Прошли годы, а Банда мало кого видел из старых друзей. Окончательное согласие он дал, когда Котляров сообщил ему еще одну новость: Адвокат рассчитывал послать в Ялту для "присмотра" за банкиром Мамаевым еще одного старого знакомого Бондаровича по Афганистану – Артема Прищепова. Адвокат сделал такой выбор, полагая, что Прищепов, знавший Рахмета Мамаева, лучше разберется во всех его ухищрениях. Исходя из того же принципа сделал выбор и полковник Котляров – Александр Бондарович хорошо знал и Мамаева, и Прищепова.

Артем Прищепов основал в Москве на пару с одним из бывших офицеров-афганцев что-то вроде частного охранного бюро. Артем обеспечивал техническую сторону предприятия – по специальности он был электронщиком и связистом, а его напарник, служивший до этого в военном спецназе, – силовую. Дела этого бюро оставляли желать лучшего, хотя парням и удавалось арендовать офис, а точнее, пару комнат в цокольном этаже пятиэтажки.

На грань развала бюро Прищепова поставил арест его напарника за незаконное применение оружия, на ношение которого тот не имел разрешения. В результате напарник получил пять лет тюрьмы.

Котляров сумел использовать и эту чужую беду.

Александр Бондарович как бы случайно оказался в кафе, куда пришел пообедать Прищепов. Воспоминания о войне, к которым Артем не мог остаться равнодушным, сделали свое дело. Мужчины просидели за столиком до самого закрытия. Легенду Бондаровичу подготовил полковник Котляров. Из нее следовало, что после того, как они с Прищеповым отвоевали рядом, в дальнейшем пути их ни разу не пересеклись. Бондарович как бы вскользь заметил, что заработал довольно много денег на перегоне подержанных машин из Германии, но не лежит у него душа к этому делу. Тянет тряхнуть стариной...

Артем Прищепов тут же принялся расписывать Банде прелести работы в своем охранном агентстве, а после второй бутылки они уже обсуждали совместные планы. Ночевать Бондаровичу пришлось в офисе своего некогда потерянного, а теперь вновь обретенного приятеля. В кармане у майора ФСБ лежали самые безобидные документы на имя Александра Бондаровича – гражданский и заграничный паспорта. Из последнего следовало, что Банда раз двадцать пересекал границы между Белоруссией и Польшей, между Польшей и Германией.

Артем, которого Банда раньше мог даже назвать другом, клюнул на историю, рассказанную Бондаровичем. Тот решил привлечь его к сотрудничеству, понимая, что силовую сторону своего предприятия он один не потянет. К тому же Банду Артем видел в деле в Афганистане. Афганское прошлое было для Артема по-прежнему свято.

Теперь Банде оставалось только ждать, когда Адвокат явится в офис к Прищепову и поручит ему "охрану" банкира Мамаева. Адвокат уже наведывался раньше, прощупывал почву. Доверять Артему он мог, как-никак пару дел тот для него провернул удачно.

И вот этот день настал.

– Послушайте, друзья мои, – сказал Адвокат с наигранным спокойствием и издевательскими интеллигентскими интонациями, – кто-нибудь из вас знает человека по фамилии Мамаев, Рахмет Мамаев?

Если бы Банда не привык держать себя в руках, то он непременно вздрогнул бы, услышав это имя. Но он сдержался, напустив на себя показное безразличие, и чуть заметно пожал плечами – мол, откуда мне знать какого-то не то татарина, не то дагестанца.

Артем удивленно посмотрел на Банду и собрался уже отрицательно покачать головой, но Бондарович чуть прищурил правый глаз, недоступный взгляду Адвоката, разрешая тем самым Артему действовать по своему усмотрению и дать волю эмоциям. Артем хоть и получил свободу действий, но облегчения не испытал – наоборот, он напрягся и настороженно поинтересовался:

– Полковника Мамаева?

Все-таки Артем в сложных ситуациях больше любил подчиняться, чем принимать решения самостоятельно.

– Верно, – кивнул Адвокат, – когда-то этот человек был полковником.

– Что это вы вдруг вспомнили о нем? – все еще настороженно спросил Артем. – Может быть, поговорим о ком-нибудь другом?

– Может быть, не будем притворяться? – в тон ему сказал Адвокат. – Мы тут и так достаточно много времени потратили на шутки-прибаутки. Если я спрашиваю, значит, нужно отвечать.

