Что же произошло? Как удалось английской контрразведке выйти на Бена и его сотрудников?
Резидентура за пять лет деятельности вплоть до конца 1960 года добыла большое количество важных секретных материалов, получивших в Центре и в научных кругах нашей страны высокую оценку. Положение Бена было весьма надежным, и, привыкнув к своим успехам, он, видимо, несколько ослабил бдительность, в частности, в общении с Крогерами, обосновавшимися прочно и действовавшими в высшей степени осмотрительно.
Но в свое время Хаутон был завербован внешней разведкой в Варшаве. Так как происходило это на территории дружественной страны, наши люди прибегли к небольшой технической помощи польских коллег. Тогда Хаутон служил в военно-морском атташате британского посольства в Польше. Вот эта техническая помощь и сыграла впоследствии роковую роль. В конце 1958 года, как стало известно позже, начальник отдела оперативной техники польских органов безопасности полковник Голеневский, имевший некоторое отношение к операции по вербовке Хаутона, встал на путь измены. По собственной инициативе он установил контакт с ЦРУ и сотрудничал с ним под кличкой «Снайпер». Голеневский не замедлил сообщить американцам известные ему сведения о Хаутоне, правда, изменник переврал его фамилию, но указал, что этот человек служит в военно-морских силах Англии. Американцы информировали британскую контрразведку, которая быстро установила Хаутона и взяла его под наблюдение. Вскоре англичанам удалось выйти на любовницу Хаутона, сотрудницу архива военно-морской базы в Портлен де Джи. Как позже убедились контрразведчики, она была основным источником информации, которую Хаутон передавал нашей внешней разведке.
К середине 1960 года английские «охотники за шпионами» зафиксировали одну встречу Джи с Беном, когда та передавала очередной пакет с документами. К концу года англичане смогли установить и Крогеров: Бен однажды воспользовался их автомашиной. Однако все усилия контрразведки выявить других агентов Бена успехом не увенчались.
7 января 1961 года у вокзала Ватерлоо в Лондоне контрразведка захватила Бена, Джи и Хаутона в момент, когда Джи передавала резиденту свою хозяйственную сумку, в которой находились секретные материалы. В тот же день были задержаны и Крогеры. При обыске в их доме контрразведчики обнаружили рацию, специальную фотоаппаратуру и документы из английского военно-морского ведомства, которые Бен не успел отправить в Центр.
Бен, Питер и Хелен во время следствия и на суде держались стойко и построили свою защиту очень умно. В своих мемуарах тогдашний руководитель британской контрразведки Райт засвидетельствовал, в частности, что Бен вел себя исключительно мужественно. Он стремился взять всю вину на себя, утверждая, что Крогеры ничего не знали о его разведывательной деятельности.
Хочу также привести отзыв Джорджа Блейка, который, отбывая свой срок заключения, одно время находился в одной тюрьме с Беном: «Гордон Лонсдейл нес свой крест с несгибаемой стойкостью и неизменно пребывал в хорошем настроении». Блейк вспомнил об одном разговоре, происходившем за несколько дней до того, как Бена внезапно перевели в другую тюрьму.
— Ну, что же, — сказал Бен Блейку в своей оптимистической манере, — я не знаю, что произойдет, но в одном уверен: мы с вами будем в Москве на большом параде в день пятидесятой годовщины Октябрьской революции.
Это звучало фантастично, ведь они только что начинали отбывать длительные сроки тюремного заключения.
— Но оказалось, — подчеркнул Блейк, — Лонсдейл был прав. И в самом деле, пятидесятилетие Октября Бен и Блейк встретили в советской столице. Бена в 1964 году обменяли на осужденного у нас английского агента Винна. А Блейк через два года совершил удачный побег из тюрьмы Уормвуд-Скрабс в Лондоне.
Крогеры не выдали противнику никаких секретов. Воспользовавшись краткой встречей во время предварительного слушания дела у судьи, Бен произнес запомнившуюся Крогерам фразу: «Будем помнить Абеля и следовать его примеру». Этой фразой Бен подсказал своим помощникам линию поведения. Крогеры полностью отрицали свою причастность к делам Бена. Несмотря на изнурительные допросы, они решительно отметали утверждение, будто им принадлежали предметы шпионского обихода, найденные в их доме. Питер и Хелен отказывались дать отпечатки пальцев. Силой их заставили это сделать. В результате американское происхождение супругов было установлено с помощью ФБР. Это обстоятельство в дальнейшем значительно осложнило их освобождение.
