— Ну, карточка.

— А-а-а-а-а… Понятно. А что скрывает этот фасад?

— Мистер Рэксфорд! — возвестил он. — Ответ на этот вопрос может служить объяснением моего присутствия здесь. Если вы…

— Извините, — прервал я его. — Я даже не предложил вам присесть. Пожалуйста, располагайтесь. Нет-нет, не на диване, он падает. Полагаю, вот это кресло — лучшее, что у меня есть. Не угодно ли баночку пива?

— Нет, благодарю вас, — кажется, мой гость немного рассердился, когда я перебил его. — Если бы мы могли вернуться к пред…

— Да, разумеется. Прошу прощения. Я весь внимание. — Я пододвинул старый кухонный табурет и уселся напротив плетеного тростникового кресла, в котором по моему совету расположился мистер Юстэли. — Итак?

— Благодарю, — произнес мой гость, заметно успокоившись, и, понизив голос, продолжал: — Сейчас я говорю с вами не как с Юджином Рэксфордом, холостяком тридцати двух лет от роду, получающим в среднем две тысячи триста двенадцать долларов годового дохода с тех пор, как его выгнали из городского колледжа, и живущим бобылем в… — тут он обвел мое обиталище очень выразительным взглядом, — несколько стесненных обстоятельствах. Нет. Тот Юджин Рэксфорд не имеет никакого значения. Он — ничтожество и даже того меньше.

Вот как! Последние тринадцать лет я думал, говорил и даже писал о себе то же самое, но когда совершенно незнакомый человек высказал все это прямо мне в глаза, я почувствовал себя немного неуютно. Кроме того, откуда он столько знает про меня? Ведь он же не из ФБР.

— Вот как… — начал я, но гость решил вести разговор по своему сценарию.

— Тот Юджин Рэксфорд, который нужен мне, — продолжал он высокопарным, не терпящим возражений тоном, — не кто иной, как национальный председатель Союза борьбы за гражданскую независимость! Да будет уделом его процветание! Пусть стремится он неотвратимо к своей цели! Да сбудутся его мечты!

Мне подумалось, что этот тип, должно быть, торгует одеждой военного образца. Когда возглавляешь движение, которое придерживается крайних взглядов, такие встречи неизбежны. То и дело приходят люди, которым неймется снабдить тебя военной экипировкой, армейской символикой, сбагрить тебе излишки оружия. И все они полагают, будто я купаюсь в золоте, поступающем прямиком из Москвы. Поэтому я весьма прохладно воспринял хвалебные песнопения господина Юстэли. Более того, я спросил:

— К чему все это пустословие?

— Мистер Рэксфорд, — ответил он, подавшись вперед и наставив на меня палец с чистым ухоженным ногтем, — вы когда-нибудь слыхали о военизированном подразделении «Сыновья Америки»?

— Нет.

— О Национальной комиссии по восстановлению фашизма?

— Нет.

— О партии передовых рабочих?

— Нет.

— О братстве «Фонд защитников Христа»?

— Нет.

— О боевиках из отряда «Сыны Ирландии»?

— Нет.

— О сепаратистском движении квартиросъемщиков?

— Нет.

— О Всеарабском обществе мировой свободы?

— Нет.

— О Корпусе освободителей Евразии?

— Нет.

— О мирном движении матерей-язычниц?

— Что?! Нет!

— О Миссии спасения истинных сионистов?

Я покачал головой.

Он улыбнулся мне, откинулся на спинку тростникового кресла, и оно скрипнуло. Мой гость распахнул пальто, отбросил концы шарфа, и я увидел сорочку — белую как снег в горах солнечным днем. Главной достопримечательностью этого горного пейзажа был оливково-зеленый галстук-бабочка, словно отмечавший границу распространения деревьев. А воротник оказался вовсе не похожим на крылья. Он был пристежной.

— Мистер Рэксфорд, — продолжая улыбаться, вкрадчиво проговорил пришелец, — ваш Союз борьбы за гражданскую независимость имеет одну черту, присущую также и всем вышеперечисленным организациям.

Я немного встревожился, опасаясь, что сейчас он скажет: «Все они состоят из сумасбродов» — или нечто в том же духе, но все равно решил дать ему возможность догнуть свою линию до конца.

Поэтому я спросил:

— Что же это за черта?

