- Будь готов! - говорит Ибаррури.

- Всегда готов! - отвечает, салютуя, Бачана.

- Салют! - говорит Долорес Ибаррури, поднимая над головой кулак, потом гладит Бачану по щеке и тепло улыбается...

Поезд вихрем вырвался из Ципского тоннеля, не останавливаясь, миновал, гудя, станцию Марелиси (шарахнулись перепуганные люди, толпившиеся на перроне) и помчался дальше.

- Этак мы за час будем в Самтредиа! - проговорил хриплым голосом пассажир с обвязанной грязным бинтом шеей.

- А в Самтредиа он останавливается? - спросила встревоженная тетя Оля.

- Странный какой-то вагон прицепили к нам в Мцхете, - вступил в разговор худой пассажир, тот, что хвалил Бачану за вежливость. - На лестницах стояли военные. Я как раз спустился за водой, видел собственными глазами...

А поезд все мчался и мчался, проносясь мимо небольших станций и полустанков.

- Через полчаса Самтредиа! Остановка - три минуты! - Проводник шел по вагону, стуча ключом по койкам.

- Слишком уж быстро летит сегодня ваш поезд, - обратился к нему худой пассажир, - может, придется доплачивать?

- Доедешь - спроси об этом начальника станции! - огрызнулся проводник.

- А он встретит меня? - с напускной наивностью спросил худой.

- Если правительство не забыло предупредить его, встретит, конечно!

- Ну, на память нашего правительства я не жалуюсь... По сей день помнит, за кого я голосовал в девятьсот пятом на митинге во дворе Илорской церкви...

- Эй ты! Прикуси-ка язык да благодари бога, что я туг на ухо! прикрикнул на него проводник.

Худой прикусил язык. Поезд сбавил ход.

- Калбатоно, вы, кажется, сходите в Самтредиа? - Молодой пассажир коснулся рукой задремавшей тети Оли.

Тетя вздрогнула и открыла глаза:

- Что?

- Самтредиа, говорю, скоро. Вы сходите?

- Да.

Тетя вскочила, бросилась к Бачане.

- Бачана, проснись, дорогой! Сходим!

Бачана присел на койке.

- Быстрей, дорогой!

Тетя возилась с сумкой.

Мальчик протянул руку к изголовью и обомлел.

- Тетя Оля, где мама?

- Ты о чем, Бачана?! - У тети Оли задрожал голос.

Пассажиры изумленно поглядывали то на мальчика, то на побледневшую женщину.

- Тетя Оля, ночью мама взяла чемодан! Куда она ушла?

Оля поняла, что сейчас повторится история прошлой ночи. Она быстро спустила ребенка на пол, прижала его к груди и прикрыла ему рот рукой.

- Люди, помогите мне!

Поезд остановился.

Дежурный по станции Самтредиа трижды ударил в колокол. Когда стоявший на втором пути поезд медленно тронулся с места и скрылся, дежурный так и застыл на месте: перед ним на пустом перроне стояли два человека - женщина без пальто, с распущенными волосами и перекошенным лицом, и босоногий мальчик в длинной, до пят, белой сорочке. Держа друг друга за руки, они не двигались. Дежурный с минуту остолбенело глядел на них, потом машинально дернул за веревку колокола. В глубокой ночной тишине раздался заунывный колокольный звон.

Дзин-нау... Дзин-нау... Дзин-нау...

- Зосим, - обратился начальник станции к своему помощнику, - будь другом, уйми этого негодяя! Опять пьяным пожаловал на дежурство!

Женщина и ребенок все так же стояли на пустом перроне. А колокол все так же продолжал свою заунывную песню: дзин-нау... дзин-нау... дзин-нау...

3

Трехкоечная палата была пропитана смешанным запахом йодоформа, спирта, камфоры и сыростью свежевымытого пола. Чтобы не задохнуться, Бачана осторожным движением прикрыл нос одеялом, потом так же осторожно пощупал себе пульс. Сердце билось, как в детстве, когда, зажмурившись и прислонясь головой к стенке, Бачана начинал считать:

- Раз, два, три, четыре пять, шесть, семь, во-о-осемь, во-о-о-осемь с полови-и-иной, де-е-вять, де-е-евять с полови-и-и-ной, десять!

