Зовите меня просто Кенжи. Рад познакомиться, меня зовут Кенжи. Я Кенжи. Вообще-то, звать меня Кенжи… В японском существует немало разных способов представиться собеседнику. «Интересно, почему так? — успел подумать я, пока говорил этому американцу: — Май-нэйм-из-Кенжи».

— Значит, Кенжи? Прекрасно! — Пухлый турист всем своим видом старательно показывал, что рад нашей встрече.

— Приятно познакомиться. — С этими словами я пожал американцу руку.

Неподалеку от станции «Сэйбу-Синдзюку», в вестибюле одного из тех отелей, которые на Западе относятся к разряду двух- или трехзвездочных, состоялась наша с Фрэнком памятная встреча.

Мне недавно исполнилось двадцать, и я работаю сопровождающим — вожу по Токио туристов-иностранцев, хоть и не слишком силен в языке. Впрочем, клиенты в основном интересуются веселыми кварталами и секс-туризмом, так что моего убогого английского вполне хватает. С тех пор как открыли СПИД, секс-туризм не то чтобы потерял популярность, но люди во всем мире стали вести себя осторожней и держаться подальше от злачных мест. Тем не менее, по Токио ходят толпы иностранцев, которые жаждут повеселиться, и моя работа состоит в том, чтобы показать этим парням более или менее приличные места для развлечений. Я вожу их в кабаре, в массажные клубы, в «садо-мазо» бары и в публичные дома, а они платят мне за это деньги. Начальства у меня нет, да и подчиненных тоже. Один журнальчик для иностранцев в каждом номере публикует незамысловатую рекламу моего бизнеса, и все, что я таким образом зарабатываю, я трачу на чистенькую однокомнатную квартирку в Мегуро, на редкие походы в яки-нику[1] со своей девушкой, на любимую музыку и книжки. Кроме того, я еще учусь на университетских подготовительных курсах, но за учебу платит моя мама, она держит в Сидзуоке небольшой магазин одежды. Когда я был в восьмом классе, умер мой отец, и с тех пор мама растила меня одна. В старших классах среди моих дружков встречались и такие, кто мог запросто и без особых угрызений совести поколотить свою родительницу, но я ни разу не поднял на маму руку. Честно говоря, хоть я и знаю, что мама расстроится, я не очень-то рвусь в университет. Для точных наук мне определенно не хватит подготовки, а гуманитарии все как один становятся служащими в корпорациях, другого выбора у них нет. Так что я почти уверен, что затея с университетом провалится. Уж лучше бы мама откладывала эти деньги на то, чтобы я мог потом поехать в Америку…

— Алло? Это офис «Кенжи»? Я турист из Америки. Меня зовут Фрэнк.

Он позвонил мне двадцать девятого декабря, между одиннадцатью и двенадцатью утра. Я как раз прочитал в газете заметку об убийстве старшеклассницы, которая промышляла вместе с другими девушками в окрестностях Синдзюку и, похоже, зарабатывала неплохие деньги. Ее часто видели неподалеку от Окубо на улице лав-отелей. Тело девушки, разрезанное на куски — руки, ноги и голова отдельно, — было найдено на помойке в районе Кабуки-тё. Помойка эта, хоть и расположена в вечно кишащем людьми квартале, место довольно безлюдное.

Свидетелей пока не обнаружено, что, разумеется, замедляет расследование дела. Конечно, крайне жаль так бессмысленно погибшую девушку, но старшеклассницы должны понимать, к каким ужасным последствиям может привести то, что сейчас принято называть красивым словосочетанием эндзё ко-сай, то есть «субсидированное знакомство»[2]. Подруги убитой — также школьницы, работавшие вместе с ней, — теперь как одна заявляют, что никогда больше не будут заниматься проституцией… — было написано в газете.

— Привет, Фрэнк. Как дела? — как обычно сказал я в трубку, положив газету на стол.

— Вроде все о'кей. Я просто хотел узнать, можно ли сегодня воспользоваться вашими услугами… У меня тут в руках журнал, вернее рекламная брошюра для иностранцев, я, собственно, звоню по номеру, который здесь указан.

— Это, что ли, «Токио Пинк Гайд»?

— Ну да. А как вы догадались?

