Дружный смех заглушил остальные слова старшины. Ипатов побагровел, ничего не сказал, но решил про себя: «Черт с вами, пробивайтесь на свою голову, найду и без вас дорогу».

С этой мыслью не расставался он и сейчас, хотя поделиться ею ни с кем не решался. Чем труднее становилось, тем лихорадочнее думал Ипатов, как податься в кусты. Но удобного момента все не было.

Осеннее крымское солнце в это утро светило особенно ласково. Солдаты, пригретые его лучами, крепко уснули. Не спал только дежуривший у рации сержант Андрейчиков. Он сидел, привалившись спиной к стволу векового тополя, и о чем-то сосредоточенно думал. На его усталом почерневшем лицо вдруг появилась улыбка…

…Первым проснулся старшина. Окинув взглядом свой не-большой отряд и убедившись, что все спят, оп быстро поднялся и зашагал прочь от места расположения взвода. Не знал старшина, что Ипатов следил уже за ним чуть приоткрытым глазом: «Опять уединяется. Что если пойти посмотреть?..» Ипатов поднялся и, потягиваясь, направился за старшиной.

- Ты куда, старина? -остановил его Андрейчиков.

- Спрашиваешь. Известно куда но утрам люди ходят,- буркнул Ипатов, а про себя подумал с досадой: «Вечно он мне на пути попадается».

- Погоди! - Андрейчиков старался произнести это как можно громче.- Новость интересная.

- Ну, что за новость? - стали поднимать головы лежащие у костра солдаты.

- По радио получил телеграмму…

- Говори…

- Да не знаю… Надо бы подождать командира.

- Валяй, не мучь!

- Верно, читай быстрей,- заговорили все сразу.

- Ладно, прочту. Только уговор: придет командир - молчок, словно ничего не знаете.

Радист вытащил из кармана блокнот и начал читать:

«Военный Совет фронта присвоил Д. И. Луценко звание «лейтенант». Отряду, возглавляемому им, Командующий выносят благодарность и приказывает пробиваться…» Тут я пропустил малость,- словно оправдываясь, сказал Андрейчиков.- Вот еще: «Помощь будет»,- и на этом конец. Не хватило питания…

- Эх ты, радист…

- И что, все питание?

- Все,- грустно проговорил Андрейчиков.- Рация больше не нужна.

- Где и какая помощь - вот вопрос,- вздохнул Пашко Мирончик.- Куда Командующий приказал пробиваться?

- Ясно куда,- к своим…

- К каким своим? - залепетал Ипатов.- Вот мы и есть все свои. Где наш полк? Нет полка. Все, что осталось, па пальцах пересчитаешь…

- Будет,- горячо сказал Ерохин.

- Где же будет? Знамени-то нет.

- Не уберегли знамя,- с сердцем проговорил пулеметчик Змитрок Жартун.- Позорно возвращаться без знамени.

- А ведь как пас учил командир наш: пока жив хоть один солдат, знамя должно развеваться.

- И лейтенант погиб. С ним бы пробились. А без него…

- Опять ты ноешь, Ипатов,- рассердился Ерохин.- Лейтенант Луценко выведет.

Полк, в котором служили солдаты, был высажен на Керченском полуострове. Командира его, подполковника Светловича, тяжело ранило при высадке десанта. Он руководил боем, пока не потерял сознания. Моряки увезли Светловича на катере па Большую землю. Б неравном жестоком бою десант был разбит. Уцелевших бойцов из разных подразделений собрал лейтенант Огнев.

Ночью он вывел их с поля боя. От Керченского пролива группа пробилась в лес, в район Феодосии, в надежде встретиться с партизанами. Однако партизан найти не удалось. В одной из стычек с фашистами лейтенанта Огнева тяжело ранило. Отряд отступил в глубь леса, унося с собой офицера. Утром Огнев умер, приказав командовать отрядом старшине Луценко.

После смерти офицера уверенность, что удастся пробиться к своим, ослабла. Телеграмма, которую получил Андрейчиков, сразу всех ободрила. Возвратившись, Луценко заметил, что солдаты подтянулись.

- Смирно! - скомандовал Андрейчиков и, четко подойдя к несколько смущенному Луценко, начал: - Товарищ лейтенант…

Краска ударила в лицо Луценко. Если бы докладывал не Андрейчиков, а кто другой, он бы счел это за злую шутку. Но сержант Андрейчиков был коммунистом и его очень хорошим помощником.