— Способ действий, — ответил он и улыбнулся еще шире. — Каждая из этих одиннадцати организаций — ваша и остальные десять — имеет свою собственную, возможно, весьма противоречивую программу и цель. Цели эти не всегда одинаковы, а в некоторых случаях прямо противоположны, но средства их достижения у всех у вас одни и те же. Все упомянутые мною группировки — не что иное, как террористические организации!

— Террористические? Террористические?!

— Все эти организации тяготеют к прямолинейным действиям и обожают театральные эффекты, — сообщил он мне. — Бомбы! Кровопролитие! Поджоги! Разрушения! Террор!

Выкрикивая эти слова, он размахивал руками, глаза его сверкали, а козлиная бородка делалась все острее.

— Погодите-ка, — промямлил я, отодвигаясь вместе с табуреткой подальше. — Секундочку, секундочку…

— Насилие! — изрек Юстэли, смакуя это слово. — Прежде чем установить новый порядок, надобно разрушить старый! Вот что объединяет все эти одиннадцать организаций!

— Подождите, — сказал я, вскакивая и прячась за табуреткой. — Вы заблуждаетесь на мой счет, приятель. Я не собираюсь ничего разрушать, разве что этот проклятый печатный ста…

— Конечно, конечно! — вскричал он, смеясь, хлопая себя по коленкам и подмигивая мне во все глаза. — Береженого Бог бережет, я понимаю. А вдруг я — переодетый агент ФБР? Тогда получится, что вы навредите себе, признав мою правоту. И что будет? Нет, вы правильно делаете, отрицая все на свете.

— Вот что, — сказал я, — погодите-ка. Позвольте, я принесу… — Я торопливо подошел к столику у окна, порылся в груде листовок и наконец извлек мало-мальски чисто отпечатанную брошюру, озаглавленную: «Что такое Союз борьбы за гражданскую независимость». Бегом вернувшись к гостю, я сунул ему брошюру. — Прочтите. И тогда вы увидите, что мы вовсе не…

Он отмахнулся, продолжая подмигивать, глупо ухмыляться и отбивать пальцами дробь, будто по шайке в бане.

— Право, мистер Рэксфорд, в этом нет нужды! — вскричал Юстэли. — Давайте просто примем к сведению ваши возражения и продолжим переговоры. Вы отрицаете всякие террористические побуждения, всякое стремление к разрушению. Превосходно! Как я уже сказал, принимаю ваши возражения. А теперь, если вы позволите мне продолжить…

— Мистер Юстэли, я не думаю, что…

— Уверяю вас, мне нет никакой нужды читать. Позвольте я продолжу.

Я призадумался. Вытолкать его взашей? Не обращать на него внимания? Вступить в прения? Но ведь, в конце концов, не он же отрицает «террористические побуждения и стремление к разрушению». Если этот мистер Юстэли — псих (а его поведение все настойчивее подталкивало меня к такой резолюции), значит, разумнее всего будет просто отшутиться от него.

Кроме того, он отвлек меня от возни с печатным станком, и я должен сказать, что даже беседа с чокнутым, который носит бархатный воротник, предпочтительнее общения с этой чертовой машиной. Вынеся такое суждение, я сел, скрестил ноги, сплел пальцы, положил заляпанные чернилами руки на заляпанные чернилами колени (я вам точно говорю: этот печатный станок наверняка и сам вынашивал какие-то террористические замыслы) и сказал:

— Хорошо, мистер Юстэли, я вас выслушаю.

Он подмигнул мне как человек, посвященный в тайну, неведомую простым смертным, и лукаво произнес:

— Разумеется, выслушаете. Разумеется, выслушаете. — И продолжал, подняв палец. — Итак, я уже говорил вам, что упомянутые мною организации имеют одну общую черту. Но это было сказано скорее для красного словца, нежели в интересах истины. На самом-то деле общих черт у вас много, гораздо больше, чем вам могло поначалу показаться. Все эти организации сравнительно малочисленны и ничем не прославились. Все они нуждаются в деньгах. Почти все их штаб-квартиры расположены в пределах Большого Нью-Йорка.

Он умолк, но я знал, что эта пауза призвана лишь подчеркнуть значимость его слов. Я был готов высмеять мистера Юстэли, но не имел ни малейшего желания ахать и хмыкать, чтобы доставить ему удовольствие. Поэтому я просто сидел, качал заляпанной чернилами ногой и ждал продолжения.