"Хоть бы центрифуга остановилась!" — подумал я. Вращения я больше не замечал, но внутри у меня все кружило.
— Чужак! К какому классу относится оружие ЭКЗО-скелет? — спросил Квадратный Великан; глаза и рот у него превратились в узкие щелочки. — И следи за выражениями — ты беседуешь с культурной дамой!
— Культурная дама! — пророкотал я ядовито. — Из чана с питательными водорослями вся ее культура! Да как, квашеные твои мозги, смеете вы с этой дурехой говорить о культуре, если путаете планеты и космические топки, не знаете, где Канада, не понимаете потребностей худяка на планете с естественным тяготением и понятия не имеете об общеизвестных протезных приспособлениях?
Великанша разревелась. Складки страха на лбах карликов стали глубже, их сальные волосы зашевелились, а боевые мышцы напряглись.
Квадратный выхватил из-за пояса молниевый пистолет, который, как я знал, мог меня парализовать или изжарить, в зависимости от мощности, на которую его поставят.
— Чужак, сдай свой ЭКЗО-скелет, не ставя его на боевой взвод. И все прочее оружие, которое прячешь под этим черным серапе. На границе нашей республики конфискуется все вплоть до перочинных ножей и шпилек. Квитанции получишь. Но остерегись быстрых движений!
От напряжения в воздухе запахло паленым. Я и не подумал сбросить плащ, готовясь дать новый залп оскорблений, и, пожалуй, все могло бы завершиться физической расправой — вероятнее всего надо мной, — если бы не вмешался Дородный Великан. Он произнес звучным раскованным голосом, не смазывая ни единого слова (я заподозрил в нем собрата-актера):
— Поостыньте-ка, все вы, во имя Линдона, нашего святого миротворца! Произошла обычная ошибка. Билл, полегче со своим парализатором, а ты, Сюзи, деточка, осуши слезы и прочисть свой миленький носик.
— Черепуша! — обратился он затем ко мне. — Черепуша — потому что, судя по беглому взгляду, который я бросил на твое лицо, черты его больше всего напоминают одухотворенный череп. Нет, я вовсе не хочу тебя обидеть. Сам я зовусь Эльмо, я жирен и морда у меня как у помеси свиньи с гиеной. Однако, Черепуша, боюсь, тебя там на небесах толком не обучили современной географии. Да-с, на нашей старенькой планетке в ту сотню лет, пока вы болтались вокруг Луны в своей башне из слоновой кости и всяких пузырях, кое-что происходило там и сям. И Йеллоунайф существует, Черепуша, да только теперь мы называем его Амарильо-Кучильо[1], и находится он в Северном Техасе. Канада же — лишь историческое название вроде Шумера, или Бургундии, или Вьетнама.
Холодная тошнота (будто меня уже не доцентрифугировали до тошноты!) подступила к горлу: ощущение, что история переместилась, будто стекляшки в калейдоскопе, и не за что уцепиться. Видите ли, я уже убедился, что мой отец, который учил меня всему, был слабоват в современной географии и истории Терры, оставаясь великим знатоком исторических драм и общих теорий. Он махал рукой на затрепанную гармошку "Заката Европы" Шпенглера, парящую у нашего стеллажа, а затем на Терру за выгнутой стенкой Мешка, неописуемо великолепную на фоне звезд, и говорил: "Они там все феллахи, Кристофер, все до единого. Феллахи, вьющиеся, как ночные бабочки, над дотлевающими углями культуры. О, как медленно одно завтра сменяет следующее завтра в этом убогом течении дней!" (Но что такое "ночные бабочки"?) Живописные и льстящие самолюбию обобщения, особенно для того, кто обитает в четверти миллиона миль от Земли, но, бесспорно, уязвимые в частностях.
И вот теперь я узнаю, насколько уязвимые.
Я с тревогой посмотрел на Эльмо, а Дородный Великан тем временем продолжал:
— И, боюсь, Черепуша, что янко-русские офицеры "Циолковского" тоже слабоваты в политической географии, ибо приземлили они тебя здесь, на две тысячи миль южнее Амарильо-Кучильо. Черепуша, друг мой, ты имеешь честь быть в Далласе, в сердце человеческой вселенной, в золотом венце ее культуры.
— Техас включает Канаду? — спросил я дрожащим басом. — Он независимая страна?