— Да потому что реклама моего офиса есть только в этом журнале.

— Ясно. Тогда я хочу заказать сопровождающего, начиная с сегодняшнего вечера на три дня вперед.

— Фрэнк, ты один или вас много?

— Один. А вы что, только группы обслуживаете?

— Да нет. Просто на одного гораздо дороже получается. За первые три часа — с шести до девяти вечера — десять тысяч йен. За вторые три часа — с девяти до двенадцати — еще двадцать тысяч йен, а после двенадцати за каждый дополнительный час — надбавка десять тысяч. Налога на добавочную стоимость я не беру, но еда и выпивка — если мы в бар пойдем или что-нибудь в этом роде — за счет клиента.

— О'кей. Нет проблем. Тогда сегодня начнем со второго тайма. То есть с девяти до двенадцати. Нормально? Я могу сделать заказ на три дня вперед?

Три дня — это значит включая ночь тридцать первого. Тут возникала одна проблема. В этом году я пообещал Джун, моей девушке, провести Рождество вместе с ней, но обещания не сдержал. Поэтому я поклялся ей, что по крайней мере в новогоднюю ночь мы обязательно сходим куда-нибудь вдвоем. Эту клятву я дал только вчера. А Джун — как раз из тех старшеклассниц, которые твердо решили не заводить больше «субсидированных знакомств», и когда она выходит из себя, то это просто туши свет. Но деньги были очень нужны… Я работал сопровождающим примерно два года, а мне все никак не удавалось ничего скопить. «Ладно. Тридцать первого вечером навру ему чего-нибудь, закончу пораньше и домой», — подумал я и сказал Фрэнку «о'кей».

— О'кей, — сказал я, — Я буду у отеля без десяти девять.

Фрэнк, потягивая пиво, ждал меня в небольшом баре-ресторане, располагавшемся прямо в гостиничном вестибюле. Он описал себя следующим образом: «Я блондин, склонный к полноте, в профиль немного похож на Эда Харриса. На мне будет галстук с белым лебедем». Впрочем, он был единственным иностранцем в ресторане, так что я его сразу узнал.

— Кенжи, — представился я.

— Фрэнк, — сказал он.

Мы пожали друг другу руки, после чего я внимательно его рассмотрел. Ничего общего с Эдом Харрисом. Ни в профиль, ни анфас.

— Ну что, мы уже выходим?

— Все зависит от тебя, Фрэнк. В журналах токийская ночная жизнь описана не слишком подробно, так что тебе наверняка понадобятся дополнительные объяснения, и в таком случае лучше начать прямо сейчас.

— Здорово сказано!

— Что?

— Токийская Ночная Жизнь! У меня прямо мурашки по коже от возбуждения!

Я подумал, что Фрэнк похож не на военного или там космонавта, которых обычно играет в фильмах Эд Харрис, а скорее на страхового агента. Правда, я никогда в жизни не видел страхового агента вживую. Так что уж не знаю почему, но любой человек в неброской одежде и с незаломинающимся лицом кажется мне похожим на страхового агента.

— Кенжи, сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Я слышал, что японцы выглядят моложе, чем на самом деле, но ты выглядишь как раз на свой возраст. Не на пятнадцать, не на тридцать, а ровно на двадцать.

На работу я обычно надеваю какой-нибудь из двух своих костюмов, купленных по дешевке где-то загородом не помню когда. Зимой поверх костюма ношу пальто и обязательно шарф. Стрижка у меня самая обычная, волосы черные, а не крашеные, как сейчас модно, пирсинга никакого нет. И вообще слишком яркий, экстравагантный стиль, свойственный почти всем работникам злачных мест, мне откровенно неприятен.

— Фрэнк, а тебе сколько?

— Мне тридцать пять, — натянуто улыбнувшись, ответил Фрэнк. И я вдруг заметил, что лицо у него какое-то не такое. Казалось бы, самое обычное, ничем не выдающееся лицо, но при этом абсолютно без возраста. Фрэнк сказал, что ему тридцать пять, но при определенном освещении он мог бы сойти и за двадцатилетнего, и за сорокалетнего. Честно говоря, я бы, наверное, поверил, даже если бы он утверждал, что ему пятьдесят.