Я знал заранее, что мне придется скоротать немало времени, и по пути сюда купил четыре журнала и две книги в бумажных обложках, одной из которых был роман Ричарда Вэлдона «Его собственный образ». Я прочитал журналы и половину сборника рассказов о гражданской войне, а до Вэлдона не добрался, так как в четверть шестого зазвонил телефон.

– Гудвин слушает.

– Говорит Энн Тензер. Я получила сообщение позвонить в фирму «Исключительно пуговицы-новинки» и спросить мистера Гудвина.

– Совершенно верно. Я – Гудвин. – Так как ее голос был исполнен женственности, я придал своему мужественности. – Мне весьма хотелось бы с вами встретиться и кое-что узнать. Мне кажется, что вы осведомлены о некоторых видах пуговиц.

– Я? Я ничего не знаю о пуговицах.

– Я предполагаю, что об одном сорте пуговиц вы должны знать. О том, что делают вручную из белого конского волоса.

– О… – пауза, – неужели… вы хотите сказать, что у вас есть такая пуговица?

– Да. Могу я узнать, где вы находитесь?

– В телефонной кабинке на углу Мэдисон-авеню и сорок девятой.

– Значит, я не могу рассчитывать, что вы придете в мою контору на угол тридцать девятой. Как насчет Черчилл-холла? Вы с ним рядом. Я смогу добраться минут за двадцать. Мы выпьем и обсудим проблему пуговиц.

– Вы хотите сказать, что это вы обсудите эту проблему.

– Положим. В этом я как раз спец. «Золотой альков» в Черчилле вам известен?

– Да.

– Я буду там через двадцать минут. Я без шляпы, в руке бумажный пакет, в петлице орхидея.

– Только не орхидея. Это не для мужчин.

– У меня орхидея, и я мужчина. Против этого нет возражений?

– Не могу сказать, пока не увижу вас.

– Это разумно. Ол райт, я выхожу.

5

В «Адмиралтейском баре» за столиком у стены света немного, зато Черчилл-холл освещен хорошо. Беатрис Эппс была права, когда говорила, что Энн Тензер ее роста, но на этом сходство и кончалось. Мисс Тензер вполне могла возбудить в мужчине, возможно и в Ричарде Вэлдоне, эмоции, важнейшие для стимула размножения и, может быть, даже не в одном мужчине. Она по-прежнему была блондинкой, но в рекламе своей внешности не нуждалась. Она пригубила «Кровавую Мэри» с полным равнодушием ко всему.

С вопросом о пуговицах мы покончили в десять минут. Я пояснил, что фирма «Исключительно пуговицы-новинки» специализируется на редких необычных пуговицах, и что один человек, работающий в одном из мест, где работала она, рассказал мне, что заметил необычные пуговицы на ее блузке и спросил о них, а она сказала, что пуговицы сделаны вручную из конского волоса. Она ответила, что все верно – ее тетя делала их в течение многих лет, это ее хобби, и подарила ей шесть пуговиц на день рождения. Пять из них у нее до сих пор на блузке, а одна где-то потерялась. Она не напомнила мне о том, что по телефону я ей сказал, будто и у меня есть такая пуговица. Я спросил, нет ли у ее тети запаса пуговиц, которые она захочет продать, и она ответила, что не знает, но не думает, что у нее их много – на изготовление одной уходит целый день.

Я спросил, не будет ли она возражать, если я отправлюсь к ее тете и сам узнаю об этом, и она ответила «конечно, нет» и дала мне адрес и имя: мисс Эллен Тензер, Рурэл Роут 2, Махопак, Нью-Йорк. Она сообщила мне и номер телефона. Выяснив это, я решил рискнуть и поближе познакомиться с племянницей. В этом существовала опасность, но это могло и упростить дело. Я мужественно улыбнулся и сказал:

– Я был не до конца откровенен, мисс Тензер. Я не только слышал об этих пуговицах, я видел некоторые, и они у меня с собой.

Я положил бумажный пакет на стол и вытащил комбинезон.

– Здесь было четыре, но две я оторвал, чтобы изучить. Узнаете?

Ее реакция решила все. Она не доказывала, что у нее никогда не было ребенка, или что она не приложила руку к событиям. Судя по ее реакции, она не знала, что на ребенке был синий плисовый комбинезон. Она взяла его и взглянула на пуговицы.