Открытый судебный процесс, получивший впоследствии название «портлендское дело», по месту службы Хаутона и Джи, начался 13 марта 1961 года в знаменитом Олд Бейли — уголовном суде высшей инстанции.
На седьмой день процесса Бен сделал заявление, в котором всю вину взял на себя, всячески стремясь доказать, что Питер и Хелен ни в чем не виноваты.
— Я считаю нужным сделать это заявление, — сказал он, — так как не хочу, чтобы Крогеры пострадали из-за меня. Это я оставил свои вещи в их доме.
Я знаю Крогеров с 1955 года. Вскоре я стал их близким другом и в течение последних двух или трех лет часто бывал у них. Когда супруги уезжали, они оставляли мне ключи от своего дома и просили бывать там, поскольку у них были старинные книги и антикварные предметы, имевшие большую ценность. Я жил в гостинице, номер там был тесный, и мне пришлось часть своих вещей хранить в доме Крогеров.
Однажды в отсутствие хозяев я оборудовал в подвале дома тайник, обнаруженный при обыске. В нем я спрятал радиопередатчик и другие предметы. Я прекрасно понимал, что если тайник и его содержимое будут обнаружены, у моих друзей возникнут большие неприятности. Поэтому я решил добыть для них фальшивые паспорта, которые они могли бы использовать, чтобы в случае необходимости бежать из Англии…
Последняя фраза относилась к обнаруженным контрразведкой запасным документам Крогеров, изготовленным для них в Центре.
Несмотря на заявление Бена и категоричное отрицание Крогерами выдвинутых против них обвинений, суд приговорил их к тюремному заключению. Этому, конечно, способствовало то, что ФБР передало англичанам доказательства, что на самом деле подсудимые являются американскими гражданами, которых власти давно разыскивают по подозрению в шпионской деятельности против США.
Однако все попытки служителей Фемиды доказать вину Бена и Крогеров в шпионаже не имели успеха, так как ни контрразведка, ни суд не смогли доказать факта передачи подсудимыми секретной информации какому-либо иностранному государству. Их судили «за заговор с целью совершения шпионажа» и тем не менее приговорили к наказанию, превышавшему даже сроки, назначаемые в Англии за шпионаж: Бена — к двадцати пяти годам каторжной тюрьмы, Крогеров — к двадцати.
Приговор они выслушали спокойно. В тюрьме их несколько раз пытались склонить к сотрудничеству с английскими спецслужбами, соблазняя сокращением сроков наказания и другими посулами, но все безрезультатно.
Интересны некоторые подробности, связанные с делом Лонсдейла и Крогеров, полученные из английских источников. Так, известный журналист Чепмен Пинчер в книге «Их ремесло — предательство» пишет, что только с помощью двух своих агентов, впоследствии выявленных британской контрразведкой (речь идет о Хаутоне и Джи), русские получили важные данные о подводных лодках типа «Дредноут». Другую агентуру английским охотникам за шпионами выявить не удалось. Вообще-то они собирались вести наблюдение за Беном еще три месяца, но им пришлось поторопиться, так как Голеневский, испугавшись разоблачения, 5 января 1961 года бежал из Польши. Опасаясь, что мы сможем предупредить Бена, английские контрразведчики решили срочно арестовать и Крогеров. Впоследствии Скотленд-Ярд сетовал, что информация об этом слишком быстро просочилась в печать, из-за чего «Бог знает сколько участников советской агентурной сети смогли беспрепятственно бежать из Англии». Теперь можно сказать, что благодаря стойкости и находчивости Бена многие наши ценные агенты в Англии уцелели и спустя некоторое время смогли возобновить там свою деятельность. Это, в частности, подтвердил, как пишет Пинчер, «один из советских перебежчиков к англичанам», сообщивший, что Лонсдейла сменил другой разведчик-нелегал, которого контрразведчики так и не сумели раскрыть.