— Живёте в Белоруссии и не едите драников? — удивилась бабка.

— А кто их там в городе печёт! — спохватился Альберт, сообразив, что проговорился.

Он сморщился, будто от боли.

Бабка подала блины, и гость накинулся на них, как голодный волк. Он шумно чавкал, давился и хвалил:

— Вот это блинки! Всем блинкам блинки!..

А когда его рука потянулась за остатним блинцом, в хату вошёл лесник.

— Вот и дед наш! — обрадованно сказала бабка.

— Очень приятно! — Гость протянул руку леснику.

Но тот, вместо приветствия направил на него двустволку.

— Руки вверх! В стволах пули на медведя.

Незваный гость поднял руки. В глазах у него был ужас, и казалось, они вот-вот выскочат из орбит.

— Дедуля! — не выдержал Бульбинка и высунулся из-за печки. — У него в кармане оружие…

— Баба, обыщи у него карманы! — приказал дед.

Бабка принялась проверять карманы Альберта, но оружия не нашла. Вынула только грибной нож.

— Ну, видите, как врёт, — сказал Альберт, волком глянув на Бульбинку.

— Было оружие, дедуля, был пистолет. Схоронил, видно, в лесу. Но ёжик знает где.

— Какое оружие? У меня документы. Можете проверить…. — Фальшивые у него документы, дедуля. Я всё знаю. Это

Альберт…

— Альберт?! — удивлённо воскликнул дед. — Слышал про такого предателя, хоть ни разу и не видал…

— Выдумывает он. Не Альберт я, а Иван. Документы у меня правильные, настоящие.

— Ничего, в Лядах остались живые свидетели. Они скажут, Альберт ты или Иван.

Альберт опустил голову.

— Ступай! — приказал дед, показывая на двери. Предатель вышел на крыльцо, а навстречу ему из лесу -

два пограничника.

— Ну, теперь, залётный соколик, перейдёшь на тюремные харчи, — усмехнулась бабка.

— Свою корзину с грибами не забудь взять в лесу, мусье Альберт!.. — насмешливо крикнул выскочивший на крыльцо Бульбинка.

Предатель только заскрипел зубами.

Они шли яром. Тропинка петляла среди высоких ольх. Листрат, долговязый паренек лет четырнадцати, с перекинутым через плечо сыромятным пуговьем шагал впереди. За ним неохотно плелся младший года на два Лешка. Возле босых ног его, словно уж, ползло пуговье с узлом на конце.

Лешку так и подмывало ступить на этот узелок, но он боялся. Листрат шуток не понимал — мог стегануть по голым ногам.

Дать ему сдачи Лешка еще не осмеливался: Листрат был сильнее. Жаловаться на него тоже не хотелось. Сделал такую глупость однажды, когда был немного поменьше. И что же? Здоровенный, с рыжей бородой Никита Дудин, отец Листрата, ухмыльнулся:

— Ляструша, а ну подкинь ему, сынок, ящо. А то он жаловаться пришел. Ты ему чего-то недодал. Гы-гы…

Своим родителям тоже не пожалуешься. У них и без того забот хватает. Где им разбираться в обидах семерых детей!

— Не подставляй лоб, чтоб по нему не били… — махнет рукой отец. Хоть ему и жаль сына, но с соседями ссориться не станет.

К этому Лешка привык давно. Оставалось терпеть и делать то, что вдруг приходило в голову Листрату.

А в его голову приходило разное… О, если б у Лешки был настоящий друг! Но где его найдешь?

В школу Леша ходил нерегулярно. С весны до поздней осени пас корову в яру, а зимой чаще сидел на печи. Где же на такую прорву наберешься обуви…

Жили они на окраине большого промышленного города. Дом, в котором рос Лешка, был последним на улице Задулинской. За ним начинался Смоленский яр, который становился все шире и постепенно соединялся с Гапеевским. Дальше до самой Витьбы тянулся Духовской яр. Красивые это были места. Над ярами, почти на всю их длину, стояли сады, весной — в цвету, а летом и осенью сверкали наливные краснобокие яблоки. В кустах черемухи заливались соловьи, а на дне яра неумолкаемо журчал ручей. На восточной стороне, за садами, начинались крестьянские поля, за ними виднелись хутора и деревни.

