Она не ответила, но больше всего на свете ей хотелось остаться сейчас одной.

После того, как она выкупала и уложила в постель Вилли, уже ночью, Джинни размышляла о том, как бы ей изменить свою жизнь, чтобы она стала более динамичной, целенаправленной и радостной, перестала быть пассивным ожиданием старости и звания бабушки. Она пыталась найти какой-то выход, но ничего дельного на ум не приходило. Кто, кроме нее самой, мог помочь ей?

Она отгладила свое зеленое атласное платье. Благодаря со вкусом подобранной, блестящей отделке, оно выглядело совсем не таким, как прежде. Повесив его в шкаф, Джинни вернулась в спальню со старым журналом „Серебряный экран“ в руках. С глянцевых страниц журнала на нее смотрели женщины, улыбающиеся и счастливые. И она спрашивала себя, действительно ли они такие счастливые, какими кажутся.

Ее личное счастье было кратковременным. Оно было связано с Перри Делайе, самым популярным мальчиком в младших классах. Джинни была очень талантливой. Она прекрасно кроила и шила, обладала большим вкусом, мечтала стать известным модельером. Но после того, как они с Перри обручились, ей пришлось расстаться со своей мечтой.

Перри стремился закончить физкультурный колледж. Он надеялся в колледже получить спортивный разряд. Его мечтой было стать учителем физкультуры или спортивным тренером. Но разряда он так и не получил. Затем решил поступить в университет, но и из этой затеи ничего не вышло. Тогда, последовав примеру своего отца и деда, он пошел на прииск Лаки Нуджет.

Тогда Джинни была рада тому, что Перри отказался от мысли учиться дальше. Она боялась, что за четыре года, проведенные вне дома, он сможет встретить и полюбить другую. Но об этом она ему никогда не говорила. И была бесконечно счастлива, когда он сделал ей предложение, и они назначили день свадьбы как раз через неделю после того, как она окончила школу.

На свой первый заработок Перри купил участок земли недалеко от Спирфиш с тем, чтобы своими собственными руками построить на нем дом. В конце каждого восьмичасового рабочего дня и все уик-энды он усердно трудился. Джинни всегда была рядом с ним и подбадривала его так же, как на футбольном матче в высшей школе.

Дом, а скорее всего хижина, была закончена в последнюю неделю мая. За день до свадьбы они, накупив продуктов, набили ими холодильник и заполнили комнату букетами чудесных полевых цветов. Они с трепетом ждали своего медового месяца.

О лучшем медовом месяце Джинни и не мечтала. Они с Перри были похожи на двух вырвавшихся на волю птенцов. Они подолгу гуляли в лесу, плавали обнаженными в чистой, голубой и холодной реке и ежеминутно клялись друг другу в любви.

Месяц пролетел мгновенно. Перри вышел на работу, а Джинни приступила к выполнению обязанностей жены. Поначалу ей нравилась их уютная маленькая хижина. Джинни прочитывала все местные журналы и следовала их советам по ведению хозяйства, пользуясь кулинарными рецептами, которые они предлагали.

Со временем ее дом стал хорош, как на картинке. Она ждала ребенка. Перри был так счастлив, так внимателен к ней все эти месяцы. Даже тогда, когда он приходил смертельно усталый, он настаивал на том, чтобы она перед ужином немного отдохнула. Он нежно брал ее на руки и осторожно клал на их большую двуспальную кровать, нашептывая ей слова любви и восхищения.

Джинни знала, что Перри ждет мальчика, сына, мечтает, как будет учить его охотиться, ловить рыбу и играть в футбол. Ее сердце просто рванулось к нему, когда он сказал, увидев впервые дочку „Маленькие девочки лучше“.

Она назвала дочь Вилли. В честь английской писательницы, написавшей книгу „Моя Антония“. Эта книга ей очень нравилась. Читая ее, она плакала и смеялась одновременно. Вилли была прекрасным ребенком, с огромными синими глазами и спокойным характером. Она редко плакала и почти не беспокоила родителей. Даже тогда, когда у нее прорезывались зубы. Когда Джинни надевала ей розовую хлопчатобумажную распашонку, она была похожа на куклу с витрины магазина.

