Жена со смехом дала ему по рукам и высвободилась, поправляя растрепавшиеся волосы. Сиваков крякнул с притворным огорчением, снял фуражку и закрыл за собой дверь.

Сидя за столом в кухне и уплетая пироги с обжигающим чаем под добродушную тещину воркотню, Сиваков снова думал о работе — вернее, о том, что не давало ему покоя в последние три месяца. Как бы он ни старался хотя бы на время забыть о маньяке-людоеде, его грязная тень постоянно маячила где-то на заднем плане, сделавшись привычным фоном для всех мыслей и повседневных дел лейтенанта Сивакова. Больше всего на свете Сиваков хотел изловить этого мерзавца — не ради премий, очередного звания или благодарности от начальства, а просто потому, что это была его работа. Сиваков был молод и хотел прямо смотреть людям в глаза — тем самым людям, с которыми ему ежедневно приходилось встречаться по долгу службы.

Когда неделю назад ему пришлось урезонивать разбушевавшегося алкаша в доме напротив, тот без обиняков заявил: «Ты, начальник, сначала маньяка посади, а потом уж приходи меня сутками пугать. Может, я хочу, чтоб ты меня на десять суток упрятал. Может, мне на улицу выйти боязно, оттого и пью…» Это, конечно, был обыкновенный пьяный бред, но, с другой стороны, что он, Сиваков, мог на это возразить?

Страшнее всего, по мнению Сивакова, было то, что внешне маньяк, скорее всего, ничем не отличался от окружающих. Если бы он расхаживал по микрорайону, непринужденно помахивая обглоданной берцовой костью, изловить его было бы гораздо легче. Но людоедом мог оказаться кто угодно, и в последнее время Сиваков ловил себя на том, что избегает поворачиваться к окружающим спиной, словно кто-то в самом деле мог в любой момент прыгнуть ему на загривок и впиться клыками в шею.

Поужинав, Сиваков вышел в лоджию и закурил сигарету, наблюдая за тем, как между домами микрорайона сгущаются вечерние тени. С прудов тянуло мягкой прохладой, воздух был по-деревенски чист. Пахло сосновой хвоей, молодой листвой, сеном и — совсем чуть-чуть — разогретым за долгий и жаркий майский день асфальтом. Где-то звонко бухал о бетонную стенку резиновый мячик, звенели детские голоса. Потом, словно по команде, в этот пискливый хор пароходными сиренами начали один за другим вклиниваться зычные голоса мамаш, которые зазывали своих детишек по домам. Сиваков посмотрел на часы и вздохнул: было двадцать ноль-ноль. В голосах, которые окликали заигравшихся на улице детей, не было ничего, кроме родительской тревоги, но участковому инспектору упорно чудился горький упрек, обращенный непосредственно к нему, лейтенанту милиции Павлу Сивакову. Чувство вины стало совершенно нестерпимым после того, как две недели назад в кустах за ручьем был обнаружен разделанный, словно мясная туша, труп двенадцатилетней девочки. Убийца даже не потрудился как следует спрятать тело. Он просто срезал с него самые мясистые куски, а остальное бросил в кусты, как ненужный мусор.

Сиваков глубоко затянулся сигаретой, обжег губы и выбросил окурок в сгущающиеся сумерки. Тлеющий красный огонек прочертил в синеющем воздухе стремительную дугу, ударился об асфальт пятью этажами ниже, подпрыгнул и покатился, рассыпаясь на десятки гаснущих искр. По дороге прямо под лоджией, в которой стоял лейтенант, медленно прокатилась патрульная машина, слепо шаря по стенам бледными пятнами включенных фар. Сиваков проводил взглядом тлеющие рубиновые точки габаритных огней и вздохнул: нужно было собираться, а это означало очередной спор с женой… а сегодня, черт подери, еще и с тещей.

Как ни странно, на сей раз теща решительно приняла его сторону, снова доказав Сивакову, что была и осталась мировой женщиной, и даже не просто женщиной, а человеком. Собственно, если разобраться, этого можно было ожидать. Теща всю жизнь проработала директором сельской школы, и котелок у нее варил как следует. Во всяком случае, узнав, что зять на ночь глядя собрался уходить из дому, она не стала кудахтать и хватать его за одежду, а спокойно и твердо сказала своей дочери:

— Помолчи. Он мужик, и это его работа. А с тобой тут ничего не сделается. Тем более что я здесь. Ступай, Паша. Я тебя подожду. Вернешься пропустим по пять капель для расширения сосудов.

