— Это очень тёплая комната даже без «Флитвудов», — сказал я.

— Положим, Глория Хилтон вдруг говорит Вам: «Не бойся стать счастливым, мой бедняжка, мой милый! Дорогой, мы созданы друг для друга. Не бойся стать счастливым со мной! Я таю, когда вижу, как ты устанавливаешь „Флитвуд“ в окне! Не могу вынести, что ты так несчастлив и принадлежишь какой-то другой женщине. Ведь я знаю, каким счастливым я могла бы тебя сделать, если бы ты только был моим!»

После этого мы с Муррой вышли из дома искать чертополох. Он собирался показать мне, как схватить чертополох и при этом не уколоться.

Кажется, мы его не нашли. Мы вырвали кучу травы, и разбросали её вокруг дома, смеясь, как заведённые. Вряд ли среди этой травы был чертополох.

Потом мы потеряли друг друга в бесконечном просторе. Я кричал ему, но его отклики становились все слабее, и наконец, я отправился домой.

Приход в родную гавань я не помню, зато помнит моя жена. Она утверждает, что я обратился к ней грубо и неуважительно. Я сообщил ей, что заключил контракт на пятьсот «Флитвудов» для отеля «Коннерс». Я тек же посоветовал ей заглянуть в статистику ранних браков. Потом я поднялся наверх и снял дверь с нашего ограждения ванны. Я сказал, что мы с Муррой торгуем этими дверьми.

Сняв дверь, я заснул в ванне.

Моя женя разбудила меня, но я отослал ее прочь. Я заявил ей, что Глория Хилтон купила отель «Коннерс» и что я собираюсь на ней жениться.

Потом я попытался ей сказать что-то очень важное насчет чертополоха, но не сумел выговорить это слово и снова заснул.

Моя жена густо посыпала меня порошком для детского купания и ушла спать в комнату для гостей.

Примерно в три часа следующего дня я подъехал к дому Мурры, чтобы закончить установку окон и заодно выяснить, не пришли ли мы вчера к какому-нибудь решению насчет двери ограждения ванны и если пришли, — то к какому. На крыше моего грузовика лежали уже две двери: моя дверь с фламинго и его дверь с Глорией Хилтон.

Я позвонил разок в дверь и вдруг услышал, что кто-то наверху стучит в стекло. Глянув вверх, я увидел Мурру в окне ванной комнаты Глории Хилтон. Моя лестница по-прежнему была прислонена к стене, и взобравшись наверх, я спросил Мурру, что случилось.

Он открыл окно и пригласил меня войти. Он весь дрожал и был очень бледен.

— Ваш парень приехал? — спросил я.

— Да, — ответил он. — Он внизу. Час назад я встретил его на станции.

— Теперь отношения уже налажены?

Мурра покачал головой.

— Он все еще ожесточён. Ему всего пятнадцать, но он говорит со мной, как будто он мой прапрадедушка. Я поднялся сюда только на минуту, и теперь у меня не хватает духу спуститься вниз.

Он взял меня за руку.

— Слушайте, — сказал он, — может, Вы спуститесь и наведёте мосты, а?

— Если мне еще есть, чем наводить мосты, я бы приберёг материал для дома, — сказал я. Тут я кратко обрисовал ему далеко не идеальную обстановку, сложившуюся в моём доме.

— Делайте, что хотите, но не совершайте моей ошибки. Храните свой семейный очаг несмотря ни на что. Я знаю, что временами это бывает чертовски тяжело, но, поверьте мне, есть положения в десять тысяч раз тяжелее.

— За одно я благодарю бога, — сказал я.

— За что?

— Глория Хилтон не врывалась в мою жизнь и не признавалась мне в любви.

Я спустился на первый этаж к сыну Мурры. Юный Джон был одет в костюм, как настоящий мужчина. Под пиджаком на нём даже был жилет. Джон носил большие очки в черной оправе и имел вид профессора колледжа.

— Джон, — сказал я, — я старый друг твоего отца.

— Вот как? — произнес он и смерил меня взглядом. Он и не подумал протянуть мне руку.

— Ты выглядишь, как настоящий мужчина, — сказал я.

— Я должен был возмужать. Когда отец оставил нас с матерью, я ведь стал главой семьи, верно?

— Знаешь, Джон, твой отец тоже не был особенно счастлив.