Сержант спокойно и обстоятельно докладывал о телеграмме. Солдаты стояли молча. В эту тяжелую для Родины и для каждого из них минуту они прониклись уверенностью, что у них снова есть надежный боевой командир. Они смотрели на него, ждали, а он, угадывая их мысли, твердо сказал:

- Пробьемся, товарищи, пробьемся…

- Ничем бог не обидел нашего Викентия,- говорил не раз дед Данила старухе,- ни ростом, пи красотой. Вот только насчет умишка, кажется, поскупился…

Возможно, Викентий не был таким красивым, как казалось старикам, но зато и насчет ума его дед был явно несправедлив. Викентий сильно заикался, даже своего собственного имени по мог сразу выговорить, и это как-то усугубляло в глазах окружающих его детское простодушие - простодушие сильного и доброго человека.

В деревне Викентия любили и жалели, безобидно подшучивали над ним и считали, что к чему-нибудь серьезному сын Данилы Абабурки не годится. Поэтому, когда Заболотские парни пошли в лес, в партизаны, Викентия они с собой не взяли.

Вначале гитлеровцы хотели пристроить его в полицию или послать на работу в Германию, но вскоре, видно, тоже пришли к мысли, что проку с заики будет мало, и попросту забыли о нем.

Как-то в гарнизон прислали пополнение. Среди новичков были чехи и словаки. Викентий сблизился с ними. Он быстро усвоил несколько десятков чешских и словацких слов, хотя в этом и не было особой нужды: чеху и белорусу нетрудно понять друг друга.

Разговаривая с чехословацкими солдатами, Викентий с интересом присматривался к оружию. Это заметил однажды молодой солдат из Северной Моравии Карл. Он спросил:

- Правится? Может быть, Викентий хочет быть солдатом или полицаем?

- Н-нет,- ответил Викентий.- П-пальнул бы с охоткой, а н-насчет того, чтобы солдатом,- н-не хочу.

Все же о том, чтобы стать солдатом, парень мечтал. Конечно, не во вражеской армии и пе в полиции хотел он служить, а в той армии, в которую пошли его сверстники.

Долго он искал этих парней в лесу и наконец нашел.

- Ну какой из тебя партизан без оружия? - сказал Викентию комиссар.- Достань винтовку и, пожалуйста, становись в. строй.

- Х-хорошо,- ответил Викентий и зашагал домой, полный решимости в этот же день раздобыть оружие. Как это сделать, он уже придумал.

Первым, кого он увидел, подходя к деревне, был Карл, стоявший на посту возле хлебных скирд.

- А-а, Викентий,- приветливо улыбнулся ему Карл.- Добрый вечер!

У скирды стояли вилы. Викентий мог ударить ими Карла по голове, схватить винтовку и - в лес. По он знал, что Карл попал в гитлеровскую армию но по собственному желанию, что в душе оп ненавидит фашистов, и не мог так поступить.

- Тебе что? - спросил Карл.

- К ним,- кивком показал Викентий в сторону девчат, которые работали неподалеку.

- А-а, понимаю.

Викентий сделал несколько шагов и вдруг, будто вспомнив что-то, вернулся.

- К-карл…

- Что?

- Д-дай мне винтовку. Подержать. Пусть они посмотрят.

- Понимаю,- улыбнулся Карл.- На…

Викентий взял винтовку, закинул ее на плечо и, отойдя немного, опять вернулся.

- К-карл. Да-ай и патронташ, чтоб по всей форме было.

- Бери и патронташ. Ты постой тут, а я на минуточку…

Карл, не переставая улыбаться, направился в деревню, а когда вернулся, Викентия нигде не было.

Перепуганный не на шутку, Карл бросился его искать - в одну, в другую сторону. Наконец он увидел Викентия. Тот неторопливо шагал но лесной дороге.

- Стой, ты куда?! - крикнул Карл.

Викентий остановился.

- Отдан! - Карл, запыхавшись, подбежал к Викентию.

Викентий направил винтовку на Карла и строго сказал:

- Не п-подходи!

- Ты что? Это же нечестно, Викентий. Немцы меня повесят…