– Кем же надо быть…
– Навязчивое желание играть – это настоящая болезнь, милорд, – сказала она, – болезнь, которая за последнее время поразила слишком многих. К тому же эта сделка дает ему дополнительные выгоды. Видите ли, через год меня нужно будет вывозить в свет, поэтому помолвка сейчас – отличная возможность сэкономить на том, чтобы представлять меня обществу. А вырученные средства можно промотать. Седрик Гильдерслив – весьма практичный человек во всем, кроме азартных игр. Я люблю отца, и то, что происходит с ним, терзает мое сердце, но я не могу допустить, чтобы меня насильно выдали замуж за нелюбимого. Выход в свет меня не волнует, для меня он ничего не значит. Но свобода – совсем другое дело, сэр. Я наняла карету на постоялом дворе рядом с нашим домом на побережье. Понимаете, отец специально не хотел везти меня на лондонский сезон[3], потому что там я могла приглянуться кому-то еще, что разрушило бы его планы. Поэтому он и держал меня здесь, в Корнуэлле, как можно дальше от города, чтобы этого не произошло.
– И вы уверены, что он вас преследует?
– Я знаю, что преследование неизбежно, милорд. В Боскасле только один постоялый двор. Он поедет следом и, скорее всего, не один. С ним, несомненно, будет сэр Персиваль Смэдли… человек, за которого меня собираются выдать. Я должна успеть скрыться, не то он вернет меня назад, а этого я точно не перенесу. По мне лучше сорваться с обрыва, чем быть выданной замуж насильно.
– Теперь понятно, почему вы мчались на такой скорости.
– Я очень об этом сожалею. Если бы я не подгоняла кучера, сейчас он был бы жив.
– В том, что кучер погиб, нет вашей вины, миледи, – сказал граф. – Я видел, как это случилось. Даже если бы он ехал в два раза медленнее, исход был неизбежен. Молния отсекла ветку дерева, которую вы видели на дороге. Ветка пролетела слишком близко от передней лошади справа, которая и без того была напугана грозой. Животное рвануло в сторону и по покатому краю дороги потащило за собой карету. То, что вы и ваша горничная остались живы, – настоящее чудо, миледи. Если бы не упавшая лошадь, карета перевернулась бы дважды. Кучер запаниковал, и его выбросило вперед. Он вел себя глупо, миледи. Вы не должны винить себя в смерти этого человека. Он и только он виноват в этом.
Даже если все это было сказано только для успокоения ее совести, Бэкка была признательна ему за это. Но нет, этот человек знал, что говорил. Он свято верил в свою правоту и не признавал ошибок. Это он доказал еще на краю обрыва. Он был похож на рыцаря в сверкающих доспехах, который являлся ей в мечтах. Она молилась, чтобы он пришел за ней, забрал с собой и спас от неумолимо надвигающегося замужества. Бэкка никогда раньше не встречала такой отваги, такого мужества. Оно вызывало благоговейный трепет. Ей казалось, что он подсознательно стремится к смерти или просто не верит в то, что ему может что-либо угрожать. Но это же нелепо!
– Даже не знаю, как вас благодарить за мое спасение, милорд, – сказала она. – Я уеду, как только Мод достаточно окрепнет и мы сможем найти другой экипаж.
– Вы вольны оставаться в Линдегрен Холле сколько пожелаете, миледи, – сказал он. – Здесь безопасно… даже безопаснее, чем вы думаете.
Что-то в интонации, с которой он произнес последнюю фразу, заставило ее вздрогнуть. Она поежилась, а он тем временем встал. Чайник стоял на столике с изогнутыми ножками у стены гостиной. Он преодолел это расстояние в два шага и, несмотря на возражение, вновь наполнил ее чашку. У Бэкки кружилась голова, и она сомневалась, стоит ли пить еще.
– Я не буду больше, – заявила она. – Этот напиток как-то странно на меня действует.
– Лекарства Анны-Лизы действуют на всех и всегда, – ответил он. – Вам нужен отдых. Не надо бороться с действием отвара. В этих стенах вам ничего не грозит.
– А если они придут? Мой отец или другие?
– Доверьтесь мне, – сказал он. – Вы под моей защитой. С вами ничего не случится.
В это мгновение раздался стук в дверь.
– Войдите! – сказал граф.
