- И всё же кусочек земли, который обороняли моряки, так и не достался врагу.

Ночью, по приказу командования, за нами пришли катера. Моряки оставили город последними. На большом деревянном ящике написали: «Мы ещё вернёмся!

Черноморцы». И вот мы возвращаемся, полные сил, полные ненависти к фашистским захватчикам… Каждый из вас знает, что нас ждёт. Холод, ледяная вода, вражеский огонь. Будет очень тяжело. Одним словом, идём на смерть. На каждого придётся по десятку гитлеровцев. У них - пушки и танки. А у нас, десантников, только автоматы, гранаты и противотанковые ружья.

Помолчав, он закончил так:

- Не передумал ли кто-нибудь из вас служить в отряде? Отказаться не поздно. Ведь не каждому под силу вынести то, что мы должны вынести. Прошу выйти вперёд того, кто передумал, кто хочет вернуться в свою часть и по-прежнему воевать в ней.

Строй не шелохнулся.

«Кто же выйдет на позор, даже если бы и хотел вернуться в часть?»-подумал Куников. Он повернулся к начальнику штаба и сказал громко, чтобы все слышали:

- Распустите отряд, а через пять минут постройте снова. Тот, кто не хочет оставаться в отряде, пусть не становится в строй, а зайдёт в штаб за документами.

И майор вошёл в здание, где находился штаб отряда. Через пять минут он вернулся.

- Посчитайте людей, - спокойно сказал он начальнику штаба.

- Двести семьдесят один, - доложил Катанов.

- Так. Ясно, - проговорил Куников. - Того отправьте в его часть.

Легко можно угадать, о чём подумали десантники и катерники, услышав рапорт начальника штаба: «Оказывается, был среди нас и трус. Хорошо, что отсеялся.

Теперь каждый из нас уверен в товарище, как в самом себе».

- Претензии, недовольство чем-нибудь есть? - спросил матросов Куников.

Все молчали. Но вот кто-то из десантников поднял руку.

- Разрешите, товарищ; майор? Вот в чём дело. Хозяйственники выдали нам столько сухарей, консервов и прочей еды, что впору для трюма хорошего парохода. А я так думаю: поменьше бы нам съестного брать, а побольше гранат, патронов. Боевым опытом проверено: будет чем - харч добудем. Так что разрешите нам боевой паёк увеличить, а продовольственный сократить.

- Мысль дельная. Что скажете, товарищи матросы?

Со всех сторон раздались одобрительные возгласы.

- Примем предложение нашего товарища?

- Примем! - дружно ответил строй.

- Ну, а теперь давайте проверим всё снаряжение, - сказал Куников, …Проверка закончена. И новый приказ начальнику штаба - отвести отряд на собрание в клуб бывшего дома отдыха, Пришли туда не только десантники, но и катерники. Среди них был и Дубровин.

На трибуну поднялся замполит майора Куникова, старший лейтенант Старшинов. Вот что он сказал:

- Сегодня мы вступим в тяжёлый бой с фашистскими захватчиками. Вступим с мыслью о победе, с мыслью о Родине. Дадим же перед боем клятву! - И он стал читать звучным, громким голосом: - «Идя в бой, мы даём клятву Родине в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом.

Волю свою, силы свои и кровь свою, капля за каплей, мы отдадим за счастье нашего народа, за тебя, горячо любимая Родина… Нашим законом есть и будет движение только вперёд!»

Куников видел, с каким воодушевлением слушают воины, как блестят их глаза. Он знал клятву наизусть, и всё же с волнением вслушивался в каждое слово.

Вспоминалась ему Москва, где он жил и работал до войны, далёкая, но всегда близкая его сердцу Москва…

Между тем замполит закончил чтение, и в зале стало шумно. Раздались аплодисменты. Когда всё стихло, Старшинов сказал:

- Долг каждого из нас подписать клятву.

Первым поставил подпись Куников. Один за другим наклонялись над столом моряки, расписывались и отходили в торжественном молчании.

В полночь десантные корабли вышли в море. По-прежнему моросил дождь.

Основной десант проследовал к Южной Озерейке. А катера Сипягина, на борту которых находились бойцы отряда Куникова, скрытно подошли к мысу Мысхако.

Корабли заглушили моторы.

