Вернувшись из Болгарии, мы на время оставили цирк, чтобы заняться смежным искусством. Гоше, а вместе с ним и мне предстояло впервые в жизни сниматься в кино.
Кинокомедия "Косолапый друг" посвящалась 40-летию советского цирка. Два месяца понадобилось выходцу из сибирской тайги, чтобы подготовиться к новой роли. С честью выдержал он пробные съемки, проходившие в Центральном парке культуры и отдыха имени М. Горького. Тысячи взрослых и детей с интересом наблюдали, как кинооператоры снимают лохматого спортсмена, чинно восседающего на мотороллере.
Тут, в парке, я слышал "авторитетные" разъяснения, вероятно, очень "осведомленных" людей, что это, конечно, не медведь, а переодетый актер.
- Фальшь, ее сразу видать.
- Достается киноактерам - в медвежьей шкуре при такой жаре.
Я уже не реагировал на подобные реплики, опасался только, чтобы эти люди не вздумали, по примеру злосчастного калининградца, проверять свои догадки...
Благодаря фильму мне посчастливилось работать вместе с прославленными нашими актерами Н. Боголюбовым, Т. Пельтцер, К. Сорокиным, С. Филипповым и другими. Некоторых из них мне даже пришлось дублировать в тех кадрах, где артист непосредственно общается с медведем.
Это была наша первая, но отнюдь не последняя работа в кинематографе. Несколько раз потом мы с Гошей снимались в телевизионных и хроникальных фильмах, а два года спустя он стал звездой французского экрана. Но об этом разговор пойдет дальше.
Летом 1959 года во время премьеры программы "Счастливого плавания" (о ней я еще расскажу) в Москве появился аргентинский импрессарио, пригласивший большую группу артистов советского цирка на гастроли в Южную Америку. В эту группу вошел и я.
Наш цирк в Бразилии
Самое большое за свою артистическую жизнь путешествие Гоша совершил в марте 1960 года - из Москвы в Бразилию. До Копенгагена он летел отдельно от нас - грузовым самолетом. А затем нас перевезла Скандинавская аэросистема (SAS).
Рейс оказался исключительно тяжелым. Когда турбореактивный лайнер "ИЛ-18" оторвался от бетонной полосы Шереметьевского аэродрома, термометр показывал 30 градусов мороза. А через неполные сутки мы уже изнемогали от тропической жары.
Стремительный межконтинентальный перелет с неистовой болтанкой и резкой сменой температур Гоша перенес легко, во всяком случае лучше, чем артисты. В пути он не терял присущего ему оптимизма, а также аппетита, который, к слову сказать, никогда, ни при каких обстоятельствах не изменяет ему. Когда наш самолет летел над океаном, Гоша ревом напомнил мне, что пора обедать. Подавая ему дорожный рацион, я спросил его, понимает ли он важность предстоящих гастролей. Зверь только потряс головой. "Еще бы",- словно говорил он, аппетитно разгрызая рыбу.
Как самому спокойному и непритязательному пассажиру, командир лайнера шотландец подарил Гоше сумку (SAS), в которой оказалось несколько банок с медом и вареньем. Гоша был очень рад лакомому подарку.
Хочется рассказать об одном примечательном эпизоде, который произошел на пути в Бразилию. Самолет приземлился для заправки на аэродроме африканского континента в английской колонии. В аэропорту к нам подошли два молодых негра из обслуживающего персонала. Юноши заговорили на своем родном языке, которого мы, конечно, не понимали. Желая все же как-то объясниться с ними, мы, тыча себя пальцами в грудь, сказали:
- Москва. Советский Союз. Спутник.
Мы полагали, что парни поймут эти ставшие уже интернациональными слова. По они никак не реагировали. Тогда мой ассистент, показывая рукой на самолет, мешая русские и английские слова, сказал:
- Там русский медведь.