Дверь открыла приземистая, коренастая женщина, одетая в черное. Аккуратный белый батистовый чепец почти скрывал седые волосы, уложенные косой. Бэкке еще не приходилось видеть ничего подобного. Женщина сделала реверанс, сложила руки на переднике и застыла, напоминая старинную механическую игрушку, у которой закончился завод. Она словно сошла со страниц книги сказок, которую Бэкке читали в детстве, и больше походила на сказочную волшебницу, нежели на человека.
– Прошу прощения, ваше высочество, – сказала она, – но горничная леди сейчас отдыхает. Она поправится к утру, когда пойдет дождь.
Бэкка пораженно смотрела на хозяина дома.
– Ваше высочество? – повторила она. Он раздосадованно махнул рукой.
– Нет, нет, – сказал он. – Анна-Лиза иногда путается в… формах обращения, принятых в этой стране.
Несмотря на то что губы его улыбались, глаза – эти непостижимые, завораживающие глаза – смотрели на служанку так пристально, что женщина даже попятилась.
– Разве не так, Анна-Лиза? – процедил он сквозь зубы.
– Д-да, милорд. Прошу прощения, милорд.
И она вновь склонилась в реверансе. Его губы тронула кривая улыбка.
– А все потому, что в Линдегрен Холле слуги склонны видеть во мне принца среди мужчин. Не так ли, Анна-Лиза?
В его глазах уже прыгали чертики, но странное выражение лица домоправительницы от этого не изменилось. Она казалась напуганной.
– Да, милорд, – произнесла она наконец. – Что касается девушки, то я разместила ее в желтой комнате. Ула будет с ней, пока миледи не пойдет отдыхать, а потом позаботится об обеих. Мы поставили для нее кушетку в гардеробной между комнатами. Все исполнено в лучшем виде – как я и говорила, милорд.
– Великолепно! – воскликнул он. – Можешь быть свободна. Сегодня ты нам больше не понадобишься.
– Да, милорд, – пробормотала она, неуклюже присела в реверансе и попятилась к выходу.
Бэкка встала. От ее взгляда не укрылся неловкий уход женщины, который выглядел так, будто она покидала помещение в присутствии лица королевской крови.
– С вашего позволения я тоже удалюсь, милорд, – сказала Бэкка. – Я действительно измотана до предела, да и этот замечательный чай…
Граф жестом велел домоправительнице задержаться.
– Последнее поручение, Анна-Лиза, – сказал он. – Будь так добра, покажи миледи ее апартаменты.
Повернувшись к Бэкке, он взял ее руку и поднес к губам. Поцелуй был долгим и томным. От его влажного дыхания, щекочущего ладонь, по ее телу, достигая самых потаенных мест, побежали мурашки удовольствия. Этот таинственный мужчина был весьма искусен в тонкой науке обольщения. Со своей стороны ей нечего было ему противопоставить.
– Милорд… – произнесла она, высвобождая руку.
Он не заставил долго себя упрашивать, выпустил ее подрагивающие пальцы, щелкнул каблуками и остался стоять, пока гостья в сопровождении домоправительницы не вышла из комнаты.
Бэкка последовала за странной женщиной по винтовой лестнице на второй этаж дома, затем по коридору налево к двери, ведущей в просторную, элегантно обставленную гостиную, из которой сквозь зарешеченное окно открывался вид на лес. Женщина быстро задернула шторы и зажгла свечи, затем проследовала в другую дверь и приготовила спальню. Сделав реверанс, она наконец удалилась.
Служанка Ула вышла из смежной комнаты, чтобы приготовить Бэкку ко сну. Одетая так же, как и Анна-Лиза, только немного моложе, она не стала тратить времени на то, чтобы разложить ночную рубашку и халат Бэкки. К удивлению Бэкки, ее чемодан был уже распакован, а вещи аккуратно развешаны в высоком дубовом шкафу. Туалетные принадлежности лежали на туалетном столике: розовая вода, тальк, вручную сваренное мыло, пахнущее цитрусом и розмарином. Каждая мелочь была продумана заранее, но Бэкка воспротивилась, когда служанка сделала попытку помочь ей раздеться. Сначала она должна повидать Мод… просто чтобы убедиться, что с той все в порядке.
3
Светский сезон продолжительностью май-август, когда королевский двор и высший свет находятся в Лондоне. Он начинается с закрытого просмотра картин в Королевской академии искусств, включает посещение скачек и проведение балов.