Бачана убрал руку с пульса и приложил ее к сердцу. Сердце молчало. Испугавшись, он тотчас же взялся за пульс. Пульс бился. Тогда он медленно высвободил нос из-под одеяла. Запахло остро.

- Окно... - тихо произнес Бачана.

- Чего? - отозвалась соседняя койка.

- Ого! Он жив? - спросила другая койка.

- Тащут сюда покойников! Что здесь - палата или морг? - сказала обиженно первая койка.

- Говорят, писатель, - ответила вторая.

- Писателю место на Мтацминде, а не здесь!

Бачана слышал диалог соседних коек, но главным для него сейчас был воздух - свежий, чистый воздух, и ничего больше.

- Окно! - повторил он.

- Что-то ему здесь не нравится - то ли воздух, то ли окно, - сказала первая койка.

- Воздух, - сказал Бачана.

- Видите ли, уважаемый, нам запрещено вставать и даже двигаться, сообщила ему вторая койка, - так что придется вам до прихода сестры довольствоваться тем же воздухом, которым дышим я и уважаемый Булика.

Бачана понял, что Булика - это имя первой койки. Теперь следовало установить личность второй.

- Сколько времени? - спросил он.

- По-моему, сейчас самое время батюшке осенить себя крестным знамением и воздать хвалу господу! - ответила первая койка.

Бачана покосился на вторую койку и увидел черную с проседью бороду. "Поп, что ли?" - подумал он и повторил вопрос.

- Сколько времени?

- Десять часов, - ответила борода.

- А век вас не интересует? - полюбопытствовал Булика.

Больные шутят или перед смертью, или после выздоровления. Бачана помнил, который теперь век, его сейчас интересовало другое - лицо этого выздоровевшего. Изголовье Булики было у ног Бачаны, и потому он мог видеть лишь блестящую его лысину.

Бачана невольно улыбнулся и, не желая обидеть соседа, спросил:

- Какой же сейчас век?

- Да-а, батюшка, видать, он едет из очень уж дальних краев, обратился Булика ко второй койке. - Я так далеко не забирался.

- Так у тебя была всего лишь ишемия задней стенки, а у него не стенка, а развалины Баграти!*

_______________

* Б а г р а т и - храм Баграта (X - XI вв.), около города

Кутаиси.

- Ну, в таком случае сейчас для вас, уважаемый, первый век нового летосчисления! - уточнил Булика.

Бачана не ответил. Он стал осматривать палату.

Дверь. Койка. Койка. Две тумбочки, на них банки с мацони*, пузырьки с лекарствами, прикрытые салфеткой фрукты. Белые стены. Большое окно. Общий стол с графином для воды и засохшими розами. Под первой койкой - белый ночной горшок, что под второй, Бачане не видно. Сам он оказался No 3. Лысину первого соседа он изучил достаточно. Профиль второго, бородатого, ему показался довольно симпатичным: высокий лоб, прямой нос, густая с проседью борода... Какое сегодня число? Какой месяц?

_______________

* М а ц о н и - род простокваши.

Вопросы один за другим возникали в голове Бачаны, и ни на один из них он не мог найти ответа. Да черт с ними, с вопросами, узнать хотя бы, какой сейчас год!

- Какой год сейчас? - выпалил он вдруг.

- Он или бредит, или дурачит нас! - сказал Булика.

- Нет, просто ему не хватает кислорода, и потому подводит память. Так было и со мной, - ответила борода, - надо постараться открыть окно.

Комната вдруг стала наполняться знакомым розовым туманом, и Бачана вновь оказался на крутой лестнице.

- Как вас звать, уважаемый? - донесся издалека голос Булики.

"Звать меня Бачана, фамилия - Рамишвили!" - хотел ответить Бачана, но промолчал, - Булика был очень, очень далеко.

- Отстань, он засыпает! - ответила борода еле слышно.

"Да нет, я не засыпаю, меня тянет вниз по лестнице! Помогите мне, верните наверх!" - хотел крикнуть Бачана и не смог. Началось розовое опьянение, язык не подчинялся ему. И, чтобы окончательно не лишиться соседства этих людей, Бачана присел на ступеньке.

- Заснул! - сказал Булика.

Бачана не спал. Он слышал все.

Из-под койки Булики выползла крыса, задрала вверх мордочку, принюхалась, пошевелила усиками.

- Пожаловала! - объявил больной No 2.