"Ох уж эти мне мужские, огромные руки!– думает девочка-женщина, настороженно рассматривая тянущиеся к ней две огромные ручищи. – Они могут приласкать, оттолкнуть, сделать больно, достать из воздуха конфетку и, вообще, совершить тысячу чудес как добрых, так и злых. Все мужчины – одна большая загадка!.."

Отвлеченные воспоминания и размышления, наконец, как всегда успокоили меня, и я уснул.

Глава десятая

в которой рассказывается о том, что маленькие радости можно найти и в, казалось бы, безвыходном положении, а также о том, что в схватке всегда побеждает более предусмотрительный.

В течение следующего дня меня никто не беспокоил. Я отказался от тюремной баланды, а когда мне предложили пообедать в служебном буфете, послал подальше коридорного вертухая. Он ушел, сердито стуча сапогами, но быстро вернулся и бросил в дверной глазок записку.

"В конце концов, мне плевать, – прочитал я. – Можешь делать все что угодно. Светлана".

Листок был маленьким, и мне пришлось приложить немало усилий, что бы мое ответное послание получилось как можно более оптимистичным и вместе с тем довольно ядовитым.

Я постучал в дверь и когда язычок приоткрылся, щелчком пропихнул туда записку. Вертухай воспринял мое ответное послание довольно бурно. Судя по всему, свернутая в рулончик записка попала ему прямо в глаз.

Только поздно вечером в мою камеру вошел человек, который принес мне нечто более приятное, чем хриплые матюги за дверью. Это был вежливый милиционер.

– Все бунтуешь? – он присел на соседние нары и поставил на стол сразу три связки новых, сверкающих никелем кухонных наборов "первое-второе-третье". – От твоей жены, – пояснил он. – Но наши на тебя обиделись и не стали передавать.

– Обиделись на что? – безразлично спросил я.

– Не знаю. Я только пришел. Мне сегодня в ночь дежурить.

Милиционер был почти по-домашнему спокоен, благодушен и мне захотелось с ним немного поговорить.

– Как погода? – я провел пальцем по сияющей поверхности одной из кастрюлек. Таких туристических штук у нас дома не было и, наверное, Рая купила их ради меня. – Дождь идет?

– Даже не заметил, – милиционер снял фуражку и положил ее на стол. На козырьке головного убора желтым, электрическим светом поблескивали крупные дождевые капли.

Милиционер улыбнулся.

– Кстати, а у меня сегодня сын родился.

Мне оставалось только улыбнуться в ответ:

– Поздравляю.

– До этого моя жена только девчонок рожала, – пояснил милиционер. – А поскольку она у меня женщина упрямая, то я думал и четвертая девкой будет…

Я понимающе кивнул и приоткрыл крышку одной из кастрюлек. Там лежало пять котлет величиной с ладонь. Я сглотнул слюну, – последствия дневной голодовки давали себя знать.

Рая трижды бегала в КПЗ под дождем, подумал я. Но почему она не попросила свидания? Светка неплохо к ней относится, и Рая легко могла уговорить ее.

– … Вот такие, значит, дела, – мой надзиратель покашлял в кулак. – Слушай, может быть, выпьем по такому случаю?

– А тебе со мной можно? – я откусил от котлеты небольшой кусочек и внимательно, если так можно выразиться, пожевал его. – Ты же на работе.

Удивительно, но котлета была вкусной.

Милиционер отмахнулся.

– Тоже мне работа!.. Мне велели только за тобой одним присматривать. Ты же и с охраной можешь подраться, – пояснил он. – Светлана Петровна мне так и сказала, глаз, мол, с него не спускай. А мы что, так и будем друг на друга всю ночь пялиться? Кроме того, ты хоть малый шибутной, но не гад. Я же вижу.

Определение "не гад" немного позабавило меня. Не сомневаюсь, что у Светки оно не вызвало ничего, кроме самого отчаянного протеста.

– А в магазин кто побежит? – спросил я. – Мне, наверное, нельзя.

– А зачем в магазин? – удивился милиционер. – Закуска у нас с тобой есть, – он кивнул на стол. – А что касается пойла, то у нас и конфискованного навалом. Недавно мы один киоск пощупали, так веришь-нет, десять ящиков поддельного коньяка хапнули.

