- Какое имеют значение два сантиметра? - рассмеялся Бачана.
- Что вы, уважаемый Бачана! Пуля - всего два сантиметра, а бьет наповал буйвола! И та пуля, что свалила в прошлом году одного человека, не буду называть фамилии, тоже была не больше двух сантиметров... Об этом не нужно говорить вашему другу, это я просто так, к слову... Потом насчитали восемь комнат на верхнем этаже! Тьфу, плевал я на такого грузина, который залу считает за комнату! Хорошо еще, не приплюсовали к ним лоджию и бильярдную! И на том спасибо!.. Уважаемый Бачана, я чист как кристалл! Пусть ваш друг секретарь оставит меня в покое... Ваше слово для него закон!.. Очернить меня - значит оскорбить и вас...
- Почему же меня? - открыл глаза Бачана.
- А как же! Если вдруг скажут про вас, про моего близкого родственника, что-либо нехорошее, разве я не почувствую себя оскорбленным?! - вскрикнул Дарахвелидзе.
Бачана стал перебирать в памяти всех своих близких и, не обнаружив среди них никого, похожего на Дарахвелидзе, успокоился.
- Сукин сын! - вспылил вдруг блондин. - Из-за червонца людей арестовывает, а мое место хочет продать за миллион!
- За сколько? - переспросил Бачана.
- За полмиллиона! - сбавил Дарахвелидзе.
- А вы действительно так здорово зарабатываете?
- Какое там! Что вы!.. Какие наши капиталы...
Бачана нащупал конверты под своей подушкой. Дарахвелидзе отвел глаза.
- Вот выздоровею, тогда и поговорим! - сказал Бачана.
- Как же, ждите! - вырвалось у Дарахвелидзе, но он тут же поправился: - То есть вы встанете не так скоро, а мой вопрос послезавтра выносят на бюро... И может статься, там же и возьмут меня... Два слова, написанных вашей рукой... Два слова!..
Бачана достал из-под подушки оба конверта и положил их себе на грудь.
- Сколько здесь?
Дарахвелидзе просиял.
- Полтора лимона! На сберкнижках! Без доли!
Бачана задумался. Дарахвелидзе нетерпеливо ерзал на стуле.
- Уважаемый Нугзар, - заговорил после продолжительного молчания Бачана, - здесь, под моей кроватью, стоит судно. Окажите любезность, подайте его... Невтерпеж, уж извините... - Дарахвелидзе заколебался. - Да вы не бойтесь, оно чистое...
Дарахвелидзе покорно нагнулся, взял судно и протянул его Бачане. Тот ослабевшей правой рукой взял посудину за горло.
- Отодвиньтесь, пожалуйста, немного! - попросил он Дарахвелидзе. Тот вместе со стулом отодвинулся на шаг. Бачана на глаз прикинул расстояние между собой и гостем, потом напряг все свои силы и с размаху опустил судно на голову Дарахвелидзе.
Судно со звоном рассыпалось на куски. Дарахвелидзе медленно сполз со стула и навзничь опрокинулся на пол...
- Судно было пустое? - спросил Булика.
- Пустое! - ответил Бачана.
- Жаль! - сказал с сожалением отец Иорам и громко позвал: - Женя!.. Же-е-ня!..
6
Семь дней и семь ночей пробирался Бачана по выжженной солнцем пустыне. Первые два дня он шел пешком, потом тащился на коленях, последние же два дня полз на животе. И когда, обессиленный, измученный, с потрескавшимися губами, упал, зарылся лицом в желтый раскаленный песок и почувствовал приближение смерти, он перевернулся на спину, взглянул на солнце потухшими глазами, и впервые в жизни у него вырвался упрек светилу:
- Зачем ты обрекло меня на погибель, солнце?!
И вдруг образ человека возник на диске солнца. И тень его упала на Бачану.
- Кто ты? - спросил Бачана.
Худощавый босоногий голубоглазый юноша глядел на него, и Бачана не мог понять - стояло солнце за ним или сияющий нимб озарял голову юноши.
- Я - владыка и бог твой! - ответил юноша.
- Чем ты докажешь это?
- Мое явление перед тобой не есть ли это доказательство?
- Нет! Ты есть галлюцинация жаждущего в пустыне!
Бачана долго ждал исчезновения странного образа. А юноша стоял перед ним - спокойный, улыбающийся, милосердный и удивительно родной. Тогда Бачана подполз к нему и несмело дотронулся рукой до бледно-розовой затянувшейся раны на босой его ноге.