– Они точно такие, как у тети Эллен, – сказала она, – или очень искусная подделка. И прошу вас, не рассказывайте мне басни, как кто-то сказал вам, что пуговицы были на моей блузке…

– Понятно, – согласился я. – Вы были столь любезны, что я решил показать вам пуговицы. Если вам интересно, я могу рассказать, откуда они у меня.

Она отрицательно покачала головой.

– Не утруждайте себя. Один из моих недостатков в том, что я не интересуюсь вещами, не имеющими для меня значения. Может быть хватит о пуговицах?

– Действительно, – я убрал комбинезон в пакет. – И я любопытен только тогда, когда это имеет отношение ко мне. Сейчас я интересуюсь вами. На какой работе вы теперь?

– О, на весьма специфической. На секретарской, особого рода. Когда чья-то личная секретарша выходит замуж, или берет отпуск, или получает нагоняй от жены босса – тогда вызывают меня. У вас есть секретарь?

– Конечно. Ей восемьдесят лет, она никогда не берет отпуск и отказывается от всех предложений выйти замуж. И у меня нет жены, делающей нагоняй. А вы замужем?

– Нет. Но муж был – в течение года, что оказалось для меня чересчур долгим сроком. Я выскочила замуж, не оглядевшись, и никогда больше этого не сделаю.

– Возможно, это оттого, что вам все приелось. Ведь вы – секретарь в конторах у важных лиц. Может вам следует немного разнообразить вашу работу в среде ученых, ректоров или писателей. Очевидно, весьма интересно работать для знаменитого писателя. Вы никогда не пробовали?

– Нет, никогда. Я думаю, они имеют личных секретарей.

– Да, конечно.

– Вы знаете кого-нибудь из знаменитостей?

– Я знаю человека, который пишет книгу о пуговицах, но он не очень знаменит, – я взглянул на ее полупустой стакан. – Повторим?

Она хотела, я – нет. Но не сказал об этом. От нее нечего было больше ждать, и я хотел бы откланяться, но она могла оказаться полезной в будущем, и я дал ей понять, что она произвела на меня впечатление, и поэтому я не мог внезапно вспомнить, что опаздываю на деловую встречу. Кроме того, на нее было приятно смотреть и ее было легко слушать, а если ваш ум должен руководствоваться опытом, то его необходимо приобретать. Все это говорило о том, что мое приглашение пообедать должно быть принято и вечер обойдется Люси Вэлдон по крайней мере в двадцать долларов.

Я вернулся домой вскоре после семи. Вульф читал в кабинете «Его собственный образ». Я извинился. Он задал мне вопрос взглядом, и я ответил. Подробный отчет он требует лишь тогда, когда больше уже нечего предпринять, и я просто изложил ему факты, не упуская, конечно, реакцию Энн Тензер на комбинезон. Когда я закончил, он сказал:

– Удовлетворительно. – Потом решил, что оценка недостаточна, и добавил: – Вполне удовлетворительно.

– Да, сэр, – согласился я. – Могу ли я рассчитывать на повышение?

– Несомненно. Ты ведь учел возможность того, что она видела объявление в газете, поняла, что ты притворяешься, и водила тебя за нос.

– Отдаю все решающие взятки за то, что объявления она не видела. Она не пыталась что-либо выпытать, хотя вовсе не молчала.

– Где находится Махопак?

– Шестьдесят миль к северу. Я могу перекусить на кухне и быть там к девяти.

– Нет. Для этого будет утро. Ты чересчур стремителен.

Он взглянул на стенные часы. С минуты на минуту должен был появиться Фриц и сообщить, что обед подан. Вульф вдруг спросил:

– Ты можешь сейчас же добыть Сола?

– Зачем? – спросил я. – Ведь я не заявил, что брошу работу, если не получу повышения.

– В Махопак ты поедешь утром. Тем временем Сол разузнает, что делала в январе племянница мисс Тензер, могла ли она дать жизнь этому ребенку? Ты считаешь, что не могла, но необходимо точно в этом убедиться. Сол сделает это…

Он повернул голову – в дверях стоял Фриц.

Я представлю Сола, поскольку было упомянуто его имя. Из трех детективов, которых мы приглашаем, когда нам необходима помощь, Сол Пензер – лучший. Если вы переберете всех отличных детективов в метрополии. он все равно будет лучшим. Хотя его час стоит десять долларов, ему предлагают в пять раз больше работы, чем он способен сделать. Если вам понадобится лучший детектив первого сорта – наймите его, если сможете. А высший сорт – Ниро Вульф – стоит, похоже, десять долларов в минуту.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: