– Без четверти пять.

– Нынче вторник?

– Ага, – ответил я. – Он самый.

– Я вернулся домой часа в четыре.

– И ширнулся?

– Видать, так, – он потряс головой, поморщился и прижал ладонь ко лбу.

– Ой, башка болит!

– Извини, что пришлось потревожить тебя, парень. Ничего, через минуту опять ширнешься.

– Иисусе... как же голова трещит.

– Джанки, послушай меня. Всего одну минуту.

Он прищурился и взглянул на меня исподлобья.

– Что стряслось, Клей?

– Ты сегодня видел Билли-Билли?

– Конечно. Часов в восемь, возле кинотеатра на углу Четвертой улицы и авеню Би.

– А потом?

– Нет. А что случилось с Билли-Билли?

– В каком состоянии ты его застал?

Он ухитрился выдавить кривую улыбку.

– В таком же, в каком ты меня. В отключке. Он валялся в проулке возле кинотеатра.

– И это было в восемь часов?

– Да. А что? В чем дело, Клей?

– Он впутался в убийство где-то после полуночи.

– Билли-Билли?

– Может, он заглядывал к тебе час или два назад?

– Да я только в четыре до дому добрался, Клей.

– Ладно. Весьма вероятно, что он придет сюда, и довольно скоро. Если это случится, задержи его и позвони мне. Немедленно. Хорошо?

– Ну конечно, Клей.

– Если он придет после девяти утра, позвони Клэнси Маршаллу, я буду у него в конторе.

– В девять я буду спать, Клей.

– Да, надо полагать. Извини, что поломал кайф.

– Черт, да ладно! Все равно надо было сперва пожрать, а уж потом отрубаться. – Он снова поморщился и потер лоб. Потом замер и спросил:

– Так Билли-Билли поджаренный?

– Совершенно верно.

– И насколько, Клей?

– Только что не подгорает.

– Его могут снять с довольствия. Клей? Он ведь мой друг, ты знаешь, я не продам его, как Иуда, и не буду держать тут взаперти, чтобы ты пришел и угробил парня. Поищи кого другого, Клей. Билли-Билли – мой кореш.

– Не волнуйся, Джанки, не ты один его друг. Мне велели уберечь его и вывезти из города.

– И далеко?

– Никто не собирается его убивать, – сказал я, начиная злиться, Джанки Стайн – не тот человек, который должен решать судьбу Билли-Билли.

– Ладно, – ответил он, – если увижу – задержу.

– Куда еще он мог податься? Он знает, что его ищут, и ему нужно где-то отсидеться. Куда он пойдет?

– Ума не приложу, Клей. Сюда, наверное. А может, попытается своим ходом убраться из города.

– Сомневаюсь. Во всяком случае, надеюсь, что нет. Если он попробует сбежать, наверняка попадется.

– Ну, тогда не знаю, Клей. Он бы пришел сюда. Понятия не имею, к кому еще ему идти.

– Как насчет покупателей?

– Да нет, черт возьми, – Джанки потеребил свой лоб дрожащими пальцами.

– Есть одно место, в которое он иногда захаживал, но только днем, насколько я знаю. Как-то раз он заглянул туда вечером и вернулся без гроша.

– Без гроша?

– Он ходил туда за деньгами. Одно время я думал, что он сдает кровь в какой-то больнице. Ну, что-то в этом роде. Но нет: суммы-то были разные. Да и нечасто он туда ходил, понятно? Только когда оставался совсем без наличных. Последний раз он был там месяца два назад, когда ты искал его из-за просроченного долга. Там-то он и достал деньги.

– И ты не знаешь, где это место? Тебе ничего о нем не известно?

– Мне очень жаль, Клей. Он сказал только, что ему не велели болтать.

Билли-Билли даже под кайфом никогда об этом не говорил.

– А больше он никуда не мог пойти?

– Насколько я знаю, нет, Клей.

– Ладно. Ты можешь какое-то время обойтись без иголки? На тот случай, если он объявится?

– Голова чертовски болит, Клей.

– Попробуй, ладно? Мне необходимо разыскать этого парня.

– Я ни за что не ручаюсь, Клей. Смотри, – он протянул руки. Они тряслись. – Видишь?

– Хорошо, тогда вот что: не возражаешь, если кто-нибудь недолго посидит у тебя?

– Черт, да не возражаю я!

– Прекрасно. Держись.

Я подошел к телефону и позвонил парню по имени Джек Эберхардт.

Вообще-то он работает громилой, но сейчас мог посидеть здесь и подождать Билли-Билли. Кроме того, он не колется.

Джек спал, но, когда я втолковал ему, что мне нужно, обещал тотчас приехать. Я положил трубку и вернулся к Джанки.

– Ты слышал, что я говорил?

– Конечно. Кажется, я не знаю этого парня.

– Здоровый такой, – сказал я. – Брюнет со сломанным носом.

– Ладно.

– Потерпи до его прихода, хорошо?

– Договорились, Клей.

– Еще раз прости, что разбудил.

– Ничего, Билли-Билли – мой друг.

– Еще увидимся, Джанки.

– Конечно.

Он прищурился, посмотрел на свои карты, лежавшие рубашками кверху, и снова принялся тереть лоб ладонью.

Я ушел.

Колесные колпаки были на месте, и это меня несколько удивило. Я залез в машину и посидел с минуту, размышляя. У Билли-Билли не было друзей, кроме Джанки Стайна и этого неведомого европейца. И еще, быть может, содержателя, о котором мне говорил Джанки. Надо попробовать выяснить что-нибудь об этом источнике средств.

Билли-Билли мог пойти к одному из своих покупателей, хотя я сомневался в этом. Толкач старался не ставить себя в такое положение, когда он чем-нибудь обязан покупателю. Прийти к Джанки – единственное, что имело смысл.

Если, конечно, его не загребли легавые.

Очень умная мысль, нечего сказать. Я запустил мотор и поехал прочь от центра. Было почти шесть часов, быстро светало. Улицы приобрели унылый серый цвет, как бывает всегда на границе ночи и утра. По широким тротуарам Третьей авеню шагали немногочисленные пешеходы. Вид у них был усталый и измученный, машин почти не было, разве что такси. Шесть утра душного нью-йоркского вторника, когда блаженны только спящие.

Я тащился по длинному отрезку Третьей авеню, то и дело останавливаясь у светофоров, пока не добрался до восемьдесят шестой улицы. Тут свернул налево, проехал через центральный парк на проспект Колумба и очутился в своем гараже.

Пуэрториканский мальчишка устал, но по-прежнему улыбался.

– Жаркий будет день, – заметил он.

– В такую жару не уснешь, – сказал я. Вряд ли этот ребенок имеет кондиционер в своей каморке.

Его улыбка стала еще шире.

– Я пойду на Сорок вторую улицу в кино. Тридцать центов. Там вентиляторы.

– А ты парень с головой.

– Только и делаю, что думаю, – ответил он. – Может, вам пригодится башковитый парень, а?

Я покачал головой.

– Извини, дитя. Я не отдел кадров.

– Я классно вожу машину, – сообщил он.

Я вылез из «мерседеса».

– Не дай бог, твой хозяин это услышит.

– Но вы уж имейте меня в виду, ладно?

– Конечно.

Я вышел из гаража и зашагал к дому. Я прекрасно понимал, что у этого парня на уме. Такие же костюмы, как у меня, шикарная машина, как у меня, квартира, как у меня. Он думал, что получит все это, если вступит в организацию. Парню невдомек, что сейчас он в более выгодном положении.

Конечно, я мог найти ему работу. Возил бы в Канаду сигареты, а оттуда виски, если уж ему так охота крутить баранку. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и знай себе катайся из Монреаля в Вашингтон, где сигареты дешевле и нет налогов, вводимых штатом. Или вози наркотики из Балтимора в Саванны на север. Для громилы парень слишком тщедушен, для важного поста – слишком молод, и в нем слишком много пуэрториканской крови, чтобы он мог пойти в гору. Восемьдесят долларов в неделю плюс издержки, и более чем вероятная перспектива загреметь в тюрягу через год с небольшим. Я могу найти ему работу, если уж неймется, но в знойные дни он все равно будет ходить спать в кинотеатры на Сорок второй улице.

Войдя в дом и шагая к лифту, я решил, что на этот раз помогу парню.

Если он снова заговорит о работе, я устрою ему встречу с кем надо. Набирать людей – не мое дело, но и отшивать добровольцев – тоже.