У Насти было музыкальное образование. Она закончила музыкальную школу и знала, что экзамен по сольфеджио можно завалить, даже имея абсолютный слух.

— Короче, — рассказывал Фарид, — Митьке сказали, что голос у него действительно прекрасный, но нужно еще годик подготовиться. Возможно, через год он бы и поступил. Но осенью его забрали в армию. А ведь я говорил ему: «Петрович, откоси! Ляг в дурдом, многие же так делают». Нет, он не мог. Он вбил себе в голову, что должен исполнить гражданский долг и что если он ляжет в дурдом, то там из него сделают настоящего психа. Пошел служить во флот на три года. Правда, он там пел в каком-то военном ансамбле. Репертуар типа «Яблочка» и «Не плачь, девчонка». Петь-то он пел, но сольфеджио, естественно, не занимался. Демобилизовался и все же решил опять сунуться в консерваторию. А ему там сказали: «Извините, но вы для нас уже стары. В двадцать шесть лет мы берем учиться только подготовленных людей, которые со второго курса уже могут выйти на сцену. У вас хороший голос, но этого мало…» Вот такие дела. Петрович потом на месяц ушел в запой, а ведь до этого он почти не пил — голос берег. А тут заявил, что его голос все равно никому на фиг не нужен, как и он сам… — Фарид вздохнул.

Настя слушала, затаив дыхание. Она словно сама пережила все это — и радость надежды, и боль разочарования.

— Потом Митя немного успокоился, — продолжал Фарид, — на завод, естественно, больше не вернулся. И очень скоро его пригласили в ресторан «Тройка». Там было самое известное в городе варьете, а сейчас джазовый клуб. Года три он пел в компании девиц в одеяниях из разноцветных перьев, потом в «Тройке» сменился директор, вокалистов заменили на кордебалет. Петрович опять остался не у дел. Но к тому времени он уже стал популярным в определенных питерских кругах, и его взяли в цыганский ансамбль. Ты видела этих цыган? Настоящая цыганка там только одна, остальные прикидываются. Митька, кажется, единственный брюнет в ансамбле. Но он нормально зарабатывает, хотя и прибедняется. Конечно, он хотел другого, все мы когда-то мечтали о большем, — задумчиво произнес Фарид, — все эти романсы ему давно надоели, он говорит, что поет почти автоматически. Иногда его заносит, и он заявляет, что уйдет петь в церковный хор, чтобы приносить людям пользу. Шел бы уж сразу в монахи, чего мелочиться! Ну вот, собственно, и все, продолжение следует. Вставай, сеанс окончен, впрочем, как и рассказ.

Этот пивной бар Фарид полюбил еще во времена свой нищей молодости, когда он по утрам работал дворником на Петроградской, а ночами писал картины в темном, но просторном подвале. В этот бар никогда не заходили женщины, поэтому Фарид мог, не отвлекаясь, спокойно пить свое пиво. Именно сюда он пригласил Дмитрия для серьезного мужского разговора.

Мужчины вдвоем сидели за широким деревянным столом. Перед ними стояли две высокие кружки и тарелка с бледно-розовыми креветками. Дмитрий сумрачно смотрел на Фарида. На эту встречу он пришел с тяжелым сердцем. У него была хорошая интуиция, и сейчас Дмитрий чувствовал, что множество проблем собралось над его головой, как тучи, готовые пролиться тяжелым дождем.

— Ну, давай говори, не тяни, — мрачно поторопил он приятеля, — что случилось?

— Ничего, — ответил Фарид, — ничего особенного. Я получил визу. Через неделю улетаю, уже билеты заказал, завтра пойду выкупать.

— Поздравляю, — без всякого энтузиазма произнес Дмитрий, — ты меня пригласил, чтобы сообщить эту новость?

— Не только. Я хочу поговорить с тобой об одной нашей общей знакомой. Догадываешься, о ком?

— Фарид, не тяни! Меня безумно раздражает твоя манера ходить вокруг да около. Я прекрасно знаю, зачем ты меня позвал. Ты сваливаешь в свою Америку, и тебе некуда девать Настю. А поскольку я имел глупость с ней пару раз поцеловаться, ты решил, что можно поселить ее у меня.

— А разве нет? — простодушно спросил Фарид. — И почему имел глупость? По-моему, ты неплохо проводил с ней время… И к тому же девочке действительно негде жить. Не отправлять же ее обратно к сквотерам? Это было бы бесчеловечно. А мы с тобой, Петрович, гуманисты.

— Ну вот, еще и гуманизм приплел. У девчонки есть родители, дом. Не делай из нее беззащитную сиротку. Если у нее шило в заднице и ей не сидится на одном месте, то это уже не наши проблемы.