Ободренный подобным образом, Сиваков рассовал по карманам служебное удостоверение, старенький плоский фонарик в облупившемся черном корпусе, сигареты, спички и табельный пистолет — вычищенный, смазанный и заряженный, с восемью патронами в обойме и одним в стволе. Кладя оружие в карман, лейтенант твердо знал, что, если придется, рука у него не дрогнет. Конечно, потом придется написать тонну рапортов и объяснительных записок, но эта перспектива его не пугала. «Только попадись мне, — одними губами шептал Сиваков, спускаясь по лестнице. — Только попадись!..»

Воздух на улице был теплым, как парное молоко. Внизу запах горячего асфальта ощущался сильнее, чем на балконе пятого этажа, но и он был приятным, напоминая Сивакову о том, что за спиной у него раскинулся огромный мегаполис, гражданином которого он мечтал стать всю свою сознательную жизнь. «К черту Америку! Зачем она русскому человеку, если на свете есть Москва? Там, в Америке, все искусственное — еда, питье, обычаи, человеческие отношения и даже сами люди. Это там впервые снимали фильмы, насмотревшись которых можно вообразить, что насилие — единственный способ решения всех проблем. Тупой и самодовольный культ силы — вот что такое Америка… А забросить сюда десяток-другой ихних хваленых гангстеров через неделю ковырялись бы в помойке, дрались с собаками за объедки и просили милостыню возле каждого гастронома, а наши доходяги-бомжи, проходя мимо, от нечего делать пинали бы их, как пустые пакетики из-под чипсов..»

Лейтенант остановился под фонарем, закуривая сигарету. Взгляд его при этом привычно блуждал по сторонам, пока не остановился на белом бумажном четырехугольнике какого-то объявления, кривовато налепленного на фонарный столб. Несколько бумажных язычков с номером телефона уже были оборваны, хотя с виду объявление казалось совсем свежим. Пряча в карман спички, Сиваков подошел к столбу. Он уже начал понемногу присматривать приданое для своего будущего наследника или наследницы, что при его доходах было делом нелегким, поэтому чтение объявлений в последнее время стало для него такой же привычной и обязательной операцией, как чистка зубов.

Распечатанное на современном принтере объявление гласило следующее: «Избавлю от страданий, открою путь к духовному и физическому совершенству. Тайны черной и белой магии, диагностика кармы, составление астрологических прогнозов, коррекция осанки, гимнастика йогов и др.».

— Гм, — с сомнением произнес Сиваков, которому больше всего понравилось многообещающее «др.», заключавшее текст.

Он присмотрелся к номеру телефона и с удивлением обнаружил, что автор объявления рискнул помимо всего прочего оставить на столбе свой домашний адрес. Для шарлатана, зарабатывающего себе на жизнь обманом легковерных простаков и просто несчастных людей, не знающих, к кому обратиться со своими бедами, это было довольно нетипично. Сиваков потянул за бумажный язычок и спрятал отделившуюся бумажку с телефоном и адресом в нагрудный карман. Сделал он это вовсе не из любопытства и не потому, что хотел найти путь к духовному совершенству через коррекцию осанки с уклоном в астрологию и черно-белую магию. Причина, по которой лейтенант обратил внимание на объявление, была проще: автор этой многообещающей листовки проживал на участке Сивакова.

Застегивая клапан кармана, Сиваков слегка хмурился: не было печали! Ему была отлично известна версия, которой придерживались ребята с Петровки: согласно ей происходившие в районе серийные убийства носили ритуальный характер. В ходе разработки этой версии МУРовские опера перетрясли всех сектантов, астрологов и колдунов, которые не только жили в микрорайоне, но и имели несчастье хотя бы раз здесь появиться. Тогда же удалось разогнать компанию сопляков, которые именовали себя сатанистами и на этом основании цистернами хлестали пиво, дымили как паровозы и время от времени при свечах мучили кошек. В течение нескольких недель с этими «сатанистами» активно работали, но это не дало результатов: они были именно теми, кем были, то есть кучкой одуревших от сытости и безделья, насмерть перепуганных таким повышенным вниманием со стороны милиции сопляков. Весь этот шум, однако, имел и положительный эффект: в период с конца марта по начало мая в районе прекратили свою деятельность двое астрологов, одна гадалка и дипломированный колдун по фамилии Кандыба, оказавшийся при ближайшем рассмотрении злостным алиментщиком. За этого колдуна Сивакову, помнится, основательно нагорело: проглядел, недоработал, пустил на самотек…