— Я не допущу, чтобы она встречалась с этим… — он опять запнулся.

— Стюардом Моррисом, — с доброжелательным видом помогла Джинни. — Честное слово, я заготовлю для тебя несколько плакатов с особенно трудными именами.

— Я не хочу…

— Насколько я понимаю, — перебила Джинни, — речь не о том, чего хочешь ты, а о том, чего хочет Лидия.

— Она не понимает…

Джинни шумно вздохнула:

— Это у нее, очевидно, семейное. Скажи мне, пожалуйста, что Стюард может с ней такого сделать, чего еще не сделал Креон?

— Никаких доказательств, что отец ребенка — Креон, нет. — Филип не хотел обсуждать Креона и его отношения с Джинни. Он даже думать об этом не хотел: одна мысль сводила его с ума.

— Ладно, оставим Креона. Тогда поведай мне все те ужасы о Стюарде Моррисе, которые так тебя пугают, что ты даже имени его произнести не можешь.

Филип в отчаянии посмотрел на нее. Ну почему она не хочет без споров и возражений сделать так, как он говорит? Зачем подвергать сомнению те правила, по которым он жил всю жизнь?

— Он не нашего круга, — вспомнил он любимую фразу своего отца.

Вот так-то! Это определение подходило к ней ничуть не хуже, чем к Стюарду.

— А ты, похоже, первоклассный сноб.

Пусть он думает, что говорит! Не ради нее, ради Лидии.

— Я не сноб! Я реалист!

— Что в лоб, что по лбу.

Филип скрипнул зубами. Как она не может понять, что он заботится о своей сестре! Он ответствен за Лидию. Он обещал отцу и, как глава семьи, должен сделать все, чтобы она была счастлива.

А была ли Лидия счастлива с Креоном? Эта мысль застигла его врасплох. Знала ли она, что ее муж, будучи в Нью-Йорке, встречался с Джинни? А может, и не с ней одной? Ведь он часто уезжал по делам; возможно, в других городах его ждали другие женщины?

И Филипу представилась длинная очередь молодых женщин с младенцами, стучащих в дверь Джейсона и требующих признать права их детей.

Он быстро отогнал от себя ужасную картину. Если честно, ему совсем не хотелось говорить о Лидии. Вообще говорить не хотелось. Хотелось только обнять Джинни и не спеша заниматься любовью — всю ночь напролет. Прелюдия в чулане была очень волнующая, но это было все равно как залпом выпить рюмку старого доброго «Наполеона» — никакой радости, если как следует не распробуешь. А он хотел распробовать Джинни.

Филип неуверенно взглянул на нее, не зная, насколько она расположена к занятиям любовью. Способ узнать был только один — попытаться.

И он осторожно обнял ее. Джинни не сопротивлялась. Тогда он привлек ее к себе. Его руки напряглись, он крепче прижал к груди ее податливое тело и вдруг почувствовал себя неопытным юношей, впервые познающим женщину. Он нетерпеливо посмотрел на нее, не в силах решиться, откуда бы начать целовать ее. Его внимание привлекло легкое дрожание ресниц, и он прижался к ним долгим поцелуем. Ее гибкое тело отзывалось на каждое его движение. У него кружилась голова.

Неожиданно зазвонил телефон. Филипу страшно хотелось махнуть рукой на все дела, но ничего хорошего из этого, пожалуй, не выйдет, сообразил он. Если он сам не подойдет, трубку возьмет Лидия и позовет его. Он взглянул на раскрасневшееся лицо Джинни. Нет, третий лишний, даже если это его сестра. Он нехотя поднялся.

Джинни постаралась прийти в себя. Она наблюдала за Филипом. Судя по выражению его лица, новости были неприятные. Он бросил пару отрывистых фраз по-гречески и повесил трубку.

— Какие-то трудности? — спросила она.

— Бизнес, — пробормотал он. — Ты не поймешь.

— А ты попробуй рассказать, — предложила Джинни.

Филип пожал плечами. В конце концов, если он ей расскажет, это может помочь ему разобраться в ситуации.

— Отдел иностранных капиталовложений в моей компании возглавляет Гарри. Я владею значительной частью акций одной мексиканской фирмы, дела которой последнее время идут неважно. Гарри считает, что я должен продать все акции. Потому что фирма, скорей всего, обанкротится.