- Отбрось сомнения, - улыбнулся юноша.
- Я сомневаюсь, ибо неверующий я. Я не верю в то, что видят глаза мои. Я чувствую, что все это совершается где-то вдали от меня. Подойди ко мне и объясни мне, был ли ты на земле. И если был, зачем ты покинул людей? - спросил Бачана.
- Люди сами отреклись от меня, но я не покидал человека... - тихо ответил юноша.
- Докажи мне это!
- Мое присутствие здесь есть доказательство тому!
Бачана еще раз провел рукой по босой ноге юноши.
- Что есть ты, господи?
- Я есть вера, надежда, сила, добро, талант любви и свобода!
- Как же Иуда предал тебя за тридцать сребреников?
- Иуда не предавал господа своего, он сам продался фарисеям за тридцать сребреников. Такова была его цена, и он был куплен за эту цену. Деньги, лежавшие сегодня под твоим ложем, не были твоей ценой, и потому ты не продался сегодня. И, не продавшись сегодня, завтра ты будешь оценен дороже.
- А если не продамся ни завтра, ни послезавтра?
- Тогда ты возвысишься, и исполнится то, ради чего я был распят на кресте...
- Знал ли ты, что Иуда предаст тебя?
- Знал сатана. Бог не совращает человека. Бог испытывает его. Иуду совратил сатана, купив его за тридцать сребреников. Я же испытал Иуду, дав ему в руки веревку.
- И ты не проклял Иуду?
- Нет!
- Почему?
- Иуда избавил от греха одиннадцать человек.
- Так почему ты не снимешь с Иуды пятно вечного позора?
- Потому что Иуда - существо от сатаны, а не от бога.
- Значит, сатана победил тебя?
- Было бы так, если б Иуда не покончил с собой.
- Идя на Голгофу, верил ли ты, что люди ведут тебя на распятие?
- Нет!
- На что же ты надеялся?
- На народ.
- Не народ ли променял тебя на вора?
- Народ.
- Значит, и здесь сатана победил тебя?
- Нет, ибо это не было совращением, а было испытанием.
- И народ не выдержал этого испытания?
- Нет.
- Почему?
- Народ ждал от меня сотворения чуда, а потому он променял меня на вора, от которого он не ждал ничего... Это было второе, преждевременное испытание мною детей Адамовых, и это была вторая ошибка моя.
- В чем же первая ошибка твоя?
- В том, что я дал человеку приют в раю. Не волею другого, а потом, кровью и верою своей должен прийти в рай человек!
- Когда же ты поверил в неизбежность распятия своего?
- Когда узрел я стоявших предо мною мать свою и ученика своего любимого. И рек я матери своей: "Женщина, вот сын твой!" И рек я ученику своему: "Человек, вот мать твоя!" И остался он с матерью моей вместо меня, а мать моя стала ему духом святым...
- Какова воля твоя?
- Встань.
Бачана встал.
- Признайся, что не терзают тебя муки жажды!
- Не терзают меня муки жажды! - повторил Бачана, и исчезла мучившая его жажда.
- Признай, что не палят тебя лучи солнца!
- Не палят меня лучи солнца! - повторил Бачана, и исчезла изнуряющая его жара.
- Признай, что веруешь в жизнь и бога своего!
- Верую в жизнь... - повторил Бачана и не произнес слов "бога своего", ибо все происходящее ему все еще казалось галлюцинацией.
И сказал тогда юноша:
- Выскажи свою мечту сокровенную!
- "Зачем я в жизнь явился человеком? Зачем дождем я не разлился весь?" - произнес Бачана стихи Важа Пшавела, и вдруг...
Бачана разлился дождем, и проросла сквозь выжженную землю пустыни трава - свежая, зеленая, молочная...
Бачана разлился дождем, и поднялись сквозь выжженную землю пустыни цветы - красивые, веселые, благоухающие...
Бачана разлился дождем, и забил сквозь выжженную землю пустыни родник - прохладный, прозрачный, живительный.
Бачана разлился дождем, и ожила выжженная земля пустыни, и превратилась пустыня в цветущий оазис.
Бачана разлился дождем, и вдруг сам обернулся мощным дубом в оазисе огромным, ветвистым, опоясавшим своими корнями весь земной шар, упершимся головой в небо... И прилетели со всех стран несметные стаи певчих птиц, расселись на ветвях того дуба, устроили гнезда, размножились, и великий гимн жизни разнесся по всему свету...