— Я очень разочарован. Я считал, что Глория Хилтон моментально делает мужчин бесконечно счастливыми.

— Джон, — сказал я, — Когда ты вырастешь, ты поймешь много такого, чего не понимаешь сейчас.

— Вы, должно быть, говорите о ядерной физике, — сказал он. — Я просто сгораю от нетерпения.

Повернувшись ко мне спиной, он глянул в окно и спросил: "А где отец? " — Вот он, — сказал Мурра, спускаясь вниз. — Вот он, несчастный дуралей.

Он медленно спустился по скрипучей лестнице.

— Я, пожалуй, вернусь в школу, отец, — сказал юноша.

— Так быстро? — спросил Мурра.

— Мне сказали, что дело срочное, вот я и приехал. Но никакой срочности, как видно, нет, и если ты не возражаешь, я бы хотел вернуться.

— Не возражаю? — переспросил Мурра. Он протянул к сыну обе руки. — Джон… ты разобьешь мне сердце, если сейчас покинешь меня… и не…

— И не что, отец?

Он был холоден, как лёд.

— И не простишь, — сказал Мурра.

— Никогда, — сказал сын. — Этого я никогда не сделаю.

Он кивнул.

— Как только ты будешь готов, отец, отвези меня. Я жду в машине.

И он вышел из дома.

Мурра опустился на стул и уронил голову на руки.

— Что мне делать? Наверно, я заслужил это наказание. Значит, сжать зубы и терпеть.

— Есть еще один выход, — сказал я.

— Какой?

— Дать ему под зад.

Так он и сделал.

С мрачным видом он вышел из дома и подошел к машине. Потом он сказал Джону, что переднее сиденье неисправно, и для того, чтобы его исправить, Джону придётся выйти из машины. Джон вышел.

И тут Мурра врезал мальчишке ногой по мягкому месту. Не думаю, что парню было больно, но взлетел он довольно высоко.

Приземлившись, он проделал танцевальный пируэт в направлении кустов, где мы с его отцом накануне искали чертополох. Окончательно остановившись, он уже был просто удивлённым мальчиком.

— Джон, — требовательно сказал ему Мурра, — жаль, что мне пришлось это сделать, но мне не оставалось ничего другого.

Его сын стоял как громом поражённый.

— В своей жизни я сделал много серьёзных ошибок, — продолжал Мурра, — но не думаю, что это одна из них. Я люблю тебя. И я люблю твою мать. И, пожалуй, я буду пинать тебя до тех пор, пока ты душой не поймёшь, что мне нужно дать еще один шанс.

Мальчик все ещё не знал, что сказать, но было видно, что перспектива повторной экзекуции его не обрадовала.

— А сейчас мы вернёмся в дом и поговорим, как цивилизованные люди, — сказал Мурра.

Когда они вернулись в дом, Мурра заставил парня позвонить своей матери в Лос-Анджелес.

— Скажи ей, что мы с тобой чудно поладили, что я ужасно несчастлив, что с Глорией Хилтон покончено, и я прошу её позволения вернуться на любых условиях.

Парень так ей и сказал, и она расплакалась. А потом первая жена Мурры сказала ему, что он может вернуться домой, когда пожелает. Тем дело и кончилось.

А с дверью ограждения ванны мы решили так: я взял дверь Мурры, а он мою. По правде говоря, я обменял двадцатидолларовую дверь на сорокавосьмидолларовую, не говоря уже о том, что стал обладателем изображения Глории Хилтон.

Когда я приехал домой, моей жены дома не было. Я повесил новую дверь на место старой. Мой сын тихо подошел и стал смотреть. Лицо у него было заплаканное.

— Где мама? — спросил я.

— Ушла, — сказал он.

— Когда вернётся?

— Она сказала, что, может быть, вообще не вернётся.

У меня подкосились ноги, но сыну я вида не подал.

— Это одна из её шуток. Она всегда так говорит.

— Я от неё такого раньше не слышал, — сказал он.

Но по-настоящему я испугался, когда она не пришла к ужину. Я старался держать себя в руках. Приготовив ужин для двоих, я сказал: «Наверное, ее что-то задержало».

— Отец… — сказал мой сын.

— Что?

— Что ты сделал маме вчера вечером? — спросил он очень требовательным агрессивным тоном.