«Городские мы люди, — подумал Глеб, издали разглядывая лошадей. — Ездить верхом на лошади нам неловко, потому что она, видите ли, живая. При этом колбасу из конины мы едим так, что за ушами трещит. И вообще… Что может быть вкуснее хорошей свиной отбивной? А предложи горожанину заколоть и разделать свинью — он же в обморок грохнется!»

Неподалеку от дверей стоял обшарпанный складской погрузчик. Крышка аккумуляторного отсека была поднята, а из-под нее торчал туго обтянутый замызганными камуфляжными штанами тощий зад какого-то гуманоида. Из пыльных, покрытых грязной смазкой жестяных недр доносилось неровное металлическое позвякивание, лопатки и локти гуманоида мерно шевелились, направленный в зенит зад совершал сложные эволюции в воздухе, и все это сопровождалось невнятным нецензурным бормотанием. Вдали, рядом со сваленной в кучу амуницией, стояли еще трое. Кто-то курил, и дым висел над головами стоящих слоистым синеватым облаком, хорошо заметным в свете свисавшей с поперечной балки сильной лампы в пыльном жестяном колпаке.

Глеб подошел к погрузчику и постучал костяшками пальцев по бугристой поверхности сто раз перекрашенного капота. Из-под капота вынырнула небритая, крайне недовольная физиономия со следами графитовой смазки на лбу и правой щеке. Жесткие черные с проседью волосы как попало торчали во все стороны, в крепких желтоватых зубах была зажата потухшая папироса.

— Чего? — не выпуская из зубов папиросы, неприветливо осведомился гуманоид.

— Начальника экспедиции, — в том же тоне и тоже не утруждая себя приветствием, буркнул Глеб. В глазах небритого зажглась и сразу же потухла искорка интереса.

— Это Горобец. Там, — лаконично ответствовал небритый, сопроводив свои слова небрежным взмахом руки, направленным в сторону группы людей, стоявших в дальнем конце ангара.

Глеб кивнул как ни в чем не бывало. Разнорабочему, впервые явившемуся к месту работы, вовсе не полагалось знать такие детали, как фамилия начальника предыдущей, исчезнувшей без следа где-то в тайге экспедиции. «Однофамилец, — неуверенно думал Глеб, шагая мимо лошадиных стойл. — А может, родственник. Сын, например. Или брат. А что? Место-то хлебное, вот один из этих Горобцов и пристроил другого в своей конторе. Если так, то желание одного из братьев отправиться на поиски другого выглядит вполне естественно, не говоря уже о желании сына найти отца…»

Он миновал импровизированную конюшню и немного замедлил шаг. Теперь Глебу было видно, чем занимаются те трое, один из которых отныне являлся его непосредственным начальником. Двое стояли возле невысокого штабеля ящиков — один копался в верхнем, подняв крышку, а другой лениво покуривал, наблюдая за его действиями. Третий — щуплый, длинноволосый, в длинном растянутом свитере и повернутой козырьком назад бейсболке — сидел на корточках, повернувшись к этим двоим спиной, и что-то делал с громоздким прибором, который здорово смахивал на аппарат спутниковой связи.

Заметив постороннего, человек, который рылся в ящике, торопливо опустил крышку. Он мог бы этого не делать: все равно этот ящик —длинный, дощатый, узкий, оливково-зеленый, с откидными железными ручками на торцах и надежными стальными защелками — невозможно было спутать с чем бы то ни было. Тот, что до сих пор курил, вынул изо рта окурок и лениво, вразвалочку, шагнул вперед, то ли пытаясь прикрыть ящик своим могучим торсом, то ли намереваясь выставить непрошеного визитера вон.

Глеб сдержанно поздоровался и поинтересовался, где ему найти начальника экспедиции Горобца. Русобородый здоровяк, к которому он обращался, снова сунул окурок в зубы, как-то странно улыбнулся и молча указал на щуплого. Щуплый обернулся, и Глеб удержался от нервного смешка только благодаря многолетней привычке постоянно контролировать выражение лица. Начальник экспедиции Горобец оказался женщиной — уже немолодой, лет сорока или чуть меньше, — но вполне привлекательной и пребывающей в отличной спортивной форме.

— Я Горобец, — сказала она, легко вставая с корточек и становясь напротив Глеба. — Слушаю вас.

Глебу немедленно вспомнился один из фильмов об Индиане Джонсе — кажется, «Индиана Джонс и последний крестовый поход», — где обыгрывалась точно такая же ситуация. Правда, начальник экспедиции Горобец нисколько не напоминала сексапильную белокурую нацистку из фильма Спилберга, которую, помнится, звали доктором Шнайдер. Сиверов разглядывал ее, испытывая удовольствие пополам с раздражением. Первое впечатление оказалось верным — она действительно была привлекательна, хотя назвать ее красавицей у Глеба не повернулся бы язык. Невысокая, худощавая, с маленькой грудью, широкими, как у пловчихи, плечами и узким тазом, она смотрела на Слепого снизу вверх. Ее темные волосы были коротко подстрижены — коротко для женщины, разумеется, — а скуластое лицо с чуточку чересчур широким волевым ртом покрывал ранний загар, не имевший ничего общего с тем, который можно заработать в солярии. Косметикой она не пользовалась — по крайней мере, сейчас она не была накрашена, что нисколько ее не портило. Рукава растянутого свитера были закатаны до локтей, открывая тонкие, очень неплохой формы руки с узкими длинными кистями. На безымянном пальце правой Глеб заметил блеск обручального кольца и снова подавил вздох: его худшие предположения оправдывались. Начальница поисковой партии, судя по всему, была женой руководителя пропавшей экспедиции.

Именно это и раздражало Глеба больше всего. Он ничего не имел против женщин вообще, но всегда старался держаться подальше от женщин-руководителей. Принимать решения, руководствуясь эмоциями, можно и должно в кругу семьи, но не там, где от тебя зависят благополучие и судьбы других людей. Женский стиль руководства Глеб склонен был считать, мягко говоря, нелогичным, а уж если говорить начистоту, это самое руководство здорово напоминало ему одну сплошную истерику. Он никак не мог взять в толк, как у Корнеева хватило ума поставить во главе столь рискованного и сложного предприятия женщину, и не просто женщину, а жену, сходящую с ума от беспокойства за пропавшего без вести мужа. Если бы кто-то потрудился сообщить ему об этом заранее, Глеб, пожалуй, не согласился бы ввязываться в эту авантюру даже из уважения к генералу Потапчуку. Возможно, именно поэтому Корнеев и не предупредил его о том, кто поведет экспедицию, — не хотел заранее пугать. Словом, только сейчас Сиверов начал понимать, что поставленная перед ним задача — по мере возможности обеспечить благополучное возвращение поисковой партии в Москву — будет намного сложнее, чем ему казалось даже пять минут назад. У него возникло очень неприятное ощущение, что с учетом всех обстоятельств эта задача окажется попросту невыполнимой.