Джо давно уже позабыл об этом долге.

— Почему ты не напомнил мне! — воскликнул он. — Я пришлю тебе чек, как только приду в контору.

— Благодарю, буду весьма признателен. — Лео чопорно поклонился. Вдруг его прорвало. — Почему не напомнил? Ну еще бы! Конечно! — крикнул он. — Напомнить тебе! Когда это? Когда ты и твой дружок, его превосходительство мистер бандит Тэккер, отняли у меня гараж и сбежали, как крысы? Двадцать тысяч долларов вложил я в это дело! Может быть, ты пришлешь мне чек и на эту сумму, а заодно и на мои скромные личные расходы, которые мне теперь нечем оплачивать?

— Да за этим же я сюда и пришел. Ты просишь хлеба, а я принес тебе пирожное. Это хорошее дело, Лео, выгодное. Ты только выслушай меня.

Но Лео не хотел его слушать. Он не хотел иметь никаких дел со своим братом — ни законных, ни противозаконных. Если он на это пойдет, он утратит свою власть над Джо и над самим собой. Их отношения станут такими же, какими были в детстве, до смерти матери.

— Нет, спасибо, — сказал он. — Вот твоя шляпа и пальто. — Он кинул их на стул перед Джо.

Джо не спеша надел шляпу. Он низко надвинул ее на лоб и проверил, опущены ли поля. Пальто он перекинул через руку.

— Не знаю, — сказал он, и лицо у него было угрюмое и растерянное. — Всюду и везде братья как-то ладят друг с другом. А где братья заодно, они черт те чего могут добиться. Куда ни погляди, везде так. Что такое фирма Дюпон? Или Гимбелс? Да вообще всякая крупная фирма? Братья, отцы с сыновьями, двоюродные братья даже — в общем, одна семья, и все работают вместе. А у нас что? Ты только одно и знаешь — выставлять своего брата за дверь.

— Надеюсь, что в другой раз, когда я вас снова увижу, мосье Дюпон, — лет через двадцать, — я буду более гостеприимен, — сказал Лео.

Так события, одно за другим, накапливались в жизни Лео, накладывали на него свое бремя и в конце концов заставили его согнуться под властью Самсона. Это не было случайностью. Филистимляне всегда найдут своего Самсона. Возможность совершить преступление не есть случайность, потому что возможность эта не кажется возможностью тому, кто ее не ищет. Точно так же и необходимость совершить преступление не есть случайность. И возможность и необходимость неизбежно должны появиться, ибо это есть завершение всего предыдущего.

Сильвия услышала, как Лео отпирает ключом входную дверь; был уже вечер — в этот день лотерея Лео была пущена в ход. Сильвия быстро прошла из кухни в переднюю и остановилась, поджидая мужа.

— Промочил ноги? — спросила она.

От дождя пальто Лео серебрилось, а шляпа стала пятнистой. Лео взглянул на свои ботинки. Они промокли насквозь. Он вспомнил, что дождь лил целый день и что он с самого утра ходил под дождем из одного места в другое.

— С чего бы это им промокнуть? — сказал он. — Они же целый день пролежали в постели.

Сильвия не улыбнулась. Она ничего не знала о лотерее, но уже начала подозревать, что муж втянулся в какую-то азартную игру.

— Твои шлепанцы греются под плитой, — сказала сна.

— Мои шлепанцы? Может быть, я сегодня именинник, что за мной так ухаживают?

— Просто я знала наперед, что ты придешь с мокрыми ногами, в последнее время ты…

Лео отвел глаза. Он снял шляпу и пальто и убрал в шкаф.

— С каких это пор мокрые ноги стали у нас таким событием? — спросил он, стоя лицом к шкафу. — Разве только, — он отвернулся от шкафа и продолжал нервно усмехаясь, — разве только у кого-то что-то на уме.

— Твои мокрые ноги у меня на уме. Схватишь ты простуду, вот что. — Сильвия резко повернулась и ушла на кухню.

— Это очень мило с твоей стороны, очень мило, — крикнул он ей вслед, — что ты ухаживаешь за мной, как за именинником.