— Петрович, мы в ответе за тех, кого приручили.

— Никого я не приручал! — взорвался Дмитрий. — Она сама мне проходу не давала. А я тоже живой человек, могу и растаять, когда на меня смотрят влюбленными глазами и говорят, какой я замечательный певец.

— Митя, ну послушай, — просительно заговорил Фарид, — ты же понимаешь, что в Тверь она все равно не вернется. По крайней мере, в ближайшее время. Значит, будет болтаться по городу, свяжется неизвестно с кем. Короче, все это может очень плохо для нее кончиться. Не суди Настю слишком строго. Ты же знаешь, она хорошая девчонка, а то, что ей хочется приключений, — так это нормально. Как будто ты сам не был молодым. Да что я говорю, ты же и сейчас еще молодой мужчина, а рассуждаешь как пожилая тетка из инспекции по делам несовершеннолетних. Петрович, брось! Возьми к себе девочку пожить.

— На сколько?

— Не знаю, — пожал плечами Фарид, — там видно будет. Все как-нибудь само уладится, поверь мне.

— Хорошо тебе говорить! Ты-то будешь в Америке забавляться со своей негритянкой.

— Попрошу без сальностей! Я еду работать.

— Неважно, зачем ты едешь. Главное, что ты хочешь повесить девчонку на меня. Как бы она мне ни нравилась, я не могу взять на себя такую ответственность. Я вообще человек безответственный. Мне хватит сынка-рейвера, который того и гляди начнет жрать поганки, чтобы словить свою порцию кайфа. Что я, по-твоему, должен с ней делать?

— То самое, а почему нет? — невозмутимо ответил Фарид. — Она очень этого хочет, да и ты тоже. Передо мной ты можешь не изображать зануду и моралиста. Я вижу тебя на молекулярном уровне. Ты только и мечтаешь о том, как бы ее трахнуть.

— Нет, это ты об этом мечтаешь.

— Мечтал бы, так трахнул. Слушай, кончай ломаться. Такая девочка сама на шею вешается, а ты… Как ты меня утомил, я уже все аргументы исчерпал. Ага, слушай, тебе нужны деньги? Давай я тебе заплачу, я как раз свою мастерскую сдаю на время отъезда… Ну, договорились?

— Ты что, ох…л?! — ледяным голосом спросил Дмитрий. В его глазах засверкала холодная ярость. Он встал, Фариду показалось, что сейчас Дмитрий стукнет его по голове тяжелой пивной кружкой. Фарид на всякий случай отодвинулся. За этой сценой напряженно наблюдал охранник. За соседними столиками воцарилась тишина. Посетители бара с интересом ждали продолжения. Его не последовало. Фарид извинился.

— Старик, сядь. Прости меня, я сказал не то. Успокойся, я же знаю, что деньги тут ни при чем. И вообще, если не хочешь, чтобы Настя у тебя жила, я пристрою ее к кому-нибудь еще. К своей бывшей ученице, например. Рита сейчас одна с ребенком. Настя могла бы жить у нее за помощь по хозяйству и за работу нянькой. Рита будет только рада.

— Не надо, — неожиданно сказал Дмитрий, — пусть живет у меня. — Он вздохнул и улыбнулся так беспомощно и хорошо, что Фариду захотелось расцеловать друга. Но он этого не сделал. Он заказал еще пива и креветок.

— Слушай, Петрович, — сказал Фарид, когда пива в кружках оставалось лишь на самом донышке, — сейчас скажу тебе одну вещь. Ты только не обижайся. Договорились?

— Давай, выкладывай, что там у тебя еще.

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты все время кого-то изображаешь. Может быть, тебе надо было в театральный поступать? Поешь в цыганском ансамбле, классно поешь, глазами сверкаешь, а потом говоришь, что все это делаешь только ради денег. С Настей тоже… Сам ей звонишь, приглашаешь встретиться, а потом говоришь, что она тебе на шею вешается. Или Мишке своему все время рассказываешь, что надо быть скромнее, что экстравагантность — это дурной тон, а ведь ты и сам выглядишь достаточно необычно. На тебя девушки на улицах до сих пор оглядываются и еще долго оглядываться будут. Такое ощущение, — задумчиво продолжал Фарид, — что в тебе сидят два человека. Интересно, который из этих двух Дмитриев Зайцевых настоящий? Ты знаешь это? Что ты молчишь? Может, у тебя невроз? Или сексуальные проблемы? Скажи, ты не был влюблен в свою мать, не ревновал ее к отцу?