказать, об уединении.
«Всегда недовольна. Вот в чем моя беда. Возможно, у каждого существует эта проблема, всегда что-то человека не устраивает. Интересно, что нас ждет в ином мире — будем ли мы там действительно вечно счастливы?»
Выехала она заранее, так что в ее распоряжении оставалась еще уйма времени. Поэтому она неторопливо катила к аэропорту, наслаждаясь по дороге чудесным видом на обступавшие до рогу холмы, которые были покрыты густыми лесами стремящихся к небу сосен и кипарисов. Утро стояло ясное, хотя в не больших лощинах между холмами все еще лежал туман. Впереди, у подножия холмов, туман расступался, обнажая обширную плешь аэропорта, один край которого упирался в лес, а другой подходил прямо к жилым домам.
Грили тоже хотел поехать, и Мэйвити даже успела бы заскочить за ним, но в машине было слишком мало места, и ему пришлось остаться дома: старый «Жук» не выдержал бы еще одного пассажира и гору чемоданов. Впрочем, хотя Дора с Ральфом и приезжали с таким количеством багажа, Мэйвити никогда не видела, чтобы они носили что-нибудь кроме джинсов с футболкой или хлопчатобумажным джемпером, на которых непременно красовалась какая-нибудь дурацкая яркая надпись. Да и телосложением они отличались могучим. Более того, каждый раз, когда Дора с Ральфом приезжали в гости, Мэйвити казалось, что они еще немножко увеличились в объеме, расползаясь, словно дрожжевое тесто.
Но людьми они были милыми, и она уж как-нибудь сумеет запихнуть их в машину. Возможно, к их следующему визиту она обзаведется более просторным домом с тремя прекрасными спальнями: одна будет на первом этаже для нее самой, а две на верху — для гостей. Впрочем, дом не должен быть очень большим — слишком много возни с уборкой. Может, удастся присмотреть подходящее местечко повыше, в холмах. Ей бы только подкопить немного денег.