Лео медленно прошел через переднюю в спальню и начал устало стаскивать ботинки и носки. У него были маленькие ноги. От холода они стали совсем белые и скользкие, как ледышки. Он плотно поставил их на теплый шершавый ковер и долго сидел, глядя на свои голые ступни. Он знал теперь, что Сильвия что-то подозревает и что ему придется рассказать ей все. Он и сам не понимал, почему не сказал ей раньше. «Да нечего было говорить-то, — подумал он. — Сегодня только первый день».

Утомительный день. И вся неделя была утомительная. И даже все десять дней. Лео все время чувствовал себя утомленным с того самого дня, когда Самсон Кэнди впервые пришел к нему со своим предложением. Все было так непривычно, и он так волновался из-за каждой мелочи и расстраивался, и столько было всякого народу, и со всеми нужно было говорить, спорить, торговаться; нужно было распоряжаться этими людьми, заботиться о них, наблюдать за ними, обманывать их… сотни и сотни людей! И деньги — поток денег, беспрерывно притекающий и утекающий, притекающий кровью и утекающий потом. И номера. Кто бы мог подумать, что три цифры, нацарапанные на клочке бумаги, могут выжать из глаз человека слезы, едкие, как уксус? Да, слезы. Он плакал, пока не узнал, что номер, на который пал выигрыш в первый день лотереи, не так уже плох, как ему показалось, по правде говоря, даже очень удачен, хотя его и уверяли, что это самый обычный оборот, даже чуть ниже среднего. В этот день Лео получил чистого доходу свыше 800 долларов. И это после того, как он отложил 150 долларов на судебные издержки, ибо ему сказали, что за год у него уйдет не меньше 40000 долларов на гонорар адвокатам, на выкуп на поруки, на штрафы за сборщиков, если они попадут в лапы полиции.

Цифра эта была взята из практики и являлась определенным стандартом. Лотерейный бизнес, как и всякий другой, был стандартизован от начала до конца. Игроки, сборщики, контролеры, конторские работники и сами держатели лотерей — все отвечало стандарту. Аресты сборщиков были стандартны. Гонорары адвокатам, взносы при взятии на поруки, штрафы, наложенные судом, даже сделки с полицией — все было стандартизовано.

Полиция стоила Лео 100 долларов в неделю: 50 долларов начальнику районной сыскной полиции капитану Миллетти и 50 долларов капитану полицейской службы Лекку. Выплата этих сумм означала, что данное лотерейное предприятие, его владелец и служащие будут оставлены в покое. Это был бизнес Миллетти и Лекка. Они не прочь были кое-чем поживиться, пока это не мешало их основному бизнесу, а именно — быть блюстителями закона.

— Живи и жить давай другим, — сказал капитан Миллетти. Это был обходительный человек, и он видел, что Лео нервничает. — Страсть к лотерее — свойство человеческой натуры.

— Не будь лотерей, было бы что-нибудь похуже, — отвечал Лео.

— Правильно. И мы вас не будем беспокоить, если, конечно, нас к этому не принудят. — Ибо у капитана Миллетти как-никак был его основной бизнес, и не будь этого основного бизнеса, он не имел бы побочных доходов, а основной его бизнес заключался в том, чтобы исполнять волю тех, кто сделал своим бизнесом охрану общественных интересов. Если бы эти лица нашли для себя выгодным заставить Миллетти прихлопнуть бизнес Лео и посадить его за решетку, то Лео сел бы за решетку. Но до сих пор этого еще ни с кем не случалось, и было маловероятно, чтобы могло случиться. Впрочем, он, Миллетти, даст знать Лео, если почует что-нибудь неладное.

Лео сидел, уставившись на свои маленькие, скользкие, белые ступни. Они блестели в электрическом свете. В голове у Лео с гулом и звоном проносились слова множества людей, с которыми ему пришлось говорить в этот день, а вместе со словами всплывали и лица и, как тени, бежали вслед за словами. Лица сборщиков, контролеров, счетоводов, адвокатов, владельцев конторских помещений, дельцов всякого рода, полицейских, поручителей, агентов, лицо Самсона Кэнди…

С Самсоном он был тверд. Ему пришлось быть твердым. Он был озабочен и взвинчен, понимал, что взялся за такое дело, в котором без твердости не обойтись, но не зная, как держать себя с вежливой твердостью, был не столько тверд, сколько груб. Самсон хотел, чтобы ему уплатили за работу, а Лео, мучимый стыдом за свей новый бизнес, не желал даже смотреть на Самсона, не то что ему платить.