Над самым яром, под высокими вербами, что склонились к ручью, и стоял родной дом Лешки. От ворот двора начиналась немощеная улица, что вела в город, с глубокой колеей от колес.

Самым близким соседом был Лачинский. Он работал контролером в городском театре. Был у него сын Вася. С Васей можно было подружить, да мать очень опекала мальчика и не отпускала его от себя ни на шаг. Разве могла она позволить играть ему с соседскими детьми! Немного дальше жил Листрат.

Коровы щипали в кустарнике траву. Стеречь их надоело. Можно было спуститься к ручью, половить пескарей, но Листрата потянуло на луг. Лешка вынужден был подчиниться.

Яр, по которому они шли, отделял город от деревни. На его западной стороне кончался город, на восточной — начиналось село.

Они поднялись наверх. Ольшаник кончился. Тропинка вела на лужок, за которым начиналось ровное поле, и терялась где-то во ржи.

Сюда на лужок иногда приходили городские дети. Они ловили бабочек, собирали жуков, кузнечиков, качались по траве. И надо же было случиться, чтоб прибежали они и в этот день!

Листрат первый заметил городских с красными галстуками и неприязненно посмотрел на них. Его неприязнь к пионерам не была случайной: родители Листрата верят в бога и считают «пильенеров» и «кансамольцев» антихристами.

— На, — протянул Листрат кнут Лешке, — гони их отсюда. Ну, быстрей! Испужалси, что ли? — и толкнул его в спину.

Лешка щелкнул пуговьем и, разозлившись на Листрата, ринулся в атаку. Как бешеный хлестал он городских кнутом.

— Бей их, пильенеров! — нагонял своим криком страх на детей Листрат. — Стегай!..

Мальчики разбежались. Лешка погнался за самым старшим.

— Бей! — не унимался Листрат.

На белой рубашке мальчика, за которым гнался Лешка, появилась длинная темная полоса. Вдруг раздался чей-то грозный окрик:

— Что ты делаешь, негодяй?!

Лешка оглянулся. К нему бежал хорошо одетый мужчина со сложенным зонтиком в руке. Женщина, стоявшая возле ржи с букетом васильков, что-то кричала ему вдогонку.

Лешка не стал дожидаться, когда зонтик обрушится на его голову, и бросился в ольшаник. На беду, впереди был обрыв. Не успев остановиться, Лешка сорвался и полетел вниз. Мужчина чуть было не полетел вслед за ним, но успел удержаться за ольховую ветку. Тяжело дыша, он с минуту стоял над обрывом, потом махнул рукой и вернулся к женщине.

— Удрал, негодяй. Его счастье…

— Зачем ты погнался за мальчонкой? — упрекнула женщина, подавая мужчине платок, чтобы тот вытер пот, выступивший на его лице. — Спугнул драчуна и довольно.

— Ненавижу эту рвань.

Красивое лицо женщины выразило недоумение:

— Ты имеешь в виду пастушка?

— Его и всех оборванцев.

— Ах, вот оно что, — улыбнулась женщина. — А я думала, ты из благородных побуждений вступился за городских мальчишек. Тогда, мой друг, ты не за тем погнался. Мальчик в красном галстуке более опасный твой враг…

— Разве на нем был красный галстук? Не заметил… Они пошли вдоль поля.

— Ты никак не можешь смириться с тем, что на завод пришел другой хозяин… — вновь заговорила женщина.

— Лапоть, рвань немытая, а не хозяин. А я — инженер…

— И поэтому ты решил вылить злобу на пастушке?

— Оставь, Лида. Ты же прекрасно понимаешь: никто не знает, при каких обстоятельствах может обида вырваться наружу…

— Глупо, очень глупо, Серж…

— Конечно. Евгений Петрович Сачельников не стал бы гоняться за мальчишкой… Он сражается.

— Не в его ли банду ты хочешь войти?

— Зачем так, Лида… Он офицер. Я гражданский человек. К тому же не знаю, где он скрывается. Он благородный… Да, благородный.

— О, да! Сам он рук не марает. Кадет!