– Хапнули?

– Ну, конфисковали, какая разница?

Милиционер сунул руку за борт кителя и извлек оттуда бутылку конька.

– А пить-то его можно? – усомнился я.

– Ребята уже пробовали. Никто не умер.

Через полчаса сержант Вениамин Скворцов (так звали моего нового приятеля) был вынужден совершить еще одного ограбление вино-водочных складов следственного отдела возглавляемого Светланой Шарковской. Во-первых, мы ощутили с Веней некое сродство душ, а во-вторых, коньяк был действительно дрянь и не столько по качеству, сколько по количеству градусов.

Вернувшись из "экспедиции" Веня еще на пороге камеры с криком "ура!" извлек из оттопыренных карманов две бутылки. Забыв закрыть за собой дверь, он направился к столу.

После того, как мы прикончили вторую бутылку, Веня, давясь от хохота, поведал мне о странной реакции Светланы Петровны на какую-то записку, которую принес ей в кабинет сержант Миша Заболотный.

– Она догнала его в коридоре и ударила кулаком по спине, – смеялся Веня. – А потом собрала весь личный состав отдела и предупредила, что если еще кто-нибудь будет таскать ей записки от подследственных, она уволит его по собственному, то есть ее личному желанию.

– По-моему, это чересчур строго, – заметил я.

– Это еще что! – Веня отмахнулся. – Ты у нее в кабинете хрустальную пепельницу видел?

– Да, а что?

– Больше не увидишь. Говорят, разбила ее о голову какого-то типа. Потом этот тип признался в трех убийствах.

– Крутая баба.

– И не говори, – Веня кивнул. – У нас ее даже полковники побаиваются.

– Посадить человека ни за что может?

– Такая все может и особенно если захочет… А ты, случаем, не себя имеешь в виду?

– Угу.

– Это Светлана Петровна зря, конечно, – Веня потрепал меня по плечу. – Ты малый ничего.

Мне стало интересно и я спросил:

– А почему ты так считаешь?

– Черт его знает, – Веня простодушно улыбнулся и пожал плечами.

– Ты раньше, где служил?

– В ОМОНе. Ну, а как задело меня немножко автоматной очередью, так я сюда, в следственный отдел перебрался. Вроде как временно и на легкий труд. Я ведь даже не в охране КПЗ работаю, а так – куда пошлют. Вот только скучно здесь!.. Ей-богу, как в санатории живу.

Мы пропьянствовали с Веней едва ли не до самого утра и за это время успели переговорить обо всем: начиная от женщин и их коварства и кончая политикой. Совпадение наших взглядов было практически полным. На заключительном этапе пьянки мы, кажется, обнимались и клялись друг другу в вечной дружбе. Как я уснул, я уже не помню…

Утром я проснулся от громкого и многозначительного «м-да-а-а уж». Голова раскалывалась от боли. Я попытался открыть глаза, но приоткрылся только один, да и то с большим трудом.

Посреди камеры стояла Светлана Шарковская. Она грозно сверкала глазами и постукивала авторучкой по ладошке. Едва сдерживая стон, я посмотрел направо. Веня сидел на нарах в расстегнутом кителе и безуспешно пытался натянуть правый сапог на левую ногу.

– Я сейчас, товарищ капитан, – пообещал он.

Следователь брезгливо поморщилась.

– У меня вчера сын родился, – глупо улыбаясь, пояснил Веня. – И я это самое… Отметили мы тут немного, в общем.

– Немного, значит?

– Да, совсем по чуть-чуть…

Шарковская промолчала и отошла к окну. Я с трудом сел. Через минуту Веня пулей вылетел из камеры, забыв под нарами казенные портянки.

Светлана повернулась ко мне.

– Слушай, ты, – многозначительно начала она. – Когда я разрешила тебе делать все что угодно, я совсем не имела в виду твою вчерашнюю вечеринку. Ты не имеешь права спаивать охрану.

Я пожал плечами.

– Значит, я не правильно тебя понял.

В руках следователя тихо хрустнула ручка, но эмоционального взрыва не последовало. Светлана долго подыскивала нужные слова. Так и не найдя их, она присела рядом со мной на нары.