— Верно, но новый глава фирмы, видный экономист, убедил нью-йоркский банк дать ему приличную ссуду, и совет директоров согласился не требовать выплаты долга, пока он пытается поднять фирму на ноги.

Филип пораженно уставился на нее. Откуда она знает все это? Гарри ничего такого не говорил!

— Кто тебе это сказал? — спросил он. Джинни взглянула на него, вздернув под бородок, раздраженная его недоверчивостью.

— Должна сообщить тебе, что современные женщины не ждут, пока кто-то им что-то скажет. Они все узнают сами.

— Но, — Филип неуверенно махнул рукой в сторону телефона, — почему Гарри ничего не знает?

— Может быть, он вообще не слишком сведущ?

Откуда воспитательница детского сада может столько знать про мексиканскую экономику? — недоумевал Филип.

Джинни уже поняла, что совершила ошибку. Ей следовало помнить, что Бесс ничего такого не знает. Надо как-то отвлечь Филипа от нежелательных сомнений. А самый лучший способ — любовь.

Поднявшись на ноги, она медленно двинулась к нему. Она никогда по-настоящему не пыталась соблазнить кого-нибудь, особенно такого опытного мужчину, как Филип. Но попробовать стоило.

Остановившись совсем рядом с ним, Джинни одарила его страстным, как она надеялась, взглядом, провела пальцем по его щеке. Улыбнулась, почувствовав, что он чуть вздрогнул. Филип явно был не так спокоен, как хотел казаться. Можно надеяться, что через пять минут он забудет не только название мексиканской фирмы, но и свое собственное имя.

Джинни придвинулась ближе, почти коснувшись его грудью. Дыхание ее было прерывистым, ресницы трепетали от возбуждения. Она хотела любви не меньше, чем он. Она начала расстегивать пуговицы его рубашки, хотя пальцы плохо слушались ее.

Справившись с пуговицами, Джинни рас пахнула рубашку и прижалась лицом к его груди. Она глубоко вздохнула: запах Филипа кружил ей голову.

— Ты восхитительно пахнешь, — прошептала она. — Только одежды на тебе многовато.

Она довольно улыбнулась, услышав, что его сердце забилось чаще.

Он снял рубашку и бросил на пол.

— Теперь ты.

Джинни взглянула на белое пятно его рубашки на бледно-голубом ковре. Возбуждение клокотало внутри нее.

Она расстегнула молнию на платье, оно свободно упало на пол. Джинни шагнула вперед и с ожиданием посмотрела на Филипа.

— Ты очень красивая, — шепнул он. — Самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.

Джинни почувствовала себя неотразимой, как Клеопатра и Мэрилин Монро, вместе взятые. Это сладкое отравляющее чувство делало ее способной на все.

Филип расстегнул брюки и быстро снял их. Он стоял вплотную к ней, касаясь ее бедер.

— Твоя очередь, — шепнул он. Джинни сняла лифчик и уронила на ковер.

Филип коснулся рукой ее груди.

Пора! Джинни не могла больше терпеть. Она отступила на шаг и освободилась от колготок, а потом и от шелковых трусиков. После чего выразительно взглянула на Филипа.

— О да, конечно, — пробормотал он.

И в следующую секунду на нем уже ничего не было. Но не успела Джинни насладиться прекрасным зрелищем, как Филип поднял ее на руки.

Она схватилась за его плечи.

— Зачем это? — спросила она.

— Мне всегда хотелось схватить прекрасную обнаженную женщину и унести куда-то, — пояснил Филип. — А я никогда не видел женщины более прекрасной и обнаженной, чем ты.

— Правда? — Джинни уткнулась лицом ему в шею.

Он тихо засмеялся:

— Правда. Это одна из моих многочисленных фантазий, взлелеянных годами.

— Ты должен познакомить меня и с остальными, — и она легонько укусила его за ухо.

— Непременно, — он осторожно опустил ее на постель и лег рядом. — Проблема в том, что реализация этих фантазий требует повышенного контроля.

— Да? — лукаво спросила Джинни, мягко гладя его грудь.

— А другая проблема в том, что рядом с тобой я теряю всякий контроль.

Она прильнула к нему, чувствуя, как огонь разливается по телу, кожа, казалось, тоже тлела. Филип коснулся губами ее соска, прижался крепче. Море чувств, бушевавшее в обоих, вытесняло остатки разума, существовало только нетерпеливое обоюдное желание.