— Черепуша, мне тяжко бросать хоть малейшую тень на чье-то образование, — ведь среди беженцев из Нью-Йоркского университета и из Беркли были прославленные головы, — но все же мне кажется, ваши небесные наставники показали себя не слишком компетентными в географии и, может быть, — опять-таки у меня нет намерения кого-либо обидеть — слишком уж откровенными в своих черных или славянских пристрастиях. Черепуша, сынок, со времен Великой индустриальной миграции в Техас и третьей мировой войны он простирается от Никарагуанского канала до Северного полюса, включая почти всю Центральную Америку, всю Мексику, почти всю Канаду, а также все, что чего-то стоило в Трили-Брили-Сорок-Семь — я имею в виду бывшие Соединенные Североамериканские Штаты. В любую минуту нам, техасцам, может приспичить раздвинуть наши границы. Куба только и ждет, чтобы ее вновь завоевали. И Индокитай, и Ирландия, и Гавайи, и Внутренняя Сибирь. Впрочем, мы, техасцы, народ мирный, терпимый — стреляй сам и дай стрелять другим. Мы заставили чероки поджать хвосты, а с ними и мексиканцев, скрутили русских и китайцев, а теперь склонны почивать на лаврах. Если нас, конечно, не рассердят, а уж тогда мы энергией побьем автоматический хлопкоуборочный комбайн, по ошибке запрограммированный на исполнение ирландской джиги.
— Что же до независимости, Черепуша, сынок ты мой, — продолжал он, — так во всех анналах политологии, позволь тебе сказать, не сыскать другой такой до чертиков независимой нации! Никто, кроме кое-каких мудрых древних эллинов, даже понятия не имел, что такое индивидуальная свобода, пока не явился Техас. Но в любом случае, Черепуша, добро пожаловать в Техас, добро пожаловать на Божью планету! Добро пожаловать к нам сюда, amigo[2] из необъятных космических просторов, хотя, Черепуша, по части истинно функциональных просторов Техас запросто побьет всю дурацкую вселенную невесомости, галактик и прочей ерунды. А потому, во имя Линдона, малый, восстань из этой кучи и давай лапу!
Теперь я уже не сомневался, что он — актер, хотя и старой, мелодраматической школы. Он двинулся ко мне, протягивая широкую, поставленную дощечкой ладонь, а за ним, точно робкие ребятишки, семенили смуглые карлики.
Я не отозвался, хотя был искренне тронут его велеречивым гостеприимством. (В глубине души все актеры обожают витиеватую речь.) Я просто устал и замучился от головокружения.
Уже много минут я старался сохранять равновесие, немыслимо скорчившись в сумасшедших внутренностях центрифуги, которая не только отравляла мою плоть физическим утомлением, но и мутила мой мозг. Тщетно я пытался усталыми пальцами наладить забастовавший коленный моторчик. Я заставлял ноющую грудобрюшную преграду втягивать в мои спаленные легкие воздух, похожий на закваску, сдобренную сульфидом. Я терпел грубости невежественной бабенки и псевдоковбойского таможенника. Меня все еще мутило от антигравитационных снадобий и сокрушающего ускорения на борту " Циолковского".
Итак, меня уже тошнило от Терры, а они еще только меня к ней готовили!
И вот теперь известие, что я оказался в двух тысячах обремененных тяготением миль от места своего назначения, стало, фигурально выражаясь, последним грузиком на моем центрифужном поясе. (Центрифуга Циркумлуны дает только два лунаграва, и я вешал грузики на мой экзоскелет, чтобы достичь терраграва).
— Полностью меня кличут Эльмо Нефтеполе Эрп, и я прямой потомок именитого стрелка, — вкрадчиво сказал Дородный Великан. — А тебя как, Черепуша?
В эту секунду к нам из другого отсека центрифуги явилась через низкий проем еще одна представительница женского пола. При виде нее мой дух взыграл, словно мне в семь вен одновременно вкололи ускорительный эйфории, или Идрис Макилрайт пригласила меня к себе в кабинку помочь ей одеться в костюм Евы в "Назад к Мафусаилу" Бернарда Шоу, или же Мэри Сперлинг в хайнлайновских "Детях Мафусаила". Почему некоторые девушки меня воспламеняют, тогда как слезливые, грудастые Сюзи только гасят? Нет, ответ я знаю и сам: сексуальная привлекательность.