– Пожалуйста, – пожал плечами Артем, – я знал его в Афгане.

– Про Афган и я знаю, – нетерпеливо кивнул Адвокат. – А потом?.. Потом ты его видел?

– Нет, – удивленно покачал головой Артем, – больше никогда.

– Никогда? – недоверчиво переспросил Адвокат, покачав головой, словно они играли в какую-то странную игру. – Правда?

– Правда, – кивнул Артем. Никогда еще ему не приходилось отвечать на такие странные вопросы. – С тех пор не видел... Даже не знаю, что потом с ним стало.

Он задумался, мысленно вернувшись к еще не очень далекому прошлому. Артем догадывался, что Александр Бондарович вспоминает о том же самом времени.

Прошло уже почти десять лет, но Александру Бондаровичу вдруг показалось, будто все это происходило вчера, а может быть, происходит еще и сейчас. Рахмета Мамаева никак нельзя было даже во времена фронтового братства назвать хорошим парнем. Хотя, впрочем, стоило ему тогда только захотеть, как он сразу же из отъявленного мерзавца превращался в прекрасного человека, доброго товарища, душу любой компании. Но это происходило лишь в тех случаях, когда ему было выгодно и приносило какой-то ощутимый доход. Людей в такие моменты так и тянуло раскрыть перед ним душу.

Мамаев умел дать им почувствовать, что выслушает их с большим вниманием и неподдельным интересом. А что еще нужно человеку, когда он оказался в трудных обстоятельствах?

И все-таки потом обычно оказывалось, что такая откровенность никогда не проходила даром. За потерю контроля над собой всегда приходилось платить, и немалую цену. Рахмет никогда ничего не забывал и всегда умел легко, тонко, но одновременно очень конкретно и жестко намекнуть, что ему известно про человека нечто такое, о чем лучше никому больше не знать, и за это тот, кто оказывался у него на крючке, должен был расплачиваться информацией и услугами, причем услугами самыми разнообразными и очень значительными.

Благодаря таким уникальным способностям Рахмет, который был всего-навсего начальником тыла полка ВДВ, в котором служили тогда Александр Бондарович и Артем Прищепов, имел разветвленные связи и пользовался огромным влиянием во всем ограниченном контингенте советских войск. Связи и влияние он прекрасно умел использовать в своих корыстных интересах.

Банда даже ни на минуту не сомневался в том, что Мамаев выехал из Афганистана, имея достаточно средств для того, чтобы навсегда расстаться с армией и открыть собственное дело, причем дело немаленькое. По слухам, Рахмет набивал бронетранспортеры, которые отправляли на ремонт в Союз, всяким барахлом, купленным в Афгане по дешевке, а то и вовсе награбленным. Бронетранспортеры опечатывались, и никто не имел права досматривать их на границе...

Однако не это связывало Рахмета с Бандой и не это определило их отношения в настоящем.

Однажды случилось так, что неуемная тяга к самодеятельности, которая и без того постоянно портила жизнь Александру Бондаровичу, помешав ему сделать военную карьеру и вообще добиться какого-нибудь определенного положения в жизни, привела к тому, что Банда оказался под арестом. Причем инкриминировали ему, ни много ни мало, неподчинение приказу начальства в боевых условиях, то есть дело по тем застойным временам расстрельное.

Никого не волновало то, что благодаря этому неподчинению Банде, который тогда был еще только лейтенантом, – лишняя звездочка на погонах не светила ему даже в самых смелых снах, – Банде, командовавшему спецвзводом, удалось сберечь своих людей и ко всему прочему выполнить боевую задачу, то есть фактически он никого не подставил и ничего не нарушил. Однако неподчинение все равно являлось нарушением приказа, то есть воинским преступлением. Благословенные времена, когда он стал отвечать перед начальством лишь за результат, а за потери – перед собственной совестью, наступили позже. А тогда еще не канули в прошлое бесполезные инструкции и бездарные командиры с их приказами. Можно согласиться с тем, что Бондаровичу повезло – неизвестно, чем кончились бы его вечные разногласия с начальством, не получи Банда тот злополучный приказ и не откажись он его выполнить... Случилось это неподалеку от Кандагара, и светил ему военный трибунал.