Именно тогда в жизни Джинни что-то произошло, что именно, она не понимала и не могла объяснить. Через год хижина стала тяготить ее, напоминая тюрьму, особенно во время длинных, скучных зимних месяцев. Исключительно в компании дочки и радиоприемника она теперь с трудом заполняла свое время, ожидая возвращения Перри. Она выискивала новые рецепты, часами готовя причудливые блюда, пытаясь привлечь внимание мужа. Но ему все стало безразлично. Когда она в выходные дни просила его пойти куда-нибудь с ней, он говорил, что либо устал, либо ему надо заняться делами по дому. Когда же она предлагала ему просто прогуляться, он смотрел на нее, как на сумасшедшую. Между тем, он находил время, чтобы поохотиться и пропустить стакан-другой с „мальчиками“ – шахтерами. Но он всякий раз перед тем, как заснуть, занимался с ней любовью, независимо от того, хотела она этого или нет, лишь сам получая удовольствие.

И он не понимал или не хотел понимать, как ей было одиноко и скучно, и невыносимо тяжело. Он не замечал или не хотел замечать, как необходимы были ей его ласки и нежные, тихие слова. Ему просто нужно было ее тело, чтобы удовлетворить свою похоть. Хуже всего было то, что она не могла понять, почему это произошло, в какой момент они перестали быть друзьями и возлюбленными и превратились в совсем чужих друг другу людей, живущих в одном доме и имеющих ребенка. Иногда она думала, что, возможно, ей еще лучше, чем другим женщинам, которых она знала. Она видела, как они жили изо дня в день, работали и отдыхали, и довольствовались тем, что у них было. Постепенно она впала в депрессию.

Она услышала, как входная дверь отворилась и с шумом захлопнулась. По тому, как тяжело ступал по дощатому полу Перри, она поняла, что он пьян. Она быстро скользнула в постель, выключила ночник и притворилась спящей. Он побродил по кухне и вошел в темную спальню. Натолкнувшись на комод и пробормотав проклятия, он начал раздеваться, раскидывая одежду по полу. Затем повалился на кровать, распространяя тошнотворный запах виски и табака, и стал приставать к ней. Она, вся дрожа от гнева, оттолкнула его холодную руку.

– Отстань, – прошептала она, когда он снова попытался обнять ее.

– Что значит „отстань“? – возмутился он. – Ты забыла об обязанностях жены?

Она вскочила и включила свет. Обычно, когда он бывал пьян, она не спорила с ним, а просто уступала ему. Но сейчас ответила:

– Это значит, что я заслужила немного внимания, Перри. И я устала говорить тебе, как я несчастна и как я нуждаюсь в твоем добром отношении.

Он остолбенел, его глаза, затуманенные алкоголем, выражали недоумение.

– Что тебе от меня надо, Джинни? Мне не до шуток. Прекрати свои жалобы, я хочу тебя.

– А я хочу уехать отсюда, – воскликнула она. – Я не желаю торчать в этой хижине всю свою жизнь. Я хочу жить в городе, может, там для меня найдется работа...

– Работа? – переспросил он. – Я приношу домой достаточно денег для того, чтобы ты не работала. Боже мой, неужели тебе понравится, если окружающие будут думать, что Перри Делайе не в состоянии позаботиться о своей семье?

– Если честно, то дело не в деньгах, – ответила она, стремясь, чтобы он понял ее. – Я хочу заниматься чем-то еще, кроме готовки, уборки, ведения домашнего хозяйства. Я хочу видеть людей. Я хочу попробовать себя в каком-нибудь деле.

Он потряс головой, изображая полное недоумение, как будто она говорила на иностранном языке.

– Ты несешь какой-то бред, ты знаешь это? Оставить этот дом... получить работу... я не слышал ничего более глупого, чем твои разговоры. – С этими словами он перекатился на свою сторону кровати и натянул на себя одеяло, показывая тем самым, что разговор окончен.

Джинни выключила свет, но не могла заснуть еще долгое время. Она чувствовала, что сейчас открывалась возможность избавиться от этой безысходности, и не собиралась сдаваться. По крайней мере, так быстро.

Холл клуба был ярко освещен, невзрачные серые стены украшены красными и белыми бумажными вымпелами и связками разноцветных воздушных шаров. Так же, как и в предыдущие три года, Джони Уайтсайд со своим ансамблем играли дикую смесь музыки кантри с современными мелодиями.