Негры попятились. В их широко раскрытых глазах мы прочитали изумление. Так, стоя на почтительном расстоянии, они оглядывали нас с головы до ног. Не понимая причины столь странного поведения юношей, мы переглянулись. Наблюдавший эту сцену английский чиновник пояснил:
- Эти ребята неграмотны. Они недавно пришли из деревни. Когда вы произнесли слово медведь...- тут чиновник несколько замялся.- Видите ли, слово "медведь" здесь истолковывается как "русский". Они впервые видят русского человека, ну и немного... удивились, что вы не совсем такие, какими вас тут принято изображать...
Мы пригласили переводчика и с его помощью постарались рассказать неграм кое-что о себе и о нашей стране. Рассказав о цели поездки советских артистов, я упомянул свое родное село в Удмуртии, в котором нет ни одного неграмотного. Среди моих односельчан есть и агрономы, и инженеры, и врачи. А вот я - деревенский парень - стал артистом.
Юноши глядели на нас, не отрываясь, ловя каждое слово. Слушал нас и английский чиновник, заметно нервничавший во время беседы. Когда объявили посадку, мы крепко пожали руки неграм, а те горячо воскликнули:
- Ленин! Москва! Совьет!
- О, наши негры быстро усвоили ваш язык,- с кривой усмешкой заметил чиновник.
Когда самолет, поднявшись в воздух, сделал круг над аэродромом, я глянул в иллюминатор: на белом бетоне взлетной полосы отчетливо вырисовывались смуглые, полуобнаженные фигуры негритянских юношей, высоко поднявших над головами руки.
Как смутно мы, советские люди, порой представляем себе облик колониализма. Вот только что он предстал перед нами во всей своей мерзости: первоклассный аэродром, оснащенный новейшей техникой, современный реактивный самолет и рядом - неграмотные, нищие африканцы, которых колонизаторы заставляют работать на себя.
Забегая несколько вперед, замечу, что и в Южной Америке кое-кто пытается изобразить советских людей этакими дикими северными медведями. Мы были глубоко возмущены, когда, прибыв в Рио-де-Жанейро, увидели на стенах домов огромные рекламные щиты, на которых был нарисован медведь с цепью на шее, а по сторонам - бородатые клоуны в лаптях. Руководитель нашей группы, директор Московского цирка Л. Асанов, решительно потребовал убрать эту оскорбительную "рекламу".
Попытки реакционных элементов очернить советских людей лопнули как мыльный пузырь после первого же нашего выступления, которое состоялось на арене крупнейшего в Южной Америке крытого стадиона "Мараказиньо". Но об этом позднее.
...Самолет, идя на посадку, сделал крутой вираж, и вдали возникло хаотическое нагромождение бело-голубых небоскребов, словно высеченных из гигантских ледяных глыб, замысловатый лабиринт улиц, террасами спускающихся к пляжам, которые протянулись на десятки километров.
Впрочем, первое мимолетное впечатление сразу же вытеснялось другим. Я имею в виду фото-, кино- и телекорреспондентов, которые взяли нас в "клещи", как только мы ступили на землю. Для того чтобы удовлетворить их любопытство, потребовалась бы многочасовая пресс-конференция, но мы были утомлены воздушным путешествием, кроме того, нужно было как можно быстрее выгрузить из самолета животных. Я только собрался сказать это особенно напористому журналисту, который через переводчика задал мне добрый десяток вопросов, когда на трапе в сопровождении моего ассистента появился Гоша. В левой лапе он держал чемодан с наклейкой - по-русски и португальски на ней было написано: "Москва - Рио-де-Жанейро". На голове у медведя была шапка для предохранения от палящего солнца. При виде медведя темпераментные журналисты пришли в восторг. Покинув нас, они с ловкостью спринтеров, обгоняя друг друга и щелкая на ходу затворами аппаратов, ринулись к трапу. Гоша неторопливо спускался по ступеням, время от времени поднимая в знак приветствия правую лапу.
Наконец мы вырвались из журналистского окружения и отправились в город.
Для наших выступлений был предоставлен стадион "Мараказиньо", вмещающий двадцать тысяч зрителей. На следующий день после прибытия мы приступили к репетициям. Все, кроме меня. Обстоятельства неожиданно для меня сложились таким образом, что один из сложнейших трюков, исполняемых Гошей, оказался под угрозой срыва.