Дубровин стоял на мостике, В темноте берег Цемесской бухты еле угадывался. На мысе Мысхако изредка вспыхивали ракеты, и тогда вырисовывался силуэт горы Колдун, Рядом с Дубровиным стоял командир группы десантников. Он натянул намокшую плащ-палатку не только на плечи, но и на голову и был похож на тёмную глыбу.

- Пока довезут нас до места, можно, пожалуй, и отдохнуть минут двадцать, - зевнув, сказал он.

Дубровин проводил его в свою каюту.

Командир группы десантников снял плащ-палатку и сел на кровать.

- Когда-то ещё доведётся на кровати посидеть!..

Рядом на столике лежал лист бумаги. Синим карандашом было написано: «Если вы встретите слабейшее судно - нападайте, если равное себе - нападайте и если сильнее себя - тоже нападайте…»

- Здорово сказано! - воскликнул командир десантников. - Чьи слова?

- Адмирала Макарова.

- Запишу обязательно. - Он вынул блокнот и добавил: - Жаль, я этого раньше не знал! Вот что значит недостаток военного образования.

Дубровин оставил его и поднялся наверх. Холодный ветер пронизывал насквозь.

Командир катера прошёлся по палубе, приглядываясь к людям. Десантники сидели, тесно прижавшись друг к другу. Дождь струйками стекал с плащ-палаток на палубу.

Дубровин заметил среди моряков неутомимого парторга корабля механика Давыдова.

Он гордился парторгом и называл его «мой комиссар». Командир подошёл поближе к десантникам и услышал голос Давыдова. Вот о чём говорил парторг:

- Хорошее сообщение мы получили перед высадкой. Второго февраля закончен разгром и уничтожение группировки противника под Сталинградом. Теперь, товарищи, дело за нами. Нас ждёт Севастополь… Помните о Севастополе, когда бой начнёте…

- Ты о нас не беспокойся, - сказал кто-то из десантников. - Мы маршрут до самого Берлина знаем.

Дубровин прошёл дальше. Около носового орудия комендор Терещенко пританцовывал, чтобы согреться, и рассказывал что-то смешное двум десантникам.

Дубровин посмотрел на светящийся циферблат часов: осталось семь минут.

Последние минуты перед высадкой десанта особенно томительны. Тревожно сжимаются сердца даже у самых храбрых людей.

Над морем нависла напряжённая тишина. Разговоры затихли. Было слышно только, как на ветру полощется невидимый вымпел, поднятый на мачте, да бьются о борт волны.

Дубровин поднялся на мостик, приказал всем занять боевые посты. На палубе показался командир группы десантников. Он дал команду:

- Ребята, быть наготове!

- Сейчас начнётся, - тихо сказал Дубровин.

И вдруг вся бухта осветилась. Над морем и горами загрохотало. Гул артиллерийской канонады всё нарастал. Вспышки снарядов освещали море и берег Мысхако.

И тут где-то впереди раздался оглушительный скрежет, взметнулись огненные полосы. Сначала все даже оторопели, но сразу поняли:

- Да это же из «катюш» наши палят!

С флагманского корабля передали сигнал: идти к берегу.

- Полный вперёд! - скомандовал Дубровин.

Взревели моторы, и катер рванулся, вспенивая воду.

Корабли летели к огневому валу. Сейчас всё решали минуты, даже секунды. Через десять минут артиллерия перенесёт огонь дальше от берега метров на триста, к этому времени десантники уже должны быть на суше.

Дубровин понимал, что из-за малейшей задержки всё может пойти по-иному. И все его мысли сосредоточились на главном - на предстоящем бое.

Катер подлетел к береговой черте на полном ходу. К самому берегу пристать не удалось из-за мелководья.

Десантники наготове стояли у бортов.

- До скорого свидания! - крикнул командир группы Дубровину.

Десантники спрыгивали в воду. Дубровин видел, как их командир, держась за пеньковый трос, спустился с левого борта, окунулся по пояс в воду. И вот он уже бежит по берегу впереди всех, в правой руке у него автомат, а в левой граната. …Ракеты осветили берег. Вражеские прожекторы, словно гигантские огненные мечи, разрезали темноту. Засвистели мины, разрывы вспыхивали